Десантура-1942. В ледяном аду
Шрифт:
Тарасов засмеялся:
– Комиссар Мачихин точно не еврей. Впрочем, как и другие комиссары – Никитин, Куклин… А вот одна из переводчиц бригады – еврейка. Да и бойцов рядовых немало. Было. У нас, прежде всего, советские люди. А нации, это вторично. Подлецов везде хватает.
Немец только хмыкнул в ответ и продолжил спрашивать:
– Каков состав отряда? Как вооружены?
– Состав? Человек двадцать. В том числе, кстати, два сына Полкмана.
– А каков его возраст, позвольте полюбопытствовать?
– Шестьдесят пять.
Обер-лейтенант аж покачал головой:
– Крепкий
Тарасов засмеялся в ответ:
– Я, когда узнал, тоже не поверил. Выглядит как… Гора, а не человек. И бородища лопатой.
– Вооружение отряда?
– Легкое стрелковое. Винтовки, в основном. Есть автоматы. Пара пулеметов. Ручных. Все.
– А в каком районе вы встретились?
– Примерно здесь. Перед самой попыткой прорыва к старой базе.
– Значит, партизаны базируются в лесах южнее дороги на Старую Руссу западнее Демянска… Так?
– Так, – кивнул Тарасов.
– Это точные сведения?
Тарасов молча развел руками, давая понять, что партизаны на месте не сидят.
Немец быстро написал что-то на белом листе бумаги и, запечатав конверт, вызвал ординарца:
– Передать в штаб дивизии. Бегом!
– Яволь! – щелкнул каблуками ординарец и исчез за дверями.
– Вы нам очень помогли, герр подполковник, – фон Вальдерзее навалился на спинку стула. – Этих бандитов хотя и немного, но они как заноза в пятке. Не смертельно, но ходить больно. А если долго не вытаскивать, то и загноиться может.
Тарасов улыбнулся:
– А мы кем были для вас? Тоже занозой?
– Да. Но очень крупной. Ее мы уже вытащили, вытащим и эту, еврейскую, – улыбнулся в ответ немец.
Фон Вальдерзее не знал, что Тарасов улыбается совсем другому. Он действительно сказал правду – отряд Полкмана им встретился перед самим боем у дороги. Но партизаны очень быстро ушли из того района. К месту прорыва наверняка должны были подойти крупные силы гитлеровцев – верная смерть небольшому – всего в полсотни бойцов – отряду. У которого лишь два миномета и одна «сорокапятка». И снарядов к орудию два фугасных. И десяток минометок…
Впрочем, и Тарасов не знал, чему улыбается фон Вальдерзее.
Полкман был на две головы выше маленького Тарасова. Даже комиссар Мачихин смотрелся бы рядом с командиром партизанского отряда коротышкой. Действительно, человек-гора. И голосина такой, что любой дьякон позавидует. Эвон, рявкнул на своих бойцов, так некоторые из десантников аж попадали в снег, решив, что мина рванула.
– Ну чем я тебе помогу, подполковник, – гудел Полкман. – Сами с корки на воду перебиваемся. Вот раненых да помороженных могу до вашего лагеря сопроводить. А дальше уж сами.
– Это понятно, Мартын Мартынович, что сами. Мы уже тут месяц – сами. Ну и на том спасибо, а то у меня свободных рук нет. Парни сами бредут группами туда. Железные они у меня. – Тарасов был хмур и, по обыкновению последних дней, зол. На немцев, на штаб фронта и на себя.
– Видел, – пробасил Полкман.
Парни и впрямь были железные. Партизаны – и сами-то не жирующие, – когда проходили через порядки бригады, поражались этим тощим почерневшим суровым лицам. Кто-кто, а партизаны
прекрасно знали, что значит воевать в этих нечеловеческих условиях ледяного ада демянской зимы. Однако оружие у десантников было в порядке, а обмороженные, в пузырях обморожений, руки держали это оружие крепко.– Впрочем, товарищ подполковник, помочь кой-чем могу. Мы тут на гарнизончик налетели маленький. Немцев в капусту положили, конечно. По амбарам – туда-сюда – нет продовольствия у фрицев. А один открыли – там семя льняное. Набили пару мешков себе и амбар сожгли, к чертовой матери.
– Местным бы оставили… – буркнул Тарасов.
– Да каким там местным, – горько махнул рукой Полкман. – Побили там местных. Кого помоложе, угнали в Демянск на работы. Старух же… Эх…
Партизан помолчал, а потом продолжил:
– Оставлю я тебе, товарищ подполковник, эти мешки. Поделите меж собой.
Тарасов хмыкнул:
– Издеваешься? По полгорсти на брата выйдет. Лучше с ранеными отправьте на базу. Врачи рады будут.
– Врачи? – удивился Полкман.
– Врачи, Мартын Мартынович, врачи. Жрать нечего, так раненые придумали кору жрать с деревьев. Как зайцы. А желудок-то не заячий. Человечий. Ну и мучаются запорами. Так что твои семечки в самый раз будут. Вместо касторки. Может, и не помогут, а все одно больше нечем. Гриншпун! – крикнул Тарасов, увидав, что уполномоченный особого отдела приближается к ним. – Гриншпун! Иди сюда, с партизанами познакомлю!
Гриншпун подошел молча и ожег холодным взглядом Полкмана:
– Ваши документы!
Полкман удивился:
– А вот нет документов! Вона два мои документа – сыновья. Один – Мартын, другой – Давид!
– Документов нет? Почему? – прищурился особист.
Тарасов захотел было придержать озлившегося особиста, но придержал сам себя. По-своему Гриншпун был прав. Мало ли кто по лесам шляется…
– Не успел захватить, когда из дома через окно сигал. А пацаны мои – взяли. Успели, – набычился Полкман.
Гриншпун подозвал сыновей партизанского командира. Долго изучал их комсомольские билеты. Сверял фотографии с лицами. Сыновья были в отца. Такие же медведи здоровенные. И суровые.
– Взносы за полгода не уплачены… – задумчиво сказал Гриншпун, вертя в руках комсомольские билеты.
– Кровью платили, – ответил за сыновей Полкман. – И своей, и чужой.
– Кто этот человек? – не обращая внимания на Мартына, спросил парней уполномоченный.
– Отец, – ответил тот, который побольше в размерах. – Полкман Мартын Мартынович. Командир демянского партизанского отряда.
– Давид… – протянул Гриншпун парню его билет. – Больше на Голиафа похож.
Парень не улыбнулся шутке. А документ завернул в тряпочку и сунул за пазуху.
– Значит, подтверждаете? – спросил особист у второго – тоже Мартына.
Тот молча кивнул.
– Ну, ну… – неопределенно ответил Гриншпун. Потом повернулся к Полкману: – Извините. Работа такая… Николай Ефимович, вы закончили с ними? Поговорить надо.
Тарасов вместо ответа шагнул к Полкману:
– Мартын Мартынович, сейчас вас боец проводит к врио начштаба, там решите технические вопросы, лады?