Десятый порядок. Вирмоны
Шрифт:
– Ты на рыбалке был, что ли? – поинтересовался Паша.
– Тю, - развел руками дед. – Это разве рыбалка… - тут его взгляд упал на прицеп, где было привязано тело. – Батюшки-свет, вот он где…
Рома отчетливо понял, что сказав это, дед Миша прикусил язык – будто сболтнул лишнее.
– А где он должен быть? – спросил Рома, выглядывая из-за мощной груди водителя.
– Поеду я, - сказал дед и поколесил дальше.
– Странный он какой-то, - сказал Паша.
– Не то слово, - согласился Рома.
В клубе никого, кроме одного дежурного не было, но он рассказал, что Эля принимает раненых и больных
Возле коробки ФАПа стояло две машины – Васина и еще какая-то, у крыльца же стояло несколько человек. По просьбе Ромы Паша поставил машину так, чтобы люди не видели привязанное тело, после чего Рома вошел в медпункт.
– Эля, - крикнул он. – Я вернулся! Ты не знаешь, где сейчас Петрович?
– Рома, - донеслось из дальней комнаты, - я здесь. Проходи! Только прошу – без резких движений.
Рома шагнул в кабинет, и его чуть не вывернуло от жутко неприятного запаха – который показался ему хорошо знакомым.
Вася встал со стула, сделав шаг к нему навстречу:
– Рома, только не шали!
На кушетке лежал полуголый парень, над которым нависла Эльмира, измеряя ему давление. Услышав, как Рома вошел, она повернулась:
– Рома, ты не представляешь…
Он окинул взглядом лежащего.
– Это точно? – спросил Роман, и по его интонации Эля вдруг поняла, что ему тоже что-то уже известно.
– Точнее быть не может, - сказала она, чуть опустив пальцем хирургическую маску. – Понимаешь, две недели еще не прошло, как его укусил зараженный, через три дня он устроил здесь разгром, и ушел куда-то, неделю назад он вернулся в село, убил мужчину и женщину, укусил, очевидно, с заражением, двух человек и снова ушел. По нему стреляли, вот, смотри, видны раны от дроби, а вот навылет его пуля прошла – два ребра сломала, но без серьезных повреждений. Знаешь, какая у него температура сейчас? Сорок два градуса! Я взяла у него кровь, нагревала её до сорока пяти градусов – она не сворачивается! Так не бывает! Ты понимаешь?
– Ну, - кивнул Рома. – Это признак воздействия вируса Z-08?
– Да! А вчера он пришел домой.
– Дошел до калитки, и упал перед ней, - вставил Вася. – Собаки залаяли, я вышел посмотреть – вижу, сын лежит…
Вася смахнул слёзы.
– У него кишечник совершенно пустой, - сказала Эля. – Помнишь, мы с тобой говорили…
– Да, помню, - сказал Рома. – Мы предположили, что они ничего не едят…
– Совершенно верно! – глаза Эльмиры блестели триумфом. – Рома! Понимаешь? Мы теперь совершенно точно знаем, что вирус живет в организме всего около двух недель, а потом он по каким-то причинам утрачивает способность управлять жертвой! Профессор Симахин мне такого не рассказывал!
– Или жертва, истощившись, утрачивает способность подчиняться рою, - сказал Рома.
– Что? – Эле пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановить саму себя и прислушаться к тому, что говорит собеседник. – Что ты сказал?
– Через неделю-полторы вирмон вырабатывает свой запас энергии, и уже больше не может делать то, что от него требуется.
– Может быть, я даже соглашусь с тобой, - задумчиво сказала Эля.
– А еще, - сказал Рома, - к ним возвращается разум.
Эльмира метнула взгляд на сына Васи, который отрывисто дышал и бессмысленно смотрел в потолок.
– Я не могу это
подтвердить, - сказала Эля. – Сам посмотри…– А я могу, - сказал Рома. – Час назад я встретился с одним таким нос к носу. И знаешь, что он мне сказал?
– Что? – Эля замерла.
– Сказал «помогите», а потом без чувств упал на землю.
– Где он сейчас?
– Лежит на прицепе. Мы его привезли. Он очень ослаблен. Я думал, удивлю тебя, а оказывается ты и сама тут уже горы свернула…
– Я старалась, - Эля улыбнулась.
Второго «оборотня» положили рядом с первым. Он почти не подавал признаков жизни, но был в лучшем состоянии, чем Васин сын. По крайней мере, на его теле не было огнестрельных ранений, правда, пальцы были настолько ободраны, что местами на фалангах даже не было мягких тканей – Эля сказала, что будет вынуждена ампутировать их.
– А почему от них так воняет? – спросил Рома, улучив момент. – Ведь от того, которому я прострелил голову, так не воняло! Да и тот, который в городе, тоже не портил воздух.
– Думаю, что это специфичный запах продуктов жизнедеятельности вируса, - предположила Эля. – Накапливается со временем. Или более простое объяснение – активизация всех процессов в организме активизирует и количество различных выделений. К тому же, как я поняла из этих двоих, при мочеиспускании и дефекации они не заморачивались простым снятием штанов.
– Ужас, - Рома содрогнулся. – А теперь хочешь еще кое-чего, что сломает твой мозг?