Держа океан

Я никогда не был раньше ничьим братом. Сложив руки на животе, я нерешительно подошел к его креслу. Что я должен сказать? Я чувствовал, как во мне начинает подниматься паника, но я стиснул зубы и не позволил ей овладеть мной.

Нет! Все, что мне нужно делать, это быть его живой кнопкой вызова.

Если он захочет поговорить со мной — он заговорит, а если нет — я не против насладиться тишиной. Он тоже наслаждался ею, наклонив голову к подлокотнику кресла так, что его подбородок был поднят к небу.

— Идеальный осенний день!

Но он был не таким уж идеальным, чтобы это озвучивать, поэтому я молча продолжал наблюдать за Дэвидом. Он был красив. Темно-каштановые волосы были коротко подстрижены, у него была небольшая бородка, но я мог разглядеть щетину в тех местах, где он побрился не так хорошо. Хотя было ясно, что брился он не сам, ведь для этого его руки должны были бы хорошо функционировать. Дэвид был одет в ярко-зеленую футболку с желтыми и белыми геометрическими фигурами спереди и в джинсы. Я уставился на его неподвижное тело и ноги, задумавшись о том, как мало он двигался. Его ноги казались тоньше, чем необходимо, из-за того, что они начали атрофироваться. Я двигался немного, но достаточно, чтобы нарастить основные мышцы, а единственным способом заставить работать его мышцы было переносить его.

Когда я перевел взгляд на его лицо, то обнаружил, что он смотрит на меня. Я уже собрался извиняться за то, что пялился на него, но он заговорил прежде, чем я успел что-то сказать.

— Ты и правда встречаешься с парнем, кайфующим от поездов?

Я не ожидал такого вопроса и неловко огляделся.

— Да, я встречаюсь с Эмметом.

Мое лицо покраснело, я стал готовиться к тому, что он начнет меня высмеивать, и на меня накатила паника, когда я понял, что не смогу уйти, даже если он будет меня оскорблять.

— Тебе он нравится? Вы просто живете вместе? Или вы пара?

Его вопрос звучал серьезно, а не так, будто он издевается надо мной, но я все еще чувствовал себя неловко.

— Пара.

— Как это произошло? — Он повернул свое кресло, чтобы быть ко мне лицом. — Я имею в виду, они же все обидчивы и нелюдимы.

Онижеаутисты.

Я начал понимать, почему Эммет так ненавидит Дэвида. Не зная, что ему ответить, я отвернулся, надеясь, что он отстанет, но не тут-то было, хотя он немного успокоился.

— Прости. Это было грубо. — Он уставился на детскую площадку. — Я спрашиваю тебя, потому что это то, чего я хочу больше всего. Возможности встречаться с кем-то. Я думаю, что ушел со сцены, потому что теперь прикован к этому стулу, да и живу в этом Особом доме для не таких как все. Но ты встречаешься с кем-то. Не притворяешься. Это то, о чем я спрашиваю. Как это произошло? На что это похоже? Если ты, конечно, не против поговорить об этом.

Я прислонился к дереву, сгорбившись и засунув руки в карманы шорт.

— Мы встретились на пикнике в этом году. Он представился мне. Потом мы стали тусоваться вместе, и… — Я замолчал, вспомнив, какой поворот приняло для меня это лето.

— За что тебя упекли сюда? — В голосе Дэвида не было сарказма. — Ты кажешься нормальным.

— Я далек от нормального настолько, насколько это возможно. — Я не мог заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому перевел взгляд на подлокотник его кресла. — У меня серьезное депрессивное расстройство. — Я вспомнил то, что сказал мне доктор Норт, и добавил сквозь сжатые губы. — И хроническая тревожность.

— Это так плохо?

Я поморщился.

— Еще пару недель назад я валялся в больнице, потому что пытался покончить с собой.

— Ой. Что ж. Да, это плохо. — Он непривычно замолчал, и когда я осмелился взглянуть ему в лицо, то увидел, что вся его бравада пала. Он не мог встретиться со мной глазами. — Вот что значит делать это в одиночку. Тебе не нужно было делать это одному.

Его признание на несколько мгновений повисло в воздухе, а потом я вспомнил, что слышал Эммет в день переезда Дэвида.

— Так ты все еще хочешь убить себя? — Потом до меня дошло, как это прозвучало, и я добавил: — Я ничего не предлагаю. Мне просто интересно.

Его плечи неуклюже дернулись, наверное, так он пожимал ими.

— Иногда. Но не задумываюсь об этом так серьезно, как раньше. Я был прикован к постели, когда пытался придумать способ это сделать, а из-за того, что не смог, я стал еще больше хотеть себя убить. — Он мотнул головой в сторону дома. — Вот когда папа начал создавать «Рузвельт». Я сказал, что не хочу, чтобы он это делал, но мой врач заметил, что я так злился на отца, на то, что он вкладывает в эту затею все наши деньги, что перестал думать о самоубийстве. Так что, думаю, по какой-то причине это хорошо.

— Я рад, что твой папа построил «Рузвельт». Иначе мне пришлось бы жить в приюте.

— Но почему? Люди, страдающие депрессией, не должны жить в медицинских условиях, разве нет? — Он дождался, когда я, вновь смутившись, посмотрел на него, и продолжил. — Прости. Я не пытаюсь быть придурком.

— Мне стыдно, что я такой двинутый.

Дэвид фыркнул.

— Каждый день после обеда кто-то должен залезть пальцем в мою жопу, чтобы вытащить оттуда мое дерьмо. Я уверен, что любое твое признание не будет хуже этого.

К своему стыду, я уставился на него, открыв рот. Я думал, что он шутит, но он был серьезен. Святое дерьмо!

Простите за каламбур.

Он поднял бровь.

— Ну так? Ты рассказывал мне, почему вынужден жить здесь или в приюте, но не дома.

— Я часто нервничаю и паникую, и меня легко выбить из равновесия. Мне сложно поддерживать порядок в доме, а иногда даже мысль о том, чтобы приготовить ужин, утомляет меня. Эммет делает это сам. То есть я готовлю вместе с ним, но он решает, что мы будем есть. Он спрашивает меня, чего бы мне хотелось съесть, но в основном я согласен с его выбором. — Я стал топтаться на месте. — Я не могу жить дома. Мои родители думают, что я должен это преодолеть, но я не могу. Из-за них я чувствую себя еще хуже. Мне нравится здесь жить, но я не могу найти работу. Я подготовил все документы для соцзащиты, но все равно должен работать. Не только из-за денег, но еще и потому, что нехорошо просиживать целыми днями перед телевизором, ожидая, пока Эммет вернется домой с учебы. Я даже не могу взять книгу в библиотеке.

— Почему? Что происходит?

Я пожал плечами. Шок от слов про его какашки прошел, и я снова стал смущаться.

— Общественные места наводят на меня панику. Не все, конечно, и не все время, но такая опасность присутствует всегда. Это получается не специально, но с каждым разом все хуже. Доктор Норт говорит, что это нормально, так я ищу безопасность, но я чувствую себя таким неудачником. Все вокруг где-то работают.

— Ну привет. Чтобы сидеть под гребаным деревом, мне нужна нянька. Ты думаешь, я работаю?