Держи меня за руку / DMZR
Шрифт:
Туалет здесь отдельная тема, как у космонавтов, вакуумный, всё, что я наделаю, за пару секунд высасывается в никуда, как мне кажется. Иногда я думаю, что через эту небольшую дырку можно сбежать отсюда на свободу, пускай и придётся лазить по канализации – это лучше, чем стерильная капсула.
Я ничего не делаю, в основном сплю, пока без сновидений, что странно, но замечаю, что сплю каждый день всё больше, просыпаюсь дико голодная, в боксе меня всегда ждёт еда, разноцветная каша, которую и жевать не надо, перемолото в такую пыль, что кажется всасывание начинается прямо во рту. Жаль, что здесь нет душа, но это и хорошо, я бы точно грохнулась, разбила голову, сил дойти до туалета не так много. Когда я слишком долго засиживаюсь в туалете, меня спрашивают, никак не могу понять,
Мне сделали операцию по пересадке костного мозга. Сначала облучили так, что я потеряла сознание, Дима объяснил, что это так убили во мне всё: и хорошее, и плохое. Ничего не помню, это был даже не сон, а полное забытьё. Помню, как меня увозили на облучение и следующий вздох, открываю глаза, и я в этой капсуле. В зале таких капсул десять, но нас всего двое – я и Дима. Здесь нет интернета, нет связи, Дима шутит, что мы под землёй, в огромном и многоэтажном бункере, возможно, он и прав. А мне кажется, что мы в космосе, летим в невиданные дали, а как долетим, так нас и выпустят на свободу. Представляю себе это и засыпаю, и так легко, чёрный космос вокруг, вдали блестят бесконечно далёкие звёзды, нет ни жизни, ни смерти здесь, потому что нет времени.
Очень переживаю за папу, мне ничего не говорят о нём, точнее врут, я чувствую это в их голосах, когда они заверяют меня, что всё у него хорошо, и он поправляется. А почему он должен поправляться? Разве он болен? Мне не отвечают, а связи нет, хорошо ещё, что разрешили взять планшет, сутки вымачивали его в каком-то растворе, потом сушили. Стараюсь не думать о плохом, перечитываю скаченные статьи про взятие у донора костного мозга, примеряю на себя, не на папу, все эти иглы, аппараты, кибернетические руки роботов хирургов, и мне совсем не страшно, за себя, я же в космосе, ни жива, ни мертва.
Просыпаюсь. Глаза открываются не сразу, система видит, что я пробуждаюсь, и включает свет, не сразу, постепенно усиливая яркость. Каждой капсулой управляет свой робот, моего зовут DI52530RK, я называю его Дирком, он не против. Неплохой, весёлый, для робота, киберорганизм, программа, с ним проще, чем с врачами или другими людьми, он честен. Дирк и познакомил меня с Димой, когда мне вернули планшет, сконнектил нас с его капсулой, там робота зовут Ненси, его так Дима назвал. Мы можем выбрать голос, характер, пол робота, мне предлагали много на выбор, но я выбрала самого первого, у него голос не похож на человеческий, смешной такой, как из старых фильмов про космические путешествия.
Дирк прибавляет свет, и я открываю глаза. Поднимаю перед собой руки, они тонкие, прозрачные, не вижу своих вен, мышц, только кости и кожа, сквозь которую просачивается жёлтый тёплый свет. В аквариуме, конечно же, это не аквариум, там нет воды, но очень похож, копошатся два мышонка. Мы похожи, голые перед враждебным окружающим миром, мышата рождаются стерильными, и умрут первыми, если кто-то или что-то занесёт сюда инфекцию. Это жестоко, мне не хочется, чтобы они умерли.
Встаю, меня шатает после сна, так будет ещё долго, это определили врачи. А мне кажется, что навсегда. Я редко вспоминаю себя прошлую, как я бегала на лыжах, что-то выигрывала, совсем немного, какая-то другая, чужая и нелепая жизнь. Подхожу к аквариуму, мышата просятся на руки, беру их, глажу, играю, разрешаю полазить по своей кровати. Чищу их аквариум, хорошо, что они гадят в одном месте, иду в туалет, делаю свои дела, умываюсь, вытираюсь салфетками. Я особо не пачкаюсь, нет бактерий, никаких других микробов, меня
прилично обработали, убили всю живую флору на мне, я сама стерильна, как этот унитаз.Планшет дрожит от входящих сообщений, Дирк доложил Диме, что я проснулась. У нас не совпадают графики, Дима пытается подогнать себя под меня. Ему скоро спать, поэтому беру планшет и сажусь на кровать, мышата рядом, с интересом смотрят в экран.
