Дерни за веревочку

Женька поднялся из-за стола, достал из шкафчика какую-то банку с красивым золотистым содержимым, потом включил тостер и положил туда несколько кусочков белого хлеба.

– Да, правильно. Жуть. Хорошо, что вы справились. А вот пресслужба князя прохалявила, об этом должна была быть большая статья, а они отделались двумя абзацами. Это айвовое варенье и гренки, а то, я смотрю, ты совсем голодный.

Дейвин немедленно налил сироп на подсушенный хлеб и украсил его сладким рыжим ломтиком.

– Почему? Вкусно, кстати.

– Потому что это ваш имидж. И наше спокойствие. Кстати, Дэн, про имидж: в полевой военной форме ты страшен, как судьба этого города. Даже без маскировочного грима. Пожалуйста, постарайся не попасть в этом в кадр.

– Размытое до неузнаваемости простят? У нас было трое суток непрерывного поиска и преследования, их было очень много, почти сотня.
– проговорив это, маг понял, что снова не чувствует рук и ног и слышит Женьку как сквозь мешок шерсти.

– Вот почему ты такой уезженный... Да, если узнать нельзя, то не страшно. Но лучше вообще не надо. Репортажники способны вытянуть резкость вручную так, как тебе в кошмаре не приснится.

– Хорошо. Я постараюсь. Женька, можно у тебя поспать? Мне даже портал не поставить, я...
– и Дейвин впервые использовал одно из любимых слов донора - Я задолбался.

За пару дней до нового года Полина позвонила Марине и спросила, как она посмотрит на идею встретить новый год вдвоем. Марина обрадовалась, она как раз решила собрать компанию, и давняя подруга с гитарой и неисчерпаемым запасом анекдотов была очень кстати. Удивило Марину только то, что кроме гитары Полина привезла большую коробку, размером почти с чемодан, оклеенную коричневым дермантином и крепко перевязанную ярким зеленым шнуром.

Вручив ее хозяйке дома, она прокомментировала:

– Первая часть подарка. Есть ещё вторая и третья, они меньше, и вообще до полуночи секрет.

Марина донесла коробку до кухни, размотала шнур, подняла крышку и ахнула. Под крышкой были стеклянные елочные игрушки. Чешские и немецкие, яркие, нежные, тонкой и сложной работы. Полная коробка. Эта коллекция собиралась много лет. Марина ахнула:

– Поля...

– Это тебе, - улыбнулась та, - насовсем.

– А ты? Как же ты сама?
– Марине стало не по себе.

– У меня концепция изменилась. Будут бумажные, деревянные и соломенные. И еще из крахмального кружева, если успею. А на стеклянные в этом году я еще у тебя посмотрю.

Дни празднования долгой ночи закончились, и князь приступил к накопившимся делам. Текучку он хотел закончить поскорей, у него еще не кончилась большая задача, начатая осенью. Он предполагал тихий день за бумагами, когда в его кабинет неожиданно вломился достопочтенный Вейлин. Он был настолько стремителен, что Иджен успел только издать протестующий возглас. Князь едва поднял от бумаг взгляд, когда "оберегающая сила и воплощение заботы" края бросил на стол кристалл.

– Полюбуйся, наместник, на то, с чем нам приходится работать.

Вейлин был шокирован и очень зол одновременно.

Димитри решил для начала сосредоточиться на иллюзии, уже соткавшейся над его столом.

Картинка показала кабинет досточтимой, занятой приемом местных. На приеме у досточтимой была женщина лет сорока или около того. Она понятно представилась, рассказала про свои два высших образования, экономическое и философское, про работу в Адмиралтействе. Но дальше ее речь перестала быть понятной князю, и он рассмотрел досточтимую, с которой говорила женщина, пришедшая на прием. Досточтимая показалась ему вполне здравой и разумной, по вышивке на рукаве ее монастырского платья-фаллина он узнал, что это неплохая акушерка и вообще целительница весьма достойного уровня.

Димитри наблюдал, как она слушает три круга какой-то невыносимой чуши, как потом зовет коллегу, чтобы понять, что женщина хочет, как второй досточтимый приходит в кабинет и начинает расспрашивать пришедшую сам.

Постепенно вдвоем им удалось выяснить, что у женщины проблемы с дочерью, лет пятнадцати или шестнадцати, Димитри не расслышал точно. И что у юной дамы, не присутствующей при разговоре, два месяца нет женских дней. Он пронаблюдал, как досточтимые хором спрашивают женщину, где ее дочь и почему она не привела ее сразу с собой.

– Она не пойдет, - ответила женщина.

Князь заметил, что его собственное выражение лица очень мало отличается от выражения лица досточтимой в картинке над его столом, и что на этой картинке второй досточтимый сидит, держась рукой за лицо, как местные при встрече с чем-то непредставимым.

Он видел, как они объясняют женщине, что кроме того, о чем она подумала, это может быть одно, другое, пятое и двадцать пятое, и из названного минимум четыре пункта при благодушном попустительстве матери могут кончиться смертью ее дочери. И как она, выслушав их, повторяет - "она не пойдет".

Потом она начала жаловаться им на дочь: что та груба, резка, не хочет разговаривать с матерью, не выполняет обязанностей по дому, что она стоит с мальчиками в подъезде до ночи. Досточтимый, потеряв терпение, заметил, что в пятнадцать лет у местных навыки еще не те, чтобы стоя... в общем, вариантов причин беспокоящих женщину обстоятельств здоровья ее дочери все равно больше одного. Женщина, как будто не слыша его, опять начала свою речь сначала.

Димитри увидел, что досточтимая исподтишка смотрит на посетительницу, как на говорящую медузу, удивленно-брезгливо. Ее собрат по обетам вздохнул еще раз и спросил женщину:

– И что же тогда вас не устраивает?

Женщина ответила:

– Я думаю, что дочь беременна.

– Тогда вам не сюда, - ответили хором досточтимые.
– тогда идите в вашу больницу, к гинекологам, вот адреса, - и протянули женщине распечатку с адресами клиник города. Димитри видел, что досточтимые все делали правильно, согласно договору с местными. Но разговор с каждой репликой заходил в тупик все дальше.

– Она не пойдет, - ответила женщина.

Досточтимая вздохнула:

– Ну, приведите к нам сюда, я с ней поговорю, вот еще есть кому с ней поговорить, мы ее уговорим пойти к врачу.

– Она не пойдет, - вновь сказала женщина.

Досточтимый в кабинете начал раскаляться. Князь увидел, что и целительница тоже с трудом сохраняла спокойствие.

– И чего же вы хотите?
– спросила она.

– Чтобы моя дочь не была беременна, - ответила женщина.

Димитри почувствовал, что у него из-под ног поехал пол. Внелетний маг, привыкший гнуть под себя законы природы, он не позволял себе такой наивной дерзости мышления и желаний, особенно там, где речь шла о чужой жизни и чужом теле. Он снова сосредоточился на иллюзии.