Десять дней октября
Шрифт:
Дядя Гена вытер руки о полотенце и снова сел на стул напротив племянника:
– За что? За то, что про меня в трудную минуту вспомнил? – он пожал плечами. – Так я только рад. Чего мне обижаться? Вот и молодец, что приехал. Живи, сколько надо, отдыхай, думай. И мне веселей будет.
У Артема отлегло с сердца. Он почему-то боялся, что дядька может обидеться, скажет, вот, дескать, когда всё хорошо было, так и не вспоминал, а тут прижало, так сразу приехал тишину искать. Но дядя Гена смотрел на него со спокойной улыбкой, по-доброму и безо всяких подковырок.
– Отдыхай, – повторил он племяннику. – Пошли только в горницу,
Артем свернул постельное белье в рулон и уселся на диван, подогнув одну ногу под себя и закинув руку на спинку, дядька же сел на скрипучий стул у окна. Немного помолчав, племянник продолжил рассказывать:
– Семья у меня рушится, дядь Ген. Можно сказать, уже разрушилась. Жена змеёй подколодной оказалась, а лучший друг предателем, – и он слово за слово поведал дядьке всё, что произошло с ним за эти дни. Рассказал про то, как жили они последние годы, как Эльвира, в конце концов, бросила ему в лицо обидное «не люблю», про то, как потемнело у него в глазах от этих слов, как дал ей пинка под зад, а она полицию сразу вызвала. Рассказал и про то, как узнал потом о предательстве друга.
– Дядь Ген, я же ведь её боготворил, я же любил её до безумия, на руках носил, пылинки сдувал с неё, и что в итоге? Что я заслужил? Вот это вот – «мне плевать на тебя»? Разве так можно? А друг? Он же мне роднее брата был, а сам, оказывается, мне же рога и наставлял? Дядь Ген, это как называется? Что же за люди они такие, а?
Дядька сидел и молча слушал Артема, не перебивал, словно давая ему выплеснуть всё, что накопилось на сердце – обиду, горечь, злость… Но когда племянник умолк, он неожиданно спокойным тоном спросил:
– Значит, говоришь, любил жену свою?
Артем удивленно посмотрел на него:
– Конечно, любил! Я что, вру, по-твоему?
– Да нет, не врешь, просто мне интересно, что ты под этими словами подразумеваешь?
– Я чего-то не пойму тебя, дядь Ген. Что тут ещё подразумевать? Любил, значит любил. Мне кроме неё никого не нужно было. Эльвирочка, Эльвирочка, всё для неё, любой каприз! Не то что не изменял, я и смотреть-то на других девчонок не смотрел. Всё ждал, когда же у нас наладится, да заживем мы по-хорошему. Надеялся на что-то. Вот и дождался… Тридцать лет уже, а ни семьи, ни жилья…
– Да я не об этом. Ты вот сказал, что ты в итоге заслужил? Я и смутился – ты любовью что-то заслужить хотел, что ли? Это вроде как корысть уже получается… Или я чего не так понял?
Артем совсем растерялся. Он не ожидал такого поворота. Он думал, дядя Гена посочувствует ему, поддержит… А тут…
– Да причем здесь корысть-то? Ведь вполне естественно, что если сам любишь, то в ответ хочется тоже и любви, и ласки, и уважения. Что в этом плохого? Ведь это нормально! Корысть какую-то увидел… Что это за семья такая получается, если один любит, а другой плюет на него? Ты её, дядь Ген, оправдываешь, что ли? – Артем достал из сумки сигареты и зажигалку.
– К печке, к печке иди, – кивнул головой в сторону прихожей дядька. – Это ты прав, конечно, что не семья уже получается при таких отношениях, только ты мне вот что скажи… Ты её боготворил, на руках носил, на божничку ставил, а она тебя?
– Что – она меня?
– Ну, она-то тебя любила?
Артем недоуменно пожал плечами:
– Ну, а как, раз замуж пошла?
– Ну, милый мой, замуж ходят не только по любви. Есть браки и по расчету. Может, у неё какой интерес был
на тебя? Квартиру там получить, машину, денег, ещё чего. Я же с твоей женой не знаком.Артем задумался:
– Я не знаю. Я думаю, любила. Как без любви-то семью создавать? У нас же и дочка есть.
– Да, дочка… Вот дети-то поболе вашего в таких случаях страдают, – вздохнул дядя Гена и покачал головой. – У них ведь весь мир рушится, когда родители разводятся. Их жальче всего.
– Дядь Ген, я всё же не пойму, ты к чему клонишь?
–Да чего тут понимать, племяш? Ты сам себе напридумывал про эту Эльвиру свою, чего у ней и в помине не было. Можно сказать, сел голым задом на печку, а потом печку же и ругаешь. Дескать, я тебя, печка, люблю, а ты жжешься. Или ты думаешь, когда женился на ней, она другая была, лучше, да потом испортилась? Нет, так не бывает, это я тебе точно скажу. Конечно, она тебе, наверное, какой-то пыли в глаза напустила, а ты и уши развесил. Надо было получше человека узнать, может и жениться бы передумал, сейчас бы не страдал?
– Да куда лучше-то? Мы же с ней ещё до армии познакомились, год дружили. Потом она из армии дождалась меня, ну я и подумал, чего тянуть-то? Вот и поженились.
– М-да, неприятно, конечно, всё это, чего уж тут говорить. Только ты, Артем, не серчай на меня, но я тебе в лоб скажу – её это всё, конечно, не красит, но ты виноват не меньше. Хотя бы в том, что слеп был от страсти к избраннице своей. Заметь, я не говорю «от любви», я говорю – «от страсти». Тем более что и второй раз снова на ней женился, считай, на те же грабли сам и наступил, а теперь её одну во всем винишь.
– Так я же говорю, дочка у нас уже была, – вконец растерялся Артем. – Считал, одумалась она, повзрослела, дурь всякая вышла. Надеялся, семья будет, наладится всё у нас, – он опустил голову.
– Вот видишь – думал, надеялся… Ладно, не кисни, чего ты голову повесил? Ты ещё молодой, у тебя всё впереди. А Эльвиру твою простить да пожалеть надо вместе с другом этим твоим, как его, Олегом?
– Как это? – Артем поднял голову и прищурил глаза. – Пожалеть? Олега пожалеть? Это за что же? За паскудство его, что ли? Её пожалеть за то, что семью разрушила, за то, что в душу наплевала, за измены? Ты чего говоришь, дядя Гена? Слушай, ну не ожидал я от тебя, честное слово…
Тот улыбнулся в ответ и кивнул:
– Да, Артемка, пожалеть. Потому как у людей, которые так поступают, жизнь, ох какая нелегкая бывает, поверь мне. Это по первости они гоголем ходят, думают, что высоко взлетели, да только жизнь-то она длинная, а цыплят по осени считают. Поэтому ты зла на них не держи, а лучше пожалей. Им ещё это аукнется, если не раскаются вовремя, да прощения не попросят.
– У кого прощения? У меня, что ли?
– А зачем тебе их прощение, ежели ты сам их наперёд простишь да пожалеешь?
– А у кого тогда?
– У бога.
– А бог-то тут причем? – Артем окончательно запутался в дядькиных рассуждениях. Весь их разговор шел куда-то не в ту сторону, не так, как он думал.
– Как это причем? Он-то как раз везде причем.
– Слушай, дядь Ген, ты мне чего-то голову совсем заморочил – жену-стерву прости, друга-предателя пожалей. Чего-то там им когда-то аукнется, только я-то сейчас живу! У меня сейчас душа на куски разрывается! – Артем встал с дивана и начал расхаживать взад-вперед по горнице, так и держа незажженную сигарету в руке.