Дима старше меня, ему семнадцать лет, осенью будет восемнадцать. Он сразу потребовал меня прислать фотографию, я отказалась, зачем снимать себя, чего он не видел в моём полутрупе? Он понял, что я не сделаю этого, и прислал свою в капсуле. Тощий, высокий парень, такой же лысый, как и я, в такой же точно пижаме, одни глаза на лице, кожа сильно обтянула череп, брови выпали, ресниц нет, но глаза живые, весёлые, смеющиеся.
Дима: «Это я, ты, уверен, точно такая же. Не надо себя бояться. Вот, это я был таким и буду».
Он прислал свою фотографию до больницы. Трудно узнать в этом скелете высокого полноватого очкарика с копной тёмных, слегка отдающих рыжиной волос. Он улыбался, и по улыбке я узнала его. Как подло меняет болезнь человека, не оставляя ничего от него, только глаза и тень улыбки, не всю, лишь малую тень.
Дима: «Вот таким я буду, когда выберусь отсюда! Пришли себя, какой ты будешь, когда выздоровеешь? А ты точно выздоровеешь, я точно знаю!».
Я: «Откуда у тебя такая уверенность?».
Дима: «У меня есть информатор. Я попросил Ненси, чтобы она подкатила к Дирку, они сходили на свидание, поёрзали в таблице маршрутизации, и он проболтался».
Я не всё поняла, что он имел в виду, что за таблица, какая ещё маршрутизация, но смеялась долго, а ещё дольше выбирала фотографию, какой бы я хотела стать, когда выйду отсюда. На планшете были почти все мои фотографии, и ни одна не нравилась мне, какие-то они были не такие, глупые, натянутые. Самые хорошие были детские, но не стану же я опять маленькой девочкой. Я решилась и отправила одну из последних фотографий. Меня сняла Машка на тренировке, я как раз прибежала с пятнашки. Мне было жарко, я сняла шапку, глаза блестели от азарта, я обогнала мальчишек, щёки розовые, уши красные, коса выбилась и болтается на груди, чёлка растрёпанная – чучело, так бы сказала моя бабушка. Пускай и чучело, но на этой фотографии я улыбалась, искренне, радуясь этому солнечному морозному дню, своей маленькой, но победе, натянутым, забитым мышцам, ноги болели, но это было приятно. Впервые я увидела, что была очень красивой, нет, я буду такой, я точно отсюда выйду живой.
Отправила и затаила дыхание, что он скажет, а сама щёлкала со своей фотографии на его, туда-сюда. Мне нравились такие парни, с умными глазами, пускай и полноватые, мне это не мешало. Я не думала о сексе, нет, неправда, думала, но отложила этот вопрос до окончания школы, не раньше. Мне хотелось общаться, может, немного пообниматься, целоваться, но больше всего общаться, гулять, разговаривать, чтобы парень умел меня рассмешить, и я видела, что Дима умел, нет, умеет, он же жив и будет жить!
Дима: «Ты очень красивая, и тебе очень идёт твоё имя! Ты же в сентябре родилась?».
Я: «Да, 27».
Дима: «А я в ноябре, 11. А сколько тебе лет? 15?».
Я: «А зачем тебе?».
Дима: «Просто хочу знать, что в этом такого?».
Я подумала, что веду себя, как дурра. Что такого в моём возрасте, что я хочу скрыть? Машка старалась быть старше, вела себя так, одно время я старалась походить на неё, как много раз в своей короткой жизни я пыталась быть кем-то другим, а сколько раз была собой? Я задумалась и долго не отвечала, Дима принял это на свой счёт.
Дима: «Я тебя обидел? Если да, то извини, не хотел».
Я: «Нет, я просто задумалась. Мне пока 14, но скоро 15, маленькая».
Дима: «Не такая и маленькая. А мне 17. Я в тебя уже влюбился, разрешаешь?».
Меня рассмешил его вопрос, никогда ещё парни мне такого не говорили, я их мало интересовала, грудей же нет. Я написала, что могу сделать ему больно, чтобы он был осторожен со мной и ещё какую-то чушь, запонтовалась. Мне стало стыдно, я всё стёрла, ничего не отправив. Гадостно, мерзко, неужели это я такая?