Десятое королевство
Шрифт:
— Ты слышала стоны или мне почудилось? — не вытерпел Тони после очередного приступа жутких звуков, похожих на мучения раненого зверя.
— Я слышу стон, — подтвердила Вирджиния, вздрагивая не то от ночного холода, не то от страха.
— Вы услышите еще много странного, — не сбавляя шага отметил Волк, — этот лес волшебный.
Соблюдая тишину и слушая стоны, которые стихали, исчезали, а потом снова появлялись с какой-нибудь другой стороны, они продолжали идти по дороге, известной и понятной только одному из них.
Места были столь глухие, что им ни разу не встретились следы пребывания людей. Здесь
Вирджинии страстно захотелось домой, на заполненные людьми и машинами улицы, ресторанчику, где она работала вместе с Кэнди… И почему говорят, что Нью-Йорк — это каменные джунгли, где легко потеряться, а еще легче остаться одиноким, как бродяге в пустыне. Вот где глушь и ни единой души вокруг…
Внезапно замершая фигура Волка разогнала прочь ее размышления о проблемах маленького человека в большом городе. С ветвей ближайшего старого дерева свешивались как бананы с пальмы неосвежеванные трупики животных. Кролики, фазаны, белки, ласки… Их застывшие пуговками глазки укоризненно смотрели на них. На других ветвях, кое где даже измазанные кровью висели силки и капканы.
— Черт! — не сдержалась Вирджиния. — Что это за место такое?
Волк дал знак молчать и повел их дальше.
— Ты хоть знаешь, куда нас ведешь? — не обратила внимания девушка. Ей было жутко, раскачивающиеся на ветру вниз мордами зверьки давили на и без того расшатавшуюся психику. Вирджиния хотела найти всему этому объяснение.
Волк предпочел оставить комментарии на потом:
— Я полагаюсь на свое чутье. Просто доверься мне, иди следом и не шуми…
Он бросил взгляд на Тони. Тот был напуган не меньше, отчего молчал и мечтал только об одном — поскорее покинуть это зловещее место.
На глаза Вирджинии попали грубые таблички из досок, неряшливо прибитые к деревьям. Черной краской на одной них значилось: «Все браконьеры будут казнены по приказу Охотника».
— А кто этот… Охотник? — спросила она, но по выражению лица Волка поняла, что выбрала не самое лучшее время для своих расспросов. Волк и Охотник. Они явно испытывают антипатию друг к другу, и из их встречи вряд ли выйдет что-нибудь стоящее. Разве что в доме одного из них появиться серая шкура другого…
115.
Тони чувствовал, что подобные ночные переходы не для него. Возраст не тот, здоровье не то, да и местность не та. Этим двоим хорошо, они молоды и идут налегке, а ему приходиться тащить за собой собаку из чистого золота. И ведь не попросишь помочь: сам заварил кашу, сам и расхлебывай. Чертова золотая рыба!.. Надо сделать привал. Туман растаял сам по себе, стоны тоже пропали, как только они ушли из этого убийственного места. Привал. Срочно привал, а то этим двоим придется тащить и его и собаку.
— Мы не можем идти всю ночь, — жалобно протянул Тони. Эту фразу он уже произносил за последние три часа раз двадцать, каждый раз с разным эмоциональным оттенком, но к его словам ни Волк, ни дочь почему-то не прислушивались. Вирджиния говорила «папа, подожди» и продолжала идти вслед за проводником. Волк усмехался, мол можем, мы можем идти всю ночь. Он, конечно, хороший парень, но чувство сострадания, кажется, ему незнакомо.
Где-то
недалеко от них раздалось ржание лошади.— Вы слышите? — напряженно спросила Вирджиния, и перед глазами видениями пронеслись качающиеся на ветвях деревьев тушки лесных животных.
Крадучись, они подошли поближе. Кусты и темнота надежно укрывали их от возможного обнаружения.
Первое, что они увидели был большой потрескивающий костер. Возле костра сидели мужчины и женщины, а внешний круг образовывали повозки и кибитки.
— Это цыгане, — негромко ответил Волк.
— Что нам теперь делать? — прошептал Тони, которому цыгане нравились не меньше полицейских.
Ответ он получил прямо в спину. Точнее, это дуло ружья было нацелено между его лопатками, а обладатель оружия сказал:
— Конечно, присоединится к нам!
Путникам ничего не оставалось другого, как подчинится.
Табор с недоверием рассматривал чужаков. На всякий случай некоторые из цыган обнажили свои ножи и достали топоры.
— Они браконьеры, — стараясь, чтобы никто из цыган его не услышал, сказал Волк. — И если захотят, то смогут убить нас. Не отказывайтесь, чтобы вам не предложили. Но ничего не ешьте, пока я первым это не попробую.
— Очень смахивает на ужин в доме моей бывшей тещи, — выдохнул Тони, уныло взирая на котел с булькающим густым варевом.
Однако после ряда вопросов, сдобренных изрядной долей вина, обстановка разрядилась. Волк взял на себя смелость, не вдаваясь в подробности, рассказать любопытным о том, как они оказались в лесу и куда держать путь. Со стороны смотрелось интересно и вполне достоверно. Волки всегда были хорошими рассказчиками.
Гостей усадили на бревно поближе к огню, вручили каждому по миске с дымящейся едой и на время оставили их в покое. Назревали знаменитые цыганские танцы и вскоре под звуки гитар, скрипки и бубнов вокруг костра карнавалом запестрели широкие юбки и малиновые рубашки. Свободный люд как никто другой умел веселиться и отдаваться эмоциям. Однако боковым зрением Волк отметил, что далеко не все цыгане наслаждаются залихватскими плясками: дозорные, сжимая оружие, по-прежнему не спускали с них глаз.
Вирджиния быстро расправилась с угощением и почувствовала, как под воздействием тепла и какого-никакого крова по телу разливается спокойствие. После скитаний по лесу здесь все казалось таким милым… А как они танцуют!
Тони с едой повезло не так, как его дочери. В его тарелке оказался зажаренный еж. Как есть в растопыренных иголках он лежал лапками вверх и из выпотрошенного нутра торчали запеченные овощи. Тони и не догадывался, что перед ним сущий деликатес и то, что не каждый удостаиваться подобной чести отведать ежа по-цыгански.
К тому же он не знал, как его едят. И едят ли вообще. Посему он только грустно ковырял вилкой и ждал момента, когда можно будет избавиться от предложенного блюда. Пару раз Тони порывался передать ежа обратно в поварские руки и взять что-то более знакомое и аппетитное, но отступал под суровыми взглядами цыган. Да ещё и Волк все время на него шикал, мол, не оскорбляй чувства хозяев.
— Это лучший ежик, которого я ел на этой неделе, — выдавил Тони и снова погрузил вилку в остывающее нутро ежа. Седые цыгане, уже слишком старые для полуночных танцев, одобряюще закивали головами.