Державин

Однако Державин увидел, что восстание народа вызвано невозможными условиями его существования, злоупотреблением помещичьей властью, разбоем местной администрации. Не думая посягать на основы самодержавного правления, Державин достаточно резко выступил против несоблюдения законов и мучительства народа, что явилось, по его мнению, причиной крестьянской войны.

Он имел полную возможность и сделать и проверить эти свои наблюдения, ибо служба его протекала в особых условиях. Бибиков командировал Державина в дворцовое село Малыковку (ныне город Вольск) на Волге, в ста пятидесяти верстах выше Саратова, чтобы направлять прибывающие войска и вести закупку провианта. Но Державин получил и устное наставление. В случае неуспеха под Оренбургом Пугачев мог броситься в заволжские степи, на реку Иргиз, впадающую в Волгу напротив Малыковки, и здесь его должен был встретить Державин со своим небольшим отрядом.

Выполняя поручения Бибикова, Державин постоянно находился среди народа и отчетливо видел, насколько велико сочувствие к Пугачеву. В иных местах даже духовенство в полном составе с колокольным звоном и молебнами встречало самозванного императора Петра Федоровича. Войска Екатерины II могли разбить армию Пугачева, но что могли они сделать с тянувшимся к нему народом? Нельзя же было в каждом русском крестьянине, в каждом башкире, калмыке, киргизе, татарине видеть государственного преступника и уничтожать его! Начальники смотрели именно так, но Державин с этим согласиться не мог. Он понимал, что народный протест вызван повсеместным разорением и крестьян и рабочего люда, но думал, что в доброй воле правительства эту беду исправить. В одном из писем казанскому губернатору Державин, например, не обинуясь, писал: «Надобно остановить грабительство, или, чтоб сказать яснее, беспрестанное взяточничество, которое почти совершенно истощает людей… Сколько я мог приметить, это лихоимство производит в жителях наиболее ропота, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их».

В оде на день рождения Екатерины 1774 года Державин говорит об этом в стихах:

На то ль, на то ль сей только свет, Чтоб жили в нем рабы, тираны, Друг друга варварством попраны, С собою свой носили вред?

Рабы и тираны — таково строение русского государства. Это видел Державин, он знал, что в России «каждый либо тиран, либо жертва», как определил Фонвизин, но был совершенно далек от тех решительных выводов, которые сделал Радищев.

Нужно только установить справедливый порядок, считает Державин, и в стране наступят «златые дни».

Он предлагает императрице:

Так ты всем матерь равна буди. Враги, монархиня, те ж люди: Ударь еще и разжени, Но с тем, чтоб милость к ним пролити…

Разумное, без грабительства и угнетения, управление страной, по мнению Державина, могло предотвратить народные бедствия, утвердить мир и покой;

Тогда ни вран на трупе жить, Ни волки течь к телам стадами Не будут, насыщаясь нами, За снедь царей благодарить: Не будут жатвы поплененны, Не будут села попаленны, Не прольет Пугачев кровей.

Государыня не стала «матерью», вельможи и чиновники грабят народ, вынужденный обороняться от их мучительства. Рабы не могут жить в дружбе с тиранами. Далеко не все современные Державину русские писатели понимали и это.

Война против Пугачева шла с переменным успехом. Казалось, разбитый наголову в одном сражении, Пугачев исчезал — и через короткое время снова появлялся во главе большой армии. Летом 1774 года он штурмовал Казань, в августе взял Саратов. Взамен умершего Бибикова и заместившего его Щербатова Екатерина поручила борьбу с Пугачевым графу П. И. Панину, опытному и жестокому военачальнику. Он расставил войска вокруг Москвы и, лишь приняв эту меру предосторожности, отправился на Волгу.

Против повстанцев были собраны крупные военные силы. Пушкин в «Истории Пугачева» пишет: «Еще при жизни Бибикова государственная коллегия, видя важность возмущения, вызывала Суворова, который в то время находился под стенами Силистрии; но граф Румянцев не пустил его, дабы не подать Европе слишком великого понятия о внутренних беспокойствах государства. Такова была слава Суворова!» По окончании русско-турецкой войны Суворова вызвали в Россию.

3 сентября 1774 года он прибыл в Царицын — ныне город Сталинград, — принял командование, поставил задачи отдельным отрядам и немедленно выступил с одним из них в заволжскую степь, на Узени.

Суворов со свойственной ему быстротой вошел в военную обстановку, сложившуюся в Заволжье, и отметил энергичные действия Державина. В письме к нему 10 сентября Суворов, сообщая о своих планах, писал, что ожидает от Державина «о пребывании, подвигах и успехах ваших частых уведомлений».

Однако новых «подвигов и успехов» не понадобилось. Гибель Пугачева пришла с другой стороны. Богатые илецкие казаки, окружавшие его, увидев безнадежность крестьянской войны против правительства, владевшего регулярной армией, решили спасать свои шкуры. Во главе с предателем Твороговым они задумали арестовать Пугачева и выдать его властям, заслужив тем себе прощение. Искусно изолировав Пугачева от преданных ему людей, казацкие старшины схватили его и, связанного, повезли в Яицкий городок. Крестьянский царь окончил свое недолгое царствование.

Державин, находившийся в заволжских степях на реке Иргизе, сразу же узнал о судьбе Пугачева и сообщил об этом своему начальнику П. С. Потемкину. Нового же главнокомандующего П. И. Панина он вовсе не известил, полагая, что это должен сделать Потемкин. А тот поторопился послать донесение об аресте Пугачева прямо в Петербург, так что главнокомандующий счел себя обойденным в столь важном случае и был сильно рассержен на Державина. Он знал, что Державин отлучился из Саратова накануне занятия города повстанцами, вспомнил жалобы чиновников, с которыми приходилось сталкиваться энергичному и резкому Державину, и публично объявил за своим обеденным столом, что намерен повесить его вместе с Пугачевым.

У Державина потребовали объяснений по поводу различных эпизодов его службы в Заволжье. Он послал подробный отчет. Панин ответил Державину грозным письмом, утверждая, что он не выполнил своих поручений и едва ли не сделал это умышленно.

«Все те места были Пугачевым похищены и разорены, — выговаривал Панин Державину, — для соблюдения которых преступали вы пределы чина и власти, вам порученной, вступаясь в чужие и вам не принадлежащие должности, наставляя и предосуждая людей, имеющих чины выше вашего и практику, в настоящих делах перед вами превосходную, из чего обыкновенно более повреждения в настоящих делах, нежели поправления оным». Панин рекомендовал Державину «умерить пылкости в рассуждениях» и не соваться туда, где его не спрашивают. Впрочем, последняя фраза письма звучала ободрительно. «Все сие, — заключал Панин, — из меня извлекло усердие к людям, имеющим природные дарования, какими творец вселенной вас наградил».

Панин явно не доверял Державину. Обвинения выдвигались очень серьезные.

Прочитав «ордер» главнокомандующего, Державин сейчас же поехал в Симбирск объясняться с Паниным. Сделать это ему было тем легче, что он имел приказание Потемкина явиться в Казань для сдачи отчета.

Подъезжая ранним утром к Симбирску, Державин встретил великое множество всадников с собаками — Панин ехал на охоту. Не желая попадаться на глаза главнокомандующего и его свиты в тулупе, надетом сверху мундира — октябрь стоял холодный — Державин поторопился отъехать в сторону и пропустил графскую охоту.

В Симбирске он узнал, что Панин не раз и не два грозился его повесить заодно с Пугачевым и якобы только дожидается на этот счет повеления государыни. Однако услышанное не изменило намерений Державина, и, дождавшись возвращения главнокомандующего с охоты, он смело отправился к нему.

Державин был допущен к Панину. Выслушав его краткий доклад, Панин спросил:

— Видел ли Пугачева?

— Видел на коне под Петровском, — ответил Державин.

Панин велел привести закованного в кандалы Пугачева. Хотел ли он упрекнуть Державина в нерадении к службе, показав ему пленника, или просто хвастался редкой добычей? Державин так и не узнал об этом. Панин, посмотрев на Пугачева, приказал его увести и отправился ужинать.