Десять тысяч небес над тобой

— Нам нужно подобрать для неё место получше. Она останется с нами на несколько дней.

Дней? Я прикусываю щёку изнутри. Быть заключённой несколько дней всё же лучше, чем быть мёртвой.

— Почему мы оставляем её? — спрашивает один из парней. Я слышу шелест мусорных мешков, в которые заворачивают тело. — Чем скорее мы покончим с ней, тем лучше.

— Мисс Кейн оказалась ценной, — говорит Пол.

Конечно, он ничего не знает о Жар-Птицах. Они не пытались забрать их, оба устройства всё ещё висят на моей шее, металлические грани почти прорезают мне кожу под давлением ленты. Никто из этого измерения не сможет без усилий заметить их.

Пол отвечает на вопрос, который я не задала:

— Её сестра обручена с миллиардером. Ваттом Конли, основателем КонТех. Десять минут назад на пресс-конференции он предложил миллион долларов за информацию, ведущую к её безопасному возвращению.

Я готова кричать от разочарования. Если бы Ватт не сделал этого, они отпустили бы меня через час! Даже сейчас, стараясь помочь мне, он на самом деле подставляет меня. Можно было догадаться.

Однако я нахожу утешение в том, что цена за мою жизнь — один миллион долларов. Награда Ватта будет держать меня узницей, но, возможно, она сохранит мне жизнь.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 16

Очевидно, это не первый раз, когда эти парни держат кого-то взаперти. Люди Леонида всё приготовили быстро и эффективно.

Мне на голову надевают мешок прежде, чем разрезать изоленту. Они снимают завязки с моих лодыжек — и кровь несётся к моим холодным, зудящим ногам, но руки всё ещё связаны. Большая рука, сомкнутая вокруг моего предплечья, принадлежит не Полу, я понимаю это из того, как его пальцы грубо впиваются в моё тело, даже через толстый шерстяной свитер. Шаги следуют за мной и окружают меня, приглушённое гулкое облако звуков. Мои наполовину онемевшие ноги делают меня неуклюжей, когда я иду по коридору, поворачивая туда и сюда, пока кто-то рывком не останавливает меня и рычит:

— Теперь вниз по лестнице.

Я протягиваю одну ногу и чувствую первую ступеньку потом почти теряю равновесие и падаю. Один из мужчин смеётся надо моей неуверенностью и гнев у меня внутри раскаляется до такой степени, что в висках стучит. Этого почти достаточно, чтобы я поглупела и начала кричать на него. Тебе смешно? Я испугана до смерти и не вижу куда иду, а ты пытаешься столкнуть меня с лестницы, и если я когда-нибудь освобожу руки…

Но я вспоминаю о пистолетах и ничего не говорю.

Нежная рука накрывает моё плечо.

— Сейчас, — бормочет Пол. — Я провожу тебя вниз.

Я облокачиваюсь на него всю дорогу, и ощупываю каждую ступеньку пальцами ног. Место, куда они ведут меня настолько сырое, что я уже покрылась испариной. И замерзла. Я остро чувствую тепло тела Пола рядом с моим.

Когда я наконец встаю на ровный пол, дверь за нами закрывается, несколько замков поворачиваются и щёлкают, оставляя нас внутри. Одним движением Пол снимает мешок с моей головы. Комната меньше чем та, в которой меня сначала держали, и тише, дальше от звуков города сверху. От нескольких лампочек исходит больше света, и в полу нет слива. Из двух комнат я определённо предпочитаю эту.

В одном углу я вижу кушетку с одеялом, в другом — ведро c крышкой. В обычной ситуации мне было бы противно использовать ведро, но я на грани того, чтобы описаться с тех пор, как меня схватили на улице. Теперь ведро уже выглядит довольно неплохо.

Пол говорит:

— Мы скоро принесём тебе поесть. И несколько бутылок воды. Одеяло должно тебя согреть, но, если тебе нужно будет ещё одно, скажи тому, кто придёт.

— Ты. Я хочу, чтобы это был ты.

Различные эмоции мелькают на его лице — удивление, смущение, и даже какое-то удовольствие от того, что его выбрали. Он говорит только:

— Почему я?

Потому что мне нужно подобраться к тебе поближе, чтобы у меня была возможность спасти осколок души моего Пола. К счастью, у меня есть другие предлоги, которые я могу озвучить.

— Я нужна тебе живой. И ты не причинишь мне вреда.

— Здесь никто не причинит тебе вреда, — говорит Пол. — У них есть приказы и они будут им следовать.

Я поднимаю подбородок.

— Неважно, что это за приказы. Ты не причинишь мне зла, неважно что случится.

Он поднимает бровь, как мистер Спок — один из его любимых героев. Если бы ситуация была менее трагичной, я бы рассмеялась.

— У тебя недостаточно информации, чтобы судить.

Тысяча воспоминаний о Поле возникают у меня в голове: как мы готовили лазанью вместе перед Днём Благодарения, ехали в субмарине в совершенно новом мире, целовались на станции, слушали музыку в машине, пока ехали в Мьюирский лес, просто обнимались в его комнате, и как я чувствовала его вдохи и выдохи ладонями.

Тот Пол в этом.

— Я знаю достаточно, — говорю я.

Пол ещё секунду изучает меня, потом отворачивается.

— У тебя есть самое необходимое. И, как я сказал, дай знать, если нужно ещё одно одеяло.

Даже теперь он старается уберечь меня.

— Ладно.

— Дверь сверху звукоизолирована. Никто снаружи не услышит тебя, неважно, что ты будешь делать. Я сказал, что тебе нужна кушетка, даже несмотря на то, что остальные настаивали, что ты можешь сломать её и использовать части как оружие против того, кто войдёт в комнату. Если ты планируешь так сделать, не надо. Это будет бесполезно, учитывая, что остальные будут снаружи, готовые остановить тебя любыми необходимыми средствами. Потом у тебя уже не будет кушетки. Ясно ли я изложил условия твоего пребывания здесь?

Моего пребывания. Как в Хилтоне.

— Абсолютно.

Пол медлит ещё некоторое время, как будто думая, что на самом деле я не поняла, или что не приняла это всерьёз. Я не знаю, как он может так думать, кого-то застрелили в трёх футах от меня меньше часа назад.

Что он чувствует, что он знает — это то, что я не боюсь его.

Пол больше ничего не говорит, просто кивает и направляется к бетонной лестнице.

Звук закрывающейся двери должен казаться пугающим, но услышав его, я улыбаюсь. Я могу улыбаться, потому что я знаю то, чего не знают другие, даже сам Пол.

Пол не может выносить того, что он не понимает происходящего. Неважно, касается ли дело какого-то странного поведения субатомных частиц или людей, смеющихся над шуткой, которую он не понимает. Это сводит его с ума. Он сразу же реагирует, бросаясь на поиски разгадки, целеустремлённо пытаясь заставить непонятное ему иметь смысл. Эта привычка может быть раздражающей — Пол хочет, чтобы люди вокруг него вели себя логично, по меньшей мере, большую часть времени, и ни за что нельзя заставить его понять, что люди просто так не делают. Но это ещё одна из причин того, что он замечательный учёный в возрасте, когда другие люди всё ещё выбирают профессию. Лёгкого объяснения ему всегда недостаточно.