Дерзкий роман

Кто является Stinton Group…

Конечно, Макс не виноват в том, что произошло в прошлом. Как и подозревала Санни, он не имел никакого отношения к тем адвокатам, которые оказывали на меня давление, чтобы я избавилась от моего ребенка. Он не такой уж большой придурок, и я действительно испытываю от этого чертово облегчение. Но перед нами все еще так много проблем.

А именно, он все еще дядя Бет.

Я не могу позволить этой электрической искре увлечь меня, а потом обнаружить, что совершила ошибку. Моя дочь заслуживает лучшего.

Я тоже.

Так почему же я все еще так хочу его увидеть?

— Ты можешь просто… ты можешь не двигаться секунду? — Визажистка подводит кисточкой к моему лицу. Они меняют мой макияж для другого шоу, в котором я снимаюсь.

Я поднимаю лицо вверх.

Она бросает на меня строгий взгляд.

— Извини. — Я пытаюсь перестать ерзать, но мое возбуждение проявляется в дрожании колена.

Мое сердце не билось так уже десять лет.

Надеюсь, Макс еще не ушел. Написать ему?

Раздается легкий стук в дверь гримерной.

Я поднимаю взгляд и вижу мужчину, занимающего все мои мысли, стоящего в дверях. Макс Стинтон крадется в комнату, весь хмурый и самоуверенный. В его глазах буря разочарования. Кажется, что за ним следует темная туча, извергающая молнии. Если бы он размахивал черным плащом и обнажал клыки, он выглядел бы менее устрашающе.

Иногда я задаюсь вопросом, не влюбилась ли я в главного злодея этой истории, а не в рыцаря на белом коне.

Ассистентка по макияжу выпрямляется и бросает на Макса испуганный взгляд. — Мистер Стинтон.

— Мне нужна комната, — резко говорит он.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

Он поджимает губы что?

Я выгибаю бровь и выпячиваю губы в сторону ассистентки по макияжу, которая трясется в своих ботинках.

Макс вздыхает, меняет выражение лица на то, что, по его мнению, является менее устрашающим взглядом (это не так), и кивает. — Извините. Могу я занять комнату?

— Эм. — Я прочищаю горло.

— … Пожалуйста.

— К-конечно. — Она кладет кисточку для макияжа на стол и убегает.

Дверь со щелчком закрывается за ней.

Когда наступает тишина, я оценивающе смотрю на Макса. На нем снова костюм, строгий отход от более повседневных брюк на пуговицах и джинсов, в которых он был прошлой ночью. Узор в тонкую полоску на его куртке подчеркивает широту его плеч и длинные-предлинные ноги. Его пояс и туфли сочетаются с темными тонами его волос.

Мои глаза прикованы к его губам…

Здесь становится жарко?

Один взгляд на эти розовые губы, и моя кровь закипает до тысячи градусов.

Я не могу забыть тот момент, когда он поглотил меня под звездами.

Я не могу не вспоминать, каким твердым было его тело под моей рукой, когда я царапала ногтями его рубашку.

Сколько бы я ни твердила себе обуздать свою страсть, в конце концов я снова бросалась ему на шею. И снова. Волна тоски, которую невозможно было сдержать и которую отказывались умерять.

Макс пробуждает во мне все эти запретные чувства. Мое сердце, бунтарь, начинает биться быстрее, когда я замечаю, что он пристально смотрит на мои губы. Он определенно одержим этой конкретной частью моего тела. Подождите… Так вот почему он всегда пялится на мое лицо?

— Тебе что-то было нужно? — Я пытаюсь игнорировать покалывание, растекающееся по моему животу. То, что мы с Максом одни в комнате, не означает, что что-то должно произойти.

Я имею в виду, я бы не возражала, если бы это было так.

Но это и не обязательно.

Его глаза сужаются. Ястреб, выслеживающий мышь. — Я хотел присутствовать на записи вместе с тобой, но не могу.

— Это прекрасно. — Я поворачиваюсь к зеркалу и тереблю серьгу. Стилист снова придал моим скулам золотистый оттенок. По словам главного визажиста, золотой — мой супер-цвет. Мои веки подведены оттенками красного, и это соответствует пылающему оттенку моих губ. Мое обычно вьющееся афро было укрощено водой, жесткой кисточкой и половиной ведра геля. Мои кудри спиралью спускаются по спине.

Я чувствовала себя красивой до того, как вошел Макс.

Но стоит мне взглянуть на него, и я чувствую себя видением.

Его глаза жадно блуждают по моему лицу. У меня почти сводит губы от давления его взгляда, но он не отходит от двери.

Я выгибаю бровь. — Это все, что ты хотел сказать?

— Нет.

Мои губы понимающе изгибаются.

Я жду, когда он продолжит.

Он все еще этого не делает.

Поднимаясь со стула, я опираюсь рукой о стол и поддразниваю: — Ты ворвался сюда только для того, чтобы посмотреть на меня? Потому что, если это так, это раздражает.

— Я не знал, что само мое присутствие так раздражает.

— О, это очень раздражает. Супер раздражает. — Мои каблуки мягко постукивают по полу в ритме, который намного медленнее учащенного биения моего сердца. Макс наблюдает за моим приближением, в его взгляде мелькает что-то смертоносное и тяжелое. Я улыбаюсь. — Но я думаю, тебе это нравится.

Его взгляд держит меня в заложниках. — У меня вопрос.

— О чем?

— Ночь, когда ты встретила Тревора.

Я чуть не взбрыкнула, как будто в меня выстрелили. Это были последние слова, которые я ожидала от него услышать.

— Той ночью. — Макс делает шаг вперед. — Когда ты встретила его. — Еще шаг. — Что тебя в нем привлекло?

— Почему ты вдруг спрашиваешь меня об этом?

Он поджимает губы. Между нами сгущается тишина, но это не спокойствие. Он горячий, наполненный опасным магнетизмом, который заставляет меня хотеть одновременно прижать Макса к себе и оттолкнуть его подальше от себя.

Я вздергиваю подбородок. — Что происходит, Макс?

— Я расскажу тебе после того, как ты ответишь.

Темная и потрескивающая энергия кипит в моей груди. Он всегда такой. Замкнутый и загадочный. Если бы я не проснулась, все еще ощущая вкус его губ на своих губах, я бы не поверила, что он был так откровенен со мной прошлой ночью. Я как будто смотрю на другого мужчину.

Я дышу так тяжело, что мои плечи поднимаются и опускаются. — Это было через неделю после смерти моего отца. Я сходила с ума по нему и устала плакать, поэтому попросила свою подругу Луану сводить меня выпить. Где-нибудь громко. Где я могла бы слиться с толпой, кричать и рыдать, и никто бы этого не заметил.

Его губы поджимаются.

Бессмысленная часть меня хочет обнять его и крепко прижаться. Хочет сказать ему, что прошлое не имеет значения, и почему мы говорим об этом, когда мы могли бы целоваться? Он уже сказал, что должен уйти. Не то чтобы у нас было много времени. Почему мы тратим моменты, когда мы вместе, на разговоры о Треворе из всех людей?