Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

Си прищуривается:

— С кем это?

— Как дела у Тилли и Тоби? — спрашиваю я.

— Зачем только она тратит свою жизнь на человека, который никогда с ней не останется? — начинает было Си, но наталкивается на мой взгляд. И нет чтобы замолчать. Нет, она расправляет плечи и заявляет: — Она сама себя губит. Такое ощущение, что на самом деле она не хочет всего того, о чем якобы мечтает.

— Она любит его, — говорю я.

Си качает головой:

— Иногда мне кажется, что вы выросли в какой-то другой семье.

Я беру печенье и ломаю пополам. Может, Кэл передумал? Может, все-таки решил, что я этого стою?

— Так ты не придешь к Тилли? — спрашивает Си.

— Я не могу.

— Алиса, а ты уже решила…

Я складываю руки на груди и приподнимаю бровь.

— В смысле, когда дом… — Сестра слегка вздрагивает. У нее все-таки есть чувства. — Ты снова уедешь в Китай?

— В Монголию.

— Уедешь?

Я пожимаю плечами. Си смотрит на меня, я перехватываю ее взгляд.

— Может быть, я остепенюсь, устроюсь на работу, — говорю я.

Си смеется, и мне хочется ее стукнуть. Она забирает чашки и ставит их в раковину.

— Что это тут, Алиса? — спрашивает она.

Черт!

— Вот уж не думала, что ты завзятый садовод.

Она наклоняется над раковиной и тянется к подоконнику, рассматривая поддон с землей, стоящий на пожелтевшей газете. Я мчусь туда со всех ног. Сердце подпрыгивает куда-то к горлу. На темно-шоколадном прямоугольнике виднеется пять… нет, семь… восемь крошечных зеленых росточков. Они размером с ноготь младенца, но каждый уже распадается на два стебелька. Они растут. Я оттесняю сестру и касаюсь мизинцем одного ростка.

Привет. Добро пожаловать.

Си стоит слишком близко. Я чувствую ее дыхание.

— Что это такое? — спрашивает она.

— Не знаю. — Голос дрожит. Я шумно сглатываю. — Они все разные. Я их нашла в сарае.

Не знаю, какие семена проросли, какие нет, и понимаю, что никогда этого не узнаю, если только не выкопаю их. Но если вырыть их сейчас — они погибнут. А когда они окрепнут достаточно, чтобы их можно было пересадить и осмотреть, от кожицы семян уже не останется и следа.

— Я сделала глупость, — говорю я. — Всю неделю проторчала в этом чертовом доме.

— Ты отлично поработала, Алиса.

— Такое чувство, будто я вымарываю его.

Сестра кладет мне руку на плечо и поглаживает, как ребенка. И меня это успокаивает — невольно.

* * *

Надеваю мамино платье и туфли, подкрашиваю глаза бирюзовыми тенями в тон. Зачесываю волосы наверх, оставляя по одному локону с каждой стороны, чтобы смягчить контур лица. Мы всего лишь идем в закусочную. Наверно, это чересчур. Ну а вдруг он передумает? Я должна быть одета как подобает по такому случаю.

Туфли на каблуках. Наверное, ей тоже это нравилось — чувствовать себя выше, чем на самом деле. Я прихожу на десять минут раньше, хотя старалась опоздать. Сажусь за один из маленьких квадратных столиков из искусственного камня, выстроившихся вдоль стены, и заказываю джин-тоник. Когда появляется Кэл, мой бокал уже почти пуст. Благодаря джину я чувствую себя хрупкой, воздушной.

Я поднимаюсь. Он наклоняется через столик и целует меня в щеки. Чувствую мягкое покалывание его бородки, аромат его лосьона после бритья.

— Похоже, мне есть что наверстывать, — говорит Кэл, указывая на мой бокал.

Он подзывает официанта и заказывает бутылку вина.

Наблюдаю за тем, как он вешает куртку на спинку стула, достает из кармана мобильный, ключи и кошелек, выкладывает их на стол. Я залпом допиваю коктейль. Кэл усаживается напротив и смотрит на меня. Нет, я не заговорю первой.

— Выглядишь прекрасно, — произносит он.

Я почесываю подбородок, опускаю глаза. Надо было надеть джинсы. На нем джинсы и клетчатая рубашка, которую я купила ему сто лет назад, хотя, подозреваю, он даже не вспомнил об этом, когда ее выбирал.

— Как ты?

Пожимаю плечами.

— Разбираешься с домом?

Киваю.

— Тебе, наверно, нелегко.

Его мобильный жужжит в режиме вибрации. Кэл бросает на него взгляд, но не отвечает на звонок.

— Я все равно никогда не чувствовала себя там как дома.

— И все-таки.

— А как твоя квартира? Ты не переехал?

Он бросает на меня взгляд, и я на секунду задумываюсь, не видел ли он, как я сидела в парке, наблюдая. Я же провела там всего минуты четыре, ну, может, пять.

Но он улыбается и отвечает:

— Нет, все по-старому. Собака Джули в прошлом месяце умерла, так что теперь спокойней стало.

Джули — соседка. Когда она уходила из дому, ее собака постоянно выла.

— Бедная Джули.

— Нет худа без добра.

Зачем я только пришла сюда?

Официант приносит бутылку. Кэл обменивается с ним шутками про виноградники и сорта почвы, потом катает вино по бокалу, делает глоток и довольно кивает. Официант наполняет мой бокал.

— Вы готовы сделать заказ? — спрашивает официант.

Так я и думала: пицца «Фиорентина», спагетти вонголе, салат, чесночный хлеб.

Смотрю, как Кэл пьет. Это всегда выводило меня из себя. Выпивка — пожалуйста. Секс до брака — пожалуйста. Бекон на завтрак — пожалуйста. Лишь бы никто не узнал — никто из тех, чье мнение и правда важно.

— Ну что, выкладывай мне все, — говорит он.

Я люблю тебя. Ненавижу. Скучаю по тебе. Я уже не знаю, кто я.

— Ездила в Россию, а потом оттуда — в Монголию.

Он кривит губы:

— Как поезд?

Мы говорили о том, чтобы отправиться в путешествие вместе.

Я сглатываю:

— Хороший. Длинный.

Подношу бокал к губам и отпиваю слишком быстро — вино стекает по подбородку мне на платье. Пытаюсь оттереть пятно платком. Кэл протягивает мне соль, и я сыплю ее на платье. Прижимаю платок к губам, стараясь не заплакать.

— Химчистка с этим справится, — успокаивает меня Кэл.

— Это мамино платье.

Мой голос дрожит.

— Алиса… — Кэл берет меня за руку, и я не возражаю. — Я скучаю по тебе, Алиса.