Держите фармацевта! или Лавка в захолустье

— Сколько жизни мне лесом отпущено, столько я и проживу. Смысл трепыхаться? — Обреченности в ее голосе я не услышала. Только констатацию факта.

Они с Матреной что, подруги? Не похоже…

Рая замолчала, а я готова была взорваться от вскипевшей во мне злости. Где это видано, чтобы люди жизнь свою отдавали на откуп какому-то лесу? Пусть светлому, пусть магическому, но, леший его побери, лесу!

И это мне говорит не древняя бабулька, прожившая свой век. Это произносит женщина в расцвете сил. Да, ей пятьдесят, но что такое пятьдесят в наши дни?

— Я очень прошу вас попробовать отвары. Если не подойдут, откажетесь от них. — Я сунула ей в руки две бутыли и сделала несколько торопливых шагов в сторону. — Принимайте по столовой ложке три раза в день после еды.

А потом, словно опомнившись, остановилась и обернулась:

— Рая, давайте я подам заявление стражам о краже коровы и коня.

— Не надо, — тихо ответила соседка.

Она поставила бутыли на траву и, вернувшись в палисадник, продолжила вскапывать грядку.

Не прощаясь, вышла я на дорогу и направилась домой. На душе у меня было неспокойно. Второй человек в селе считает, что только от леса зависит его жизнь. И на проблемы со здоровьем внимания не обращает. Потому что готов умереть вместе с лесом.

Прямо какое-то коллективное помрачение, вздохнула я. И что с ним делать непонятно. Предложить сельчанам отвар зверобоя от возможной депрессии? Так ведь откажутся, как отказались от более важных лекарств.

Глава 28

Вторая неудача подряд выбила почву из-под ног. Зачем в Ведунах зельевар, если жителям никакие, кроме разве что приворотных, зелья не нужны? Хорошо, что бутыли остались у Раи: вдруг случится чудо и она передумает отдавать свою жизнь на откуп лесу.

Ветер трепал мои волосы, я шагала посреди дороги, яростно топая и размахивая правой рукой, и от досады покусывала губы.

Удивительно, всего три дня прошло с моего попаданства, а я уже осмелела настолько, что больше не думаю о маскировке и даже встретилась лицом к лицу с той самой сельчанкой, чья мокрая тряпка познакомила меня со здешними нравами. И я вспомнила свою вылазку на почту в калошах, платке и фуфайке Игната. Плохое настроение стало сходить на нет.

В конце концов, не лечиться и ждать смерти вместе со Светлым лесом — это выбор Раи и Матрены. А я… Я должна пойти другим путем. Если Светлый лес чахнет, то я должна найти способ, как ему помочь. Тем более Элиан намекал, что я должна что-то знать.

Да и вообще, маг я или кто?

Я вошла в дом, и первым, что услышала, был раскатистый храп Игната. Стены от него, может, и не тряслись, но в ушах вибрировало неслабо. Я заглянула в берлогу дяди. Лежал мой выпивоха на боку, одну руку положив под голову, а вторую вытянув вдоль тела.

Его борода подрагивала в такт гортанным звукам, а глаза под веками беспокойно двигались.

Пока спит — значит, шкодничать не будет. Прикрыв дверь, я направилась в чулан.

Кроме проблемы со Светлым лесом, передо мной стояла еще одна важная задача. В родном мире на работе я вовсю пользовалась настольной книгой провизора — фармакопеей. Наверняка и в этом мире есть свод правил зельеварения. В котором, помимо прочего, должны быть собраны приметы всех лекарственных и ядовитых растений, подробно описаны известные химические вещества и их совместимость.

Настежь распахнув дверь в чулан, я на секунду застыла на пороге. Что, если местная фармакопея хранилась в лавке и сгорела вместе с ней?

«Быть такого не может!» — сразу отбросила я эту мысль. В Ведунах подобная книга будет стоить несколько золотых, и мой дед наверняка ей дорожил.

Значит, если Олимпий Ладиславович где и хранил фармакопею, то здесь, в доме. Жаль, нет у меня светящегося шара, как у Элиана, вздохнула я и принялась обследовать полутемный чулан.

Первым делом я изучила содержимое большого сундука, но никаких книг там и в помине не было. Странно.

Затем я прощупала каждую вязанку трав, сдвинула с места все пакеты и коробки, которые, если судить по слою пыли на них, никто не трогал несколько лет. Прошерстила мелкие сундуки и нигде ничего похожего на большую книгу не обнаружила.

Но сдаваться я не собиралась и, прогнав едкий голосок внутреннего скептика, продолжила изучать каждый закуток. После того как темные углы закончились, к горлу подступило отчаяние.

До чего же я никчемная! Не могу найти даже какую-то книжульку!

Выскочив в сени и хлопнув с размаха дверью, так, что облако пыли вылетело вслед за мной, я прислонилась к бревенчатой стене и принялась думать, куда еще дед мог спрятать свое сокровище.

В поле зрения попала лестница, ведущая наверх. Подавив сомнения — кто будет хранить рабочий документ так далеко? — и включив свет, я схватилась руками за деревянные перекладины и поднялась на чердак.

Был он большим, пыльным и, несмотря на яркую лампочку, болтающуюся неподалеку от люка, совсем темным.

Как здесь можно что-то отыскать? Я потянулась к нехитрому светильнику, свисающему с балки перекрытия, в надежде, что его удастся подвигать. И тут же горячий патрон обжег пальцы. Зашипев от боли, я одернула руку, а лампа, отбрасывая мельтешащие тени, принялась раскачиваться из стороны в сторону.

Придется искать в полумраке.

Я ступила на длинные, не прибитые к несущим конструкциям дома доски. В ответ они глухо громыхнули. Стараясь не шуметь, я прошла до их середины и осмотрелась.

Чердак был не просто большим. Он был огромным. И хлама в нем тоже было немало.

Например, железный хребет кровати со сваленными на ее металлическую сетку ящиками. Под такими же ящиками я оставляю на ночь в сенях кур.

Около ската крыши прямо на досках лежал облезший и дырявый матрас. С другой стороны, тоже под самым скатом, были складированы доски. Широкие и узкие. Одни по фактуре напоминали дубовые, другие — березовые. И вагонки, которой был обшит дом тоже имелось немало.

На досках примостились несколько чемоданов, ведер и даже чугунный утюг, в который следовало насыпaть горячие угли. Я взяла раритет в руки и почувствовала себя археологом.

Найти древний утюг — это неплохо, хотя бы потому что будет чем привести в порядок платье, если электричество пропадет. Но прямо сейчас мне нужна фармакопея.

Я прошла чердак вдоль и поперек. Каждый мой шаг сопровождался глухими ударами раскачивающихся под ногами досок.

В дальнем углу примостился улей. Я подняла его крышку, и в нос ударил затхлый запах пыли и воска. Рядом с ульем на боку лежал скворечник с крышей, обитой металлической пластинкой.

В сердцах я вернулась к люку и открыла погрызенный мышами чемодан. Но ничего, кроме толстенного слоя пыли и клочьев газет, которыми он был заполнен, не обнаружила.

И тут на меня снизошло озарение.

Не мог Олимпий Ладиславович просто так оставить фармакопею на чердаке. София Дмитриевна прятала от мышей лекарства в кастрюлю. Скорее всего, и мой дед применил похожий прием.

Я принялась смотреть по сторонам, выискивая предметы, недоступные для мышей. Под самым скатом крыши стояло несколько накрытых крышками ведер. И с громко стучащим сердцем я поспешила к ним. Но в ближайшем ведре ничего не было. И второе ведро оказалось пустым. И третье.