Десять карат несчастий

Владик догадался по моему лицу, что я что-то придумала: должна признаться, он отличался наблюдательностью.

— Что замышляем? — поинтересовался доктор и своим вопросом почти что застал меня врасплох. Ну в самом деле, не обязана же я перед ним отчитываться во всех начинаниях? Хотя если разобраться, то и скрывать мне сейчас особенно нечего. Все равно Владик знает, что я с Ангелиной связалась, да он вроде и не против.

— Хочу наведаться в один занимательный салон, — призналась я. Владик насторожился. Он напоминал мне сеттера, вставшего в стойку; его остренький нос явно почуял запах паленого.

— В косметический? — попытался уточнить Владик.

Я выдержала небольшую паузу, чтобы подогреть его любопытство, и сказала:

— К экстрасенсу.

Он словно потерял дар речи.

— А я-то считал тебя крайне рациональной женщиной, — произнес Владик после того, как к нему вернулась способность разговаривать.

— Значит, ошибался, — сказала я. Мне захотелось добавить, что он вообще плохо разбирается в женщинах, но промолчала, чтобы не усложнять и без того напряженные отношения: и так все слишком запуталось.

— Ну что тебе там делать? — воскликнул Владик.

Я попробовала объяснить:

— Получить некоторую информацию о похищенном бриллианте.

Владик все равно смотрел на меня, как на сумасшедшую. Я поняла, что этот человек никогда не поверит ни в НЛО, ни в другие паранормальные явления. Впрочем, это волновало меня сейчас меньше всего. Я извлекла из сумочки пистолет и по-дружески посоветовала Владику его не трогать. Прятать эту игрушку у меня не было времени, и я понадеялась на Владькино благоразумие. К большому своему сожалению, я не могла взять его с собой: Наталья Завьялова, моя вышеупомянутая подруга, не терпела в своем салоне и намека на огнестрельное оружие. То ли это было связано с ее ультрапацифистскими настроениями, то ли — с неизвестными мне особенностями ее биоэнергетики.

Потом я достала заветную фотографию из ящика письменного стола.

— Узнаешь? — спросила я Владика, покрутив у него перед глазами высококачественным глянцевым снимком.

— Еще бы! — ответил Владик. — Я такого камня нигде больше не видал, только в Линкином сейфе да на твоей фотке. Неужели моя благоверная подогнала? Во дает!

Я положила фотографию в сумочку.

— В общем, так, — сказала я. — Никого не впускай и из дома до моего возвращения не выходи.

— Есть! — ответил Владик, взяв под козырек и изобразив образцового солдата. Я показала, где лежат кассеты с боевиками, чтобы он мог как-то убить время в мое отсутствие.

Минут через десять у меня были уже все основания, чтобы пожалеть о том, что я напрочь потеряла всякую осторожность. До сих пор не могу понять, почему я не посмотрела на монитор, покидая свою бронированную квартиру. Я и пискнуть не успела, как меня снова оглушили, правда, на этот раз я не грохнулась в обморок и успела разглядеть довольную физиономию Валеры, который сумел все-таки взять реванш, прежде чем на голову мне надели какой-то дурно пахнущий мешок, а рот заклеили куском лейкопластыря. Я мертвой хваткой вцепилась в свою сумочку, но кто-то больно нажал мне на запястья, и она выскользнула из моих ослабевших пальцев. Я упорно сопротивлялась, даже потеряв ориентацию в пространстве, пока мне не связали ноги, а руки вновь не сковали наручниками. Я мысленно проклинала Свиридова. Меня завернули во что-то тяжелое и душное, и только тогда я сообразила, что скорее всего это ковер. Я изворачивалась, как угорь, тем более что почти не могла дышать.

«Поздравляю, — сказала я себе, пытаясь справиться с паникой, — не хватало только оказаться заживо погребенной, да еще в такой своеобразной могиле!»

Меня бросили на заднее сиденье автомобиля, и я готова была уже потерять сознание от недостатка воздуха, как меня наконец освободили из шерстяного заточения. И мешок с головы сняли. И тогда я услышала голос Юрия Михайловича, который, улыбаясь своей звериной улыбкой, произнес знакомую фразу:

— Я же тебя предупреждал!

Мне оставалось только надеяться, что при нем не было его зажигалки. За окнами «Ауди» быстро мелькали привычные взгляду улицы и дома: потом в какой-то момент я поняла, что меня вывозят из города. Конечно, я уповала на лучшее, но уже готовилась к худшему. Машинально я вспомнила о Стрижевском и вдруг осознала, что пока не готова расстаться с жизнью. Я посмотрела на Свиридова, он, как всегда, был вполне доволен собой. Кажется, я еще ни к кому не питала такой ненависти, как к этому человеку.

Валера погладил меня по голой коленке, которой я умудрилась пнуть его в бок, несмотря на некоторую скованность своих движений. Он размахнулся, очевидно намереваясь меня ударить, и у меня перед глазами промелькнул его огромный кулак. Я успела только подумать, что со сломанной переносицей мне не избежать визита к врачу. Но Свиридов подал в этот момент жестом какой-то знак, и охранник разочарованно отвел свою лапищу от моего лица.

— Ничего, она еще свое получит, — пообещал Юрий Михайлович.

— Ага, — согласился Валера без энтузиазма.

«Герой», — мысленно усмехнулась я.

Пока меня везли в этом «гробу на колесиках», у меня было предостаточно времени на размышления. Я тщетно пыталась догадаться, зачем Свиридову понадобилось устраивать мое новое похищение. Во мне родилась твердая уверенность, что я выторговала передышку у Ангелины, согласившись на поиски ее драгоценности. Неужели у них с Юрасиком совсем все разладилось?

Я пришла к выводу, что это вовсе некстати. И потом, как-то сама собой напрашивалась крамольная мысль, что камень похитил Свиридов, и Дениса убрал тоже он, а я ему теперь сильно мешала: не хотелось ему с Сахновым разбираться, вот Свиридов и решил от меня избавиться, так же, как от Стрижевского.

Мозг мой работал лихорадочно, пытаясь найти выход из сложившейся экстремальной ситуации, но в голову почему-то не приходило ничего вразумительного.

Машина свернула на проселочную, а затем и вовсе съехала в какие-то посадки. Я почувствовала в крови мощный прилив адреналина. Сердце заколотилось где-то в горле, мне совсем не нравились собственные умозаключения. Впрочем, спутники мои мне нравились еще меньше. В глазах Валеры похоть смешивалась с твердой решимостью со мной расправиться. Похоже, что случай в подъезде Ангелининого дома произвел на него неизгладимое впечатление. Лицо Юрия Михайловича оставалось непроницаемым, и я никак не могла по нему определить, какую участь он мне уготовил.

«Что-то с тобой не так, Татьяна! — констатировал внутренний голос. — Может, тебе еще всплакнуть?»

Наконец мы подъехали к какому-то особняку в самом современном «новорусском» стиле. Не выходя из машины, с помощью дистанционки Свиридов открыл радиоуправляемые ворота. По наезженной колее «Ауди» вкатила во двор. Меня подвезли к большому вместительному сараю.

«Так, значит, казнь откладывается до лучших времен, — заключила я. — Предварительно меня захотели подержать на голодном пайке в компании крыс и тараканов. Или здесь меня и пристрелят?»

С тоской я вспомнила о любимом пистолете, который остался лежать на журнальном столике в бабушкиной квартире. Как бы хорошо было сейчас использовать его по прямому назначению! Где-то совсем рядом залаяла собака, и почему-то в этот момент я поняла, что еще не все потеряно.

— Выходи! — приказал Валера и подтолкнул меня к открытой двери. Все бы ничего, если бы я могла передвигаться со связанными ногами. В итоге я свалилась из машины на землю и содрала коленку. Свиридов чертыхнулся и велел охраннику меня развязать. Потом я оказалась в окружении нескольких мужиков, один из которых обозвал меня дрянью, и когда я наконец освободилась от пластыря, то прокусила ему руку.