Дерево Серафимы
Шрифт:
– Ничего себе, дядь Жень, – сказал Егор, увидев на кухонном столе пустую бутылку из-под водки, – ты бухать что ли начал?
– Друг приходил. Мы с ним немного выпили, – я словно оправдывался перед Егором. – Это он выпил все. Я только немного помог. Граммов пятьдесят принял.
– Все равно. Иди-ка ты в постель, отдохни. Я тут сам приберусь.
Я не стал возражать. Действительно, что-то я устал сегодня. От того, что считай, весь день просидел на табуретке? От шумного Шурика
Ивченко? От наших с ним воспоминаний? Мне и здоровому-то подобные застолья были давно уже в тягость, не любил я подолгу сидеть за столом, а в моем теперешнем
(не важно, что всего пятьдесят грамм выпил, пью ведь!) и треплюсь почем зря. Может, я действительно выздоравливаю? Вот и Шурик не нашел меня умирающим…
Зайдя в спальню и включив свет, я чуть не ослеп от белизны крупных цветов, распустившихся на дереве Серафимы и от их дивной красоты.
Всего цветков было пять – по одному на конце каждой ветки и один, самый большой – на вершинке. Странно, но дерево Серафимы почему-то сразу перестало ассоциироваться с корягой, перестало казаться несуразным, наоборот, оно приобрело завершенность и чудесную гармонию и стало живым. Живое дерево! Черный цвет ствола только подчеркивал снежную белизну раскрывшихся бутонов. Зеленые листья на ветках были бы лишними в этой черно-белой композиции. Живое дерево
Серафимы… дерево живой Серафимы. Дерево всегда живой Серафимы.
Я подошел к горшку и внимательно рассмотрел распустившиеся цветы.
Они были прекрасны, ими хотелось любоваться, их хотелось целовать. Я подумал: что может быть красивее лепестка распустившейся розы?
Только лепесток цветка, распустившегося на дереве Серафимы. Я легонько прикоснулся губами к цветку, к тому, который рос на вершинке. Цветок показался мне упругим и, одновременно мягким.
Словно я поцеловал губы Серафимы. Один лепесточек оторвался и остался на моей губе. Я взял и съел его. Трава и трава.
– Егор! – позвал я. – Глянь, какая красота!
Егор пришел, и мы вместе с ним полюбовались цветущим деревом
Серафимы.
– Да, – грустно сказал Егор, – красиво…
– Егор…
– Что?
– Ты забудь, Егорка, что я тебе позавчера утром говорил на кухне,
– начал я.
– Ты о чем это, дядь Жень?
– О затянувшемся отпуске.
– А-а-а…
– Жизнь прекрасна и удивительна, Егор. Надо просто вовремя менять свое отношение к ней, к чему-то стремиться и что-то пробовать.
Что-то новое. И всегда чего-то хотеть.
– Хотеть жить? – уточнил Егор.
– Да. Хотеть жить.
– А ведь ты хочешь жить, дядя Женя, – заподозрил правду Егор.
Я не ответил, хотя мне хотелось сказать да. Если бы Егор спросил меня еще пару дней назад, хочу ли я жить, я бы, скорей всего ответил отрицательно. Да не скорей всего, а вполне конкретно, сказал бы – нет, не хочу. Но сегодня все изменилось.
Вместо ответа я спросил:
– Ты сегодня какой-то не такой, как всегда. Что-то случилось?
– Да…, в принципе…
Я не стал торопить его, подождал, пока он сам решится.
– В принципе, ничего страшного не произошло. С Наташкой мы расстались. Только-то и делов.
– А что так? – не без удивления спросил я. – Разлюбили друг друга?
Егор хмыкнул.
– Ставлю свой вопрос иначе, – сказал я. – Ты ее любишь?
Егор отрицательно и излишне резко мотнул головой.
– Ну, сейчас-то понятно, – сказал я. – Сейчас, когда ты расстался со своей девушкой, ты весь свет видишь в черных тонах. А раньше? Ты любил свою Наташку? Если любил,
то…– Да нет, дядь Жень, – перебил он меня. – Если честно – нет, не любил. Мерещилось что-то. Маме моей Наташка нравилась. А я… Теперь трезво об этом подумал, и понял, что любви между нами никакой не было. Просто привыкли друг к другу. Она, Наташка, такая доступная и безотказная. Было бы где. Наши отношения были чисто физиологическими. Бывало, не встречались подолгу, так мне просто трахаться с ней хотелось. И все.
– Так чего ж ты тогда такой квелый? Другую что ли не найдешь?
– Да обидно просто. Появился крутой паренек, то ли бизнесмен, то ли прибандиченный какой-то, бабла навалом. Вот и решила Наталья, что с ним ей будет удобней. И квартира у него есть, не надо угол для этого дела искать. А у меня?.. Студент Медицинской Академии! Через два года закончу ее и буду бешеную зарплату получать. Ты же знаешь, дядя Женя, какие большие у врачей оклады. Пока чего-нибудь в жизни достигнешь, ноги протянуть можно запросто. Тут уж не до того, чтобы семью содержать. Наташка это прекрасно понимала. Подвернулся удобный вариант, вот и дала мне отставку.
– Ну и не переживай, – успокаивающе сказал я. – Если к тебе настоящая любовь придет, твоей любимой будет неважно, кто ты и что ты и сколько ты получаешь и есть ли у тебя квартира. Любовь, она…, знаешь…
Я задумался. Попробуй, сформулируй, что такое любовь.
– Да ладно, дядь Жень, не бери в голову, – вместо меня стал меня же успокаивать Егор, – я и не думал расстраиваться. Я же не собирался на Наташке жениться. Я знал, что рано или поздно мы расстанемся. Она ведь актрисой знаменитой стать хотела. У нее в планах было после окончания нашего театрального в Москву ехать.
– Вот как? Приглашение было?
– Да какие приглашения? Кто ее там, выпускницу театрального училища из провинции в Москве ждет? Наверное, рассчитывала какого-нибудь Михалкова очаровать. Или Табакова…
– А очаровала здесь прибандиченного бизнесмена с квартирой? – усмехнулся я.
– Ага, – усмехнулся мне в ответ Егор.
– И это к лучшему. – Я поправился: – То, что вы расстались, может, это и к лучшему. Когда нет любви, Егор, ничего хорошего не получается. Можешь мне поверить на слово, я в этих вопросах дока. А ты не падай духом. Настоящая любовь придет к тебе обязательно, она ко всем приходит. Самое главное и самое трудное – суметь ее не потерять.
9. Сорок восемь.
Дерево Серафимы цвело и благоухало. Нет, аромат был не сильный, он ощущался только когда я входил в спальню. Полежав немного на кровати, я переставал замечать его, но я начинал чувствовать кое-что другое, какую-то энергию, идущую от дерева. Эта энергия входила в меня и растворялась там внутри, пополняя мои утраченные силы. Одно из двух – либо я это придумал, либо дерево Серафимы – действительно дерево Жизни, и оно меня лечит. Так или иначе, но самочувствие мое значительно улучшилось.
Возможно, я ошибался в источнике энергии, может, он был не в дереве, а во мне, в моем неожиданно проснувшемся желании жить?
Мне захотелось одеться и пойти погулять. Буквально два дня назад подобного желания у меня не возникало. Я встал, оделся (на всякий случай потеплей – в зимние ботинки и кожаную куртку с подкладкой) и вышел из квартиры. Лифта в моем доме не было, я самостоятельно спустился с третьего этажа, без остановок преодолев четыре с половиной лестничных марша, и присел на лавочку отдышаться.