Держа океан

— Это умная мысль. Я мог бы придумать знаки, набрать на компьютере и распечатать правила. Мы можем выбрать шрифт, чтобы он не вредил твоим глазам. — Эммет раскачивался взад и вперед и немного напевал, прежде чем продолжить. — Я могу использовать цветную бумагу и выбирать цвет в зависимости от того, насколько это правило важное.

Смех Тэмми был сладким, как мед.

— Взгляните, как слаженно вы работаете вместе. Какая вы прекрасная пара.

Мы и правда были прекрасной парой. Вместе мы работали над правилами: Эммет заставил меня выбрать шрифт, и хоть я сказал, что это не имеет значения, он утверждал обратное.

— Ты будешь читать по этим листам все время. Выбери шрифт, который делает тебя счастливым.

На его компьютере была огромная коллекция шрифтов. Некоторые из них он создал сам, хотя в основном все шрифты были стандартные.

Я выбрал шрифт под названием Aire Roman Pro, а Эммет как-то изменил его, чтобы буквы шрифта были красивым курсивом. Он напечатал листы и разместил их во всех нужных местах, и он был прав, мне было приятно читать их. Я улыбался, когда видел подчеркнутые слова на кружках или двигал диван до линии, которую провел Эммет. Мне не нужно было ничего запоминать, и я не расстраивал Эммета.

У Эммета хорошее чувство юмора, хотя иногда он может увлечься. Он начал раскидывать листы везде, даже там, где они были не к месту. Улыбнувшись, я нашел листочек с красивыми округлыми словами «Тебе хватит» внутри моей коробки с хлопьями. Я сунул эту записку в карман и улыбался всякий раз, когда прикасался к ней. Ещё я оставил листочек, на котором красивыми буквами было написано «Эммет и Джереми — навсегда». Он прикреплял записки к моему полотенцу, оставлял их внутри моих ботинок, клал внутрь моих любимых DVD-дисков. Как правило, они были напоминанием, какой порядок ему хотелось бы поддерживать в квартире, и тем, что радовало меня. Но иногда они были и чем-то еще.

Сексом мы занимались каждый день. Чаще всего утром. Эммет рано просыпался, завтракал, смотрел на проходящий поезд, потом будил меня, отправлял умываться, и мы занимались сексом. Обычно на зеркале в ванной висели уже часто им использующиеся записки с сексуальным содержанием.

«Приходи в мою комнату и заранее сними свои трусы».

«Встреть меня в своей комнате… обнаженным. Я хочу прикоснуться к твоему телу».

Спустя три дня он добавил новый пункт к своему набору фраз.

«Сделай мне минет».

Эммет был не уверен, стоит ли нам заниматься оральным сексом.

— Пенисы слишком потеют, — говорил он.

Я же не мог понять его возражений. Мне нравился запах его члена. Особенно в те моменты, когда он был возбужден. Я хотел узнать, каков он на вкус.

И в один прекрасный день я набрался достаточно храбрости, чтобы сказать ему, что хочу это попробовать. Эммет, раздвинув ноги, сидит на своей кровати, и, опустившись на колени, я беру в рот его член. Дернувшись, Эммет вскрикивает, но не отталкивает меня, а руками зарывается в мои волосы. Я сосу сильнее, и, когда его член выскальзывает из моего рта, по моей коже бегут мурашки, а когда он проталкивается обратно, я чувствую, будто внутри меня развязывается клубок. Я забываю, что стесняюсь и нервничаю, и сосредотачиваюсь на его члене, на ощущении того, как он скользит по моему языку. Когда Эммет дергается и кончает, я удивляюсь. Вкус его спермы немного забавный, но осознание того, что он только что кончил мне в рот, делает меня сумасшедшим, и, сглатывая, я издаю стон.

После этого я вновь застеснялся. Моя голова лежала на его ноге, мой собственный член был безумно твердым, а из моего рта капала его сперма. Еще какое-то время пальцы Эммета покоились в моих волосах, а потом, раздвинув мои ноги, он опрокинул меня на спину и поцеловал мою грудь. Эммет знает, что, когда он играет с моими сосками, со мной творятся безумные вещи. Я хотел возразить и напомнить ему, что после секса ему нужно побыть одному, но смог лишь вскрикнуть, когда он втянул в рот мой правый сосок. Эммет говорит, что ему нравятся мои стоны и вскрикивания, а я просто не могу сдерживаться. Обычно, когда мы занимаемся сексом, он начинает играть с моими сосками, и это сводит меня с ума. По его словам, больше всего он любит, когда я отпускаю себя. Когда я позволю ему делать с моим телом все, что он хочет. И я это делаю. Мне нравится просто отдаваться ощущениям.

В этот день он делал то же, что и обычно, пока я не почувствовал, что могу лишь дышать и наслаждаться. Одной рукой Эммет дразнил мой член, а второй рукой играл с моим соском. Я схватился за кровать, стараясь лежать тихо, потому что знал, он собирается довести меня до еще большего безумия, чем обычно, и не мог ждать. У меня перехватило дыхание, и я почти сел, когда его губы сомкнулись на головке моего члена. Эммет толкнул меня обратно на кровать и поглотил мой член еще глубже.

Я не знаю, так ли невероятны были наши минеты по сравнению с минетами других представителей гей-сообщества, но не думаю, что хоть одному из нас это не нравилось. Это было так приятно, жарко и влажно. Мне все время хотелось протолкнуть член еще глубже в его рот, но Эммет держал меня за бедра, и я не мог этого сделать, но, честно говоря, мне и так было хорошо. Он не проглотил мою сперму, как я, но то, что он вообще это делал, было больше, чем я мог от него ожидать. Когда он почувствовал, что я близок к оргазму, то взял мой член рукой и дал мне кончить.

В итоге я задремал, но тем вечером после ужина, сидя на диване обнявшись, я набрался храбрости и спросил его о том, что между нами произошло.

— Я был удивлен тем, что ты сделал это. Я имею в виду минет.

Моя голова лежала на его плече, так что я не мог видеть его лица, но почувствовал, что он улыбнулся.

— Это было классно. Я хотел, чтобы ты почувствовал то же, что и я. И он не был таким потным, как я думал. Мне нравится вкус твоей кожи после душа, и мне понравилось ощущать твой член в моем рту.

Это правда было здорово, и я не мог перестать думать об этом. Я стал аккуратно поглаживать ногу Эммета — аккуратно, но с правильным давлением.

— Я готов делать это с тобой в любое время. Я имею в виду сосать. Или… еще что-нибудь.

Эммет повернул мое лицо к себе и поцеловал, положив мою руку себе на пах, и я снова взял в рот его член. Мы начали в гостиной, но Эммет стал капризничать по поводу секса вне спальни, и мы переместились в мою комнату. Я снова довел его до оргазма, а он снова стал дразнить мои соски и целовать меня, но мы лишь играли в секс. Ведь никто никуда не проникал, и иногда это разочаровывало меня. Одновременно с этим я чувствовал облегчение от того, что мы движемся потихоньку. Я хотел познать все с Эмметом, но хотел сделать это правильно.

Не думаю, что большинство людей считали, что мы занимаемся сексом, а если и считали, то представляли это милым, или чем-то близким к этому слову. Люди видели нас, идущих по улице к магазину или блуждающих по рядам супермаркета, и вели себя так, будто мы сбежали с острова очарования или были милыми щенками в человеческой шкуре. Как будто на самом деле мы не были парой, а только притворялись.

Неудивительно, что я чувствую отчуждение. Они говорят мне, что я отличаюсь от других. Неважно, насколько я нормален, они всегда готовы сказать мне, что я другой.

Может, я и другой, но на моем зеркале в ванной висит листочек с приглашением на отличный утренний секс. Бьюсь об заклад, что у людей, считающих, что мы с Эмметом выдрессированные собачки, нет ничего подобного.

Глава 17

Эммет

Хорошо, что в «Рузвельт» мы с Джереми переехали одними из первых, и у нас с ним было время, чтобы освоиться. Мне нужно было привыкнуть к новому образу жизни, а как только мы развесили листы с правилами, у нас с Джереми все наладилось. Для меня все стало еще лучше, когда начался новый учебный год, потому что мне нравилось жить по расписанию. Теперь, когда я жил в «Рузвельте», я быстрее добирался до автобусной остановки, что, несомненно, являлось плюсом, да и в нашей с Джереми квартире царил полный порядок. Развешенные листы помогли нам с организацией этого порядка, а субботние встречи с Салли помогали нам узнать, нет ли у нас каких-то проблем, над которыми нам нужно поработать. Еще мы составили график, по каким дням будем ходить по магазинам или стирать. Джереми ходил со мной в «Уистфилд», но все еще не мог пройти этот путь до конца. Иногда он мог сходить в центральную аптеку, но, когда там говорили что-то по громкоговорителю, это его сокрушало.