Десять тысяч небес над тобой
Шрифт:
Я рассмеялась:
— Вряд ли.
— Но возможно. Твои мечты так же важны, как мечты любого другого человека. Твоё будущее так же важно, как и моё. Я хочу пойти на компромисс, если это нужно, для того, чтобы мы были вместе, но не нужно идти на компромисс даже не начав.
— Для меня это не имеет значения, — сказала я. — Я не гений, в отличие от вас.
— У тебя нет влечения к науке. Но интеллект проявляется не только в этом. Я бы никогда не хотел отобрать у тебя карьеру художника, так же, как ты не хочешь отбирать у меня исследования, — приподнявшись на локте, Пол посмотрел на меня сверху вниз, почти
Бывают минуты, когда неловкость спадает с Пола и он говорит как раз то, что надо. В такие минуты я чувствую, будто таю, что мы сливаемся вместе, становимся не двумя отдельными людьми, а одним целым.
Тот вечер был таким же.
— Эй, — тихо сказала я. — Мама и папа собираются на конференцию в Токио через несколько недель. Ты не едешь с ними, правильно?
— Мы решили, что не надо.
— Ну, тогда может быть, — мои щеки загорелись. — Ты останешься на ночь?
Мы были бы в доме одни. Нигде рядом не было бы членов моей семьи, которые и так уже слишком много знают о моей личной жизни. Вместо этого мы могли бы быть вместе, и между нами абсолютно ничего, всю ночь.
Он какое-то время смотрел на меня, и его глаза потемнели так же, как я помню с той ночи на даче с лейтенантом Марковым. Он медленно кивнул.
— Хорошо.
Я смущенно рассмеялась.
— Кажется, что мы этого раньше никогда не делали.
— Не делали. Ну. Не здесь.
Мой пол был только искрой сознания внутри лейтенанта Маркова в ту ночь во вселенной России, потому что у него забрали Жар-птицу, и он не мог получать напоминания. Но он был там всю ночь, так что он помнить всё так же живо, как и я.
Я сказала:
— Это будет считаться нашим первым разом? Потому что это наш первый раз в этом измерении?
Он скользнул губами по моему виску.
— Думаю, да.
Я скользнула на него, расставили ноги по сторонам от него. Руки Пола нашли мою талию. Я наклонилась над ним, и мои волосы упали вперед, он немного сдвинулся подо мной, наслаждаясь ощущением того, что я на нем. Я не могла ничего с собой поделать и представляла нас в таком же положении, но без одежды.
Улыбаясь, я поддразнивала:
— Ты понимаешь, что мы потеряем девственность дважды?
Он обдумывал это с минуту и тоже начал улыбаться.
— Наша жизнь очень странная.
— Глубоко странная, — согласилась я и поцеловала его. Ладони пола скользнули под кромку моей футболки, медленные, уверенные и горячие.
Может быть, у нас и не было секса в последние несколько месяцев, но это не значит, что мы скучали. Он знает, как я целуюсь. Я знаю, как он прикасается ко мне. Мы изучили друг друга вдоль и поперек.
И теперь мне приходится лежать в постели одной, в ужасе за душу Пола, до тех пор, пока я на сто процентов не уверена, что родители заснули.
К двум часам ночи я уверена, что всё спят, неважно, насколько они переживают. Поэтому я встаю, на цыпочках иду в гостиную в футболке и леггинсах, и нахожу Тео, ждущего меня.
Он сидит за радужным столом и все три рабочие Жар-птицы лежат перед ним.
— Я проверял их, чтобы убедиться, что они работают нормально, — говорит он. Он берет ту, которую я брала с собой в средневековье,
изучая отблески света на поверхности медного цвета. Он медленно добавляет: — Частичка души Пола внутри этой штуки. Нужно обеспечить, чтобы она тикала, так?Я киваю. Как бы я ни беспокоилась за Пола, как бы я ни была настроена начать, я не могу не заметить, каким изможденным выглядит Тео. Без сомнения, он сказал родителям, что идет спать сразу же после них, но вместо этого он сидел и ждал меня.
Но опять же, может быть сон сейчас для него бесполезен:
— Тео, то, что Конли сказал о снах, ты правда их не видишь?
Он не поднимает головы.
— Я уже давно не помню снов. Это не обязательно что-то означает. Я часто их не запоминаю, — его проворные руки замирают, и я чувствую, что он взвешивает слова. — Спасибо, что сделала меня частью сделки.
— Что ты имеешь в виду?
— Что сказала Конли, что хочешь лекарство для меня.
— Это Пол рисковал ради тебя всем.
И я намереваюсь его тоже поблагодарить, когда мы вернем его. Но сейчас я говорю спасибо тебе, — свет, который он направлял на Жар-птиц, вырезает из полумрака лицо Тео и в его заострившихся чертах видно, как он похудел. Не то, чтобы я не замечала этого раньше, но я думала, что это обычная аспирантская худоба. Теперь я понимаю, что Тео тает. — Иногда я задавался вопросом, будешь ли ты мне снова полностью доверять. Потом ты заступилась за меня. Всё объяснила. Это было… Маргарет, давай сойдемся на спасибо.
Я не знаю, что сказать, поэтому киваю. Его глаза встречаются с моими, только на секунду, потом он поворачивается обратно к Жар-птице, удовлетворенно кивает, потом защелкивает её.
— Они готовы? — спрашиваю я.
— Так готовы, как только могут быть.
— Нет смысла ждать, когда проснутся мама и папа, — они остановили бы меня, если бы знали, даже если бы это означало запереть меня в комнате или стереть Жар-птиц в золотую пыль. — Я должна идти.
Тео говорит:
— Поправка, мы должны идти.
— Мы? — я знаю, что правильно расслышала, но мне нужна минута, чтобы осознать это. — Конли ничего не говорил о том, что ты пойдешь со мной.
— Он и не говорил, что мне нужно остаться дома, — улыбка Тео такая острая, что может резать.
Я всё еще шокирована.
— Ты сказал… ты сказал, что не собираешься путешествовать через измерения.
— Это было до того, как похитили моего братишку.
Это старое прозвище — напоминание, что Тео делает это не ради меня. Он даже не упомянул, что спасает собственную жизнь. Только Пола.
Но я все равно вспоминаю, что Тео говорил мне. В частности, когда я получаю хоть каплю власти, она меня захватывает. Он видит путешествия как соблазн, и Тео плохо умеет противостоять им.
И все равно, если он хочет попытаться помочь Полу, я должна хотеть помочь ему.
— Ладно, — говорю я. — Пойдем.
Мы вместе идем в мою комнату, я уже повесила записку «не беспокоить», мои родители поймут, что не нужно заходить в комнату до нашего с Тео возвращения, если, и когда мы сможем вернуться. Я надеваю две Жар-птицы себе на шею, свою и Пола, я знаю, что это только мое воображение, но мне кажется, что Жар-птица Пола кажется тяжелее. Я вспоминаю ученых эпохи Просвещения, пытавшихся определить вес души. Теперь я могу рассказать им.