Десять баллов по бофорту (повести и рассказы)

Женька затормозил у низкого домика, по самую крышу вросшего в снег. Расчищены были только крыльцо и окна, напоминавшие скорее амбразуры. Да и вообще весь дом был похож на дот. Но больше всего Кирилла удивила лыжня на крыше дома. Он стоял впритык к невысокой, но крутой сопочке, лыжня начиналась с нее, а перед домом виднелось место, где приземлялись прыгуны, — дом служил в качестве трамплина.

— Сорокин! — закричал Женька, не сходя с нарт.

— Иду-у! — раздалось откуда-то сверху.

Женька встрепенулся и воззрился на небо, словно собирался увидеть там архангела с золотой трубой. Взамен его он увидел на верхней площадке маяка человека, который махал им рукой.

— Ну, теперь до утра будет спускаться с этой верхотуры, — сказал Женька. — Давай разгрузимся, старик.

Они перенесли мешок на крыльцо, закурили и стали дожидаться смотрителя. Тот наконец-то спустился и вприпрыжку побежал к дому.

— Здравствуй, Женюшка! Что, газетки привез?

— Нет, — ехидно ответил Женька, — дрова. Газетки мы искурили.

— Да ты не обижайся, — примиряюще сказал Сорокин. — Ну пошутил. Скучновато тут. Сидишь другой раз, и почитать нечего.

— Инструкции читай. А то понавешал везде, а спроси, небось не знаешь. Ох, Сорокин!..

— Ладно, ладно тебе, Женюшка. Пошли лучше в дом. Сейчас жена придет, обедом накормит.

— А где она?

— Да за ребятами пошла. Убежали, паршивцы, с утра на берег, и все нету. Я уж сейчас лазил, смотрел.

В доме было жарко, как в бане. На полу лежали добела выстиранные половики, подоконники были уставлены цветами, а стены увешаны фотографиями в самодельных рамках. Почти все они изображали двух очень похожих мальчишек лет двенадцати. Кирилл понял, кому принадлежит лыжня на крыше. Тикали часы с "кукушкой".

— Вы раздевайтесь пока, — сказал Сорокин, — а я сбегаю движок проверю. Манометр, зараза, не держит, что хоть с ним делай.

Женька посмотрел на "кукушку".

— Часок отдохнуть можно. Заодно полозья посмотрим как следует.

Они сняли малицы и вслед за Сорокиным вышли на улицу. Женька перевернул нарты.

— Видишь, старик?

Оковка и в самом деле лопнула, и один из краев задрался.

— Молоток и зубило есть? — спросил Кирилл.

— Касьяныч, тащи инструмент, — велел Женька Сорокину.

— Эти дровни вообще пора на слом, — сказал Кирилл, осматривая нарты со всех сторон. — Как ты на них ездил, Женька?

— Так и ездил. Каждый день подбивал да подтягивал. С нартами здесь проблема. Дерево требуется особое, к тому же сухое, а где его возьмешь? Собираю по палочкам. В прошлом году бондари в Козыревском сварганили нам нарты. Так их трактор не потянет, не то чтобы собаки. — Женька вздохнул. — Видел я на Чукотке нарты, старик! Ни одного гвоздя, все на ремнях. Легкие — бери одной рукой и неси. Шесть собак, больше не запрягают.

Пришел Сорокин, принес зубило и молоток. Кирилл отрубил задравшийся конец оковки, загнал на место кое-где повылезшие гвозди.

— Для первого раза сойдет, а там что-нибудь придумаем.

Вскоре пришла жена Сорокина. Она, как гусей, прутиком гнала перед собой двух вывалянных в снегу, мокрых ребятишек. Увидев нарты, они закричали:

— Ура! Дядя Женя приехал! Покатай, дядя Женя!

— Я вот вам покатаю! — прикрикнула на них мать. — Марш живо домой!

Мальчишки стали канючить.

— Ладно, Антонина Васильевна, не ругайтесь, — сказал Женька. — Я их мигом. До берега и обратно.

— Сладу с ними никакого нет, Женя, — пожаловалась Антонина Васильевна. — Ведь мокрые до ушей. Гоню, гоню, а они не идут.

— Вы что же? — строго спросил ребятишек Женька.

— У нас каникулы, — сказал один.

— Мы всю неделю дома сидели. Пурга была, — добавил второй.

— Мать надо слушаться, — назидательно сказал Женька. — Иначе дружба врозь. Поняли?

— Поняли, — ответили мальчишки. — А мы постреляем?

— Сегодня нет. В следующий раз приеду, тогда и постреляем. Ну, садитесь.

За обедом Сорокин сказал:

— Я вот о чем хочу попросить тебя, Женюшка. Ты к Курильску-то ближе, достань мне манометр. Поспрашивай у рыбаков там иль у военных. У них всегда бывают. А то мой не держит. Пробовал запасные — тоже не держат. Видать, когда разгружали, грохнули как следует, вот они и не держат.

— Сделаю, — сказал Женька.

Нарты уносились от маяка, башня становилась все тоньше, и скоро невозможно стало различить у ее подножия засыпанный снегом домик смотрителя.

5

Комната Женьки была узкой и тесной. Она напоминала Кириллу каюту на пароходике, с которым он прибыл на острова. Особенно подчеркивало сходство единственное окно, маленькое, похожее на иллюминатор, упиравшееся в глухую стену не то соседнего дома, не то сарая.

Комната была оклеена светло-голубыми обоями, которые несколько оживляли ее унылый вид, потолок был такой низкий, что Кирилл без труда дотянулся до него рукой.

Женька накрывал на стол, то и дело посматривая на висевший над самодельной тахтой медный корабельный хронометр.

— В семь, старик, обещала быть моя мадонна.

— О-о!.. — протянул Кирилл. — Значит, будут женщины? А я забыл надеть фрак. Но, по-моему, она опаздывает, твоя мадонна. Уже четверть восьмого.

— Ты не учитываешь местных условий. А кроме того, женщине не обязательно быть пунктуальной, — ответил Женька, внося из коридора трехлитровую банку с красной икрой и бутылку темно-вишневого напитка. — Ты встречал хоть одну женщину, которая бы приходила на свидание вовремя?

— У меня небогатый опыт на этот счет, — сказал Кирилл.

— У меня тоже. Но я знаю: такой женщины на свете нет.

Женька поставил на стол банку и бутылку.

— Собственного производства, — не без гордости сказал он.

— И это тоже? — показал Кирилл на бутылку.

— Именно это я и имею в виду, старик. Икра — это просто, стандарт: соль, вода, подсолнечное масло и полчаса выдержки. А с питием, — Женька ловко подкинул и поймал бутылку, — пришлось повозиться. Основа, конечно, все та же — це два аш пять о аш. Остальные компоненты — клюквенный экстракт и лимоны — тоже известны. Но главное не это, главное, старик, технология. А она, — Женька многозначительно поднял вверх палец, — требует терпения и особой интуиции. У меня все это есть, и после выхода на пенсию я, наверное, устроюсь дегустатором.