Держи хвост морковкой!

Самолет равнодушно уносил пассажиров в другую жизнь. Из Братска к Петербургу он добирается методом кузнечика. Прыжками. Взлет-посадка, взлет-посадка. Через цепочку городов. В каждом надо вылезать и торчать в аэропорту. Причем везде свое время. Своя планировка объектов сервиса. И везде все закрыто.

Мы уже находились в стадии последнего прыжка. Я был зажат между О.А. и женщиной с ребенком. О.А. невнимательно смотрел в окно. Ребенок через каждые две минуты просил пить. Остальное время он хотел писать.

Я, закрыв глаза, опять предавался любимому самолетному занятию. Итожил то, что прожил. Рылся в днях. В целом, итоги радовали.

Я все-таки славно потрудился. Я вообще люблю работать. Меня увлекает процесс, когда из ничего получается нечто. Хотя, когда я говорю об этом, все страшно удивляются. Меня почему-то считают неисправимым лентяем. Особенно, жена. Ей кажется, что чиркать карандашом по бумаге или стоять на сцене к работе отношения не имеет. Работа – это ходить в магазин, крутиться по хозяйству и ездить в деревню помогать теще. Что я тоже делаю, но со скрипом.

Я получил какие-то деньги. А их, между прочим, всегда не хватает. Это отличительная черта всей пишущей братии. Люда Андреева, корреспондент заводской многотиражки, с горьким смехом рассказывала, что получает меньше работницы, убирающей ее кабинет.

Приходится выкручиваться. Искать побочные источники дохода.

Зимой я устроился в престижную гимназию при Русском музее. Вел там небольшое литературно-песенное объединение. Получал не бог весть сколько, но и работой себя, прямо скажем, не изнурял. Занятия проходили раз в неделю по два-три часа. Меня взяли как постоянного сотрудника, с записью в трудовой книжке. Мне так удобнее. Производственный стаж меня не волнует, поскольку я член творческого союза. А собирать справки и оформлять совместительство мне не хватает терпения.

Служба на ниве просвещения закончилась для меня трагикомично. Во время летних каникул я, по наивности, в гимназии не появлялся. Хотя отпуск мне, как недавно работающему, еще не дали. Я думал, раз нет занятий – нечего и ходить. Бессмысленное присутствие, в моем представлении, граничит с идиотизмом. Тем более, у них были мои координаты, в случае необходимости могли бы связаться. Я пришел только в начале сентября. Узнал, что меня, как прогульщика, хотят уволить по статье. Я не очень переживал, но все же было неприятно. Курировавшая внеклассную работу завуч подсказала выход. Нужно написать заявление. Задним числом взять отпуск за свой счет с последующим увольнением. Тогда статьи можно избежать. Если, конечно, директор подпишет.

Я начал составлять заявление.

– Укажите причину отпуска, – сказала завуч.

– Я тут написал «в связи с литературной работой», – объяснил я.

– Это не пойдет. Что значит «литературная работа»? Это не уважительная причина.

– А какая причина уважительная?

– Ну, если бы вам, например, надо было лечь в больницу…

Переписывать было лень. В окончательном виде заявление выглядело так: «Прошу предоставить мне отпуск за свой счет в связи с литературной работой и необходимостью лечения». Директор подписал его без звука.

В этой поездке я пережил еще одну любовь, в которой был счастлив. Пусть даже несколько дней. Они были наполнены теплотой и нежностью. И вспоминать их я буду светло.

Наш с Людой роман заканчивался сумбурно. С утра мы принимали визитеров. Я так и не пришел в себя после бессонной, выматывающей ночи на таежных просторах. Спать уже не хотелось. Было жалко времени. Мы лежали, обнявшись, и тихо переговаривались.

– Я даже плакала. Тебя нет и нет. Я боялась. Вдруг что-то случилось?

– Ничего со мной не случится. Я, наоборот, за тебя беспокоился. Все время думал, как ты там.

– Ты правда думал обо мне?

– Я написал тебе первое письмо. Прямо в автобусе, пока мы стояли. Только оно не очень длинное. Я почти вслепую писал, без света. Я тебе его потом отдам. Перед отъездом, чтоб тебе было легче. Чтоб с тобой осталась частичка моей души.

– Оно хорошее?

– Да. Я написал, что люблю тебя. И буду ждать, когда ты приедешь. И что не надо ни о чем жалеть. Сейчас мы нужны друг другу, и дай бог, чтоб это было всегда.

– Ты так хорошо говоришь…

Я не успел самокритично возразить. Кто-то вдруг настойчиво забарабанил в дверь.

Людмила вздрогнула.

– Кто это?

– Не знаю. Закройся пока одеялом. На всякий случай.

Я встал, частично оделся и пошел открывать. На пороге стояла горничная.

– Вы выезжаете сегодня?

– Да-да. Я потом сдам номер. Часов в двенадцать. Ничего вашего не унесу с собой.

– Давайте я у вас уберу.

– Спасибо. Вы знаете, я страшно устал. Мы приехали утром. Я хочу поспать. Потом уже сдам номер, и вы его уберете.

– Я быстро.

– Не надо, прошу вас.

Горничная не понимала моих капризов. Она твердо знала, что гостиницы существуют для удобства их персонала. Даже в Сибири. И, соответственно, для бдительной охраны чужого морального облика. Она все же сделала попытку войти, но я резко пресек эти намерения.

– Ну, как знаете, – обиделась она. Повернулась и застучала каблуками.

– До свидания, – вежливо сказал я вслед.

Свидание состоялось раньше, чем хотелось бы. Не успел я вернуться в расслабленное состояние, как стук повторился. Горничная пригласила на помощь дежурную по этажу.

– Почему вы не хотите, чтоб убирали? – упрекнула меня дежурная. – Свои порядки устанавливаете?

– Понимаете, – разъяснил я, – я плачу деньги. Никому не мешаю. И хочу жить, как я хочу.

– За вас платят, – на всякий случай уточнила горничная. Все-то они знали.

– Это уже мои проблемы. Платят, и немало. Чтобы я мог нормально жить. И отдыхать в том числе. Сдам номер – и уберете.

– Что же ей, – дежурная с недоумением кивнула на горничную, – второй раз потом приходить.

Я подумал, что чувствует сейчас Люда, и разозлился.

– Да. Придет второй раз. До свидания.

И резко захлопнул дверь.

Очередной стук вспугнул нас после небольшой передышки. В нем уже явно слышались особая настойчивость и начальственная бесцеремонность.

Я, не стесняясь, вполголоса выругался:

– Что за еб твою мать? Директора они привели, что ли?

Оказалось, пришел Саша.

– Давайте рассчитаемся, гражданин, – сказал Саша из-за двери. – Я вам денежки принес.