Десантура-1942. В ледяном аду

– Повоюем, братка. Повоюем еще! – засмеялся Ильшат. А Андрюха кивнул им обоим и уставился в белый потолок, закинув руки под голову. И улыбнулся. Жизнь продолжалась. Продолжалась и война.

Но война уже где-то там. А они пока в палате госпиталя. Ленка его дождется… Обязательно дождется…. Наверное… Снотворное сработало…

Как оказалось, они вышли четырнадцатого апреля. Спустя полтора месяца после начала операции.

25

– Однако к батальону вашего Жука мы еще вернемся, герр Тарасов. Расскажите мне вот о чем… Что произошло с вашей бригадой под деревней Черной?

– При первой попытке прорыва?

– Да, – ответил фон Вальдерзее.

– Как я уже говорил, бригада должна была выйти к деревне к назначенному сроку, но не смогла. Мы опоздали на сутки. Дивизии генерала Ксенофонтова должны были ударить раньше. Но, насколько я помню, никаких следов боя мы там не обнаружили. Естественно, при атаке деревни из замаскированных блиндажей и дотов по бригаде ударили пулеметы, был интенсивный минометный огонь, с флангов били два орудия. Первая волна десантников была буквально моментально скошена огнем. Мы потеряли, примерно, около сотни бойцов.

– Сто двадцать, если быть точнее.

– При отсутствии поддержки атака была бы губительной. Особенно если учитывать моральное и физическое состояние личного состава, а также дефицит боеприпасов. Но я хорошо помню, что деревня была практически целой. Ни свежих пепелищ, ни воронок – как будто в тылу.

– Это так, как будто в тылу, – подтвердил обер-лейтенант. – Атаки с внешней стороны не было. Более того, между деревней Черной, где форпост нашей обороны, и до линий русских окопов – не менее трех километров.

– И они не сосредотачивались для атаки? – мрачно удивился Тарасов.

– Насколько я знаю – нет.

– Мда… А радиограммы говорили совсем о другом.

– О чем?

– Ну, дословно я сейчас не вспомню, но смысл сводился к следующему…

* * *

– Они обезумели… – покачал Тарасов головой. – Они там точно обезумели…

– Что там, Николай Ефимович?

– На, читай… – Тарасов протянул лист радиограммы Гриншпуну:

Тот читал, и глаза его расширялись с каждой секундой:

«Тарасову: Я продвигаюсь западнее и восточнее Черной. Двадцать третья и сто тридцатая стрелковые дивизии еще не заняли эти населенные пункты. Совместными усилиями мы прорвемся к Черной с запада и востока и обойдем их с севера и северо-запада. Эти действия будут отмечены красной и зеленой сигнальными ракетами. Я готов открыть артиллерийский огонь по Старому Маслову, Новому Маслово, Икандово, Лунево, Пеньково, Старое Тарасово и Новое Тарасово. В ходе марша к Луневу и Осчиди по радиосигналу откроем артогонь по указанным точкам. Ксенофонтов.»

– Господи, да мы уже километрах в двадцати от Черной! – вспомнил бога неверующий, естественно, особист. – Что делать будем, товарищ подполковник?

– Что делать, что делать… Снимать штаны да бегать! Все одно они у нас дырявые. Вот что. Уходим дальше, на север. Если этот поганец не врет… Да не смотри ты так, особист! Я и в лицо ему скажу, что он поганец! Так вот, если он не врет, немцы стянут к месту боя резервы. А мы рванем в обратную сторону.

– На север?

– Да. Прорвемся через дорогу, выйдем на старую базу, а уже оттуда будем выходить к нашим. Как, особист?

– Николай Ефимович, я ж вашей военной тактике не обучен… Мое дело предателей и шпионов отлавливать… – пожал плечами Гриншпун.

– Да знаю я… – тяжело вздохнул Тарасов. – Отвечать-то мне…

– Воздух!

Десантники рассыпались по лесу, мгновенно замерев.

А по небу шли…

Четверка штурмовиков и четверка сопровождавших их «ястребков» – «И-шестнадцать».

– Наши! Наши! – радостно покатилось по бригаде.

Тарасов долго смотрел на самолеты. Наши… На душе стало как-то тепло – вот они, наши, совсем рядом!

– Куда, интересно, они идут? – спросил кто-то рядом.

Тарасов, не отводя взгляда от краснозвездных силуэтов, ответил:

– На штурмовку аэродрома, скорее всего… Как раз в том направлении.

Потом пробормотал:

– Удачи вам, ребята…

Когда самолеты скрылись, десантники – без команд и приказов – снова были готовы двигаться вперед. И пошли. Тарасов и Гриншпун шли впереди колонны.

Зима временно отвоевала свои позиции. Ночью снова были атака морозов, и оттепель отступила куда-то на юг. Каша из снега вновь превратилась в лед. Идти так было легче. Хотя бы ноги не проваливаются в ледяную жижу.

Минут через двадцать боевой дозор доложил, что впереди проселочная дорога. Ненаезженная, хотя следы колес имеются.

Недолго посовещавшись, Тарасов решил двигать по дороге. Если верить карте, оставшейся от Шишкина, дорога должна была вывести к той самой трассе, Демянск – Старая Русса, через которую они с таким трудом совсем недавно прорывались.

И только бригада двинула по ней, как вдруг небо вновь наполнилось гулом моторов.

Опять появились самолеты.

Один «ястребок» и четыре…

Нет, не «Ила». Четыре «мессера». Они обложили нашего с боков, зажали сверху и снизу и, диктуя ему путь пулевыми трассами, отчетливо видными в голубом и прозрачном воздухе, взяли его в двойные «клещи».

– А что он не стреляет-то, а братцы, чего не стреляет? – шептал кто-то. – Патроны, что ли, кончились?

Летчик и правда не отстреливался. Он предпринимал редкие попытки вырваться из «клещей», но пулеметные очереди вновь и вновь преграждали ему путь.

Тарасов понял. Немцы преграждали ему путь. Хотели посадить на свой аэродром.

Вдруг наш самолет резко взял вверх, пытаясь нырнуть под верхнего немца, прижимавшего его к земле. Но не успел, короткая очередь прошила «ишачка». Он задымил и нырнул вниз, полого падая в лес. И рухнул.

«Мессеры» недолго покружили над местом падения советского истребителя и умчались домой.

Тарасов, завороженный безнадежным воздушным боем, вдруг резко очнулся.

– Разведка! Трех бойцов к месту падения! Выяснить и доложить, что с летчиком! И бегом обратно!

Разведчики малеевской роты рванули через заснеженный еще лес в сторону столба дыма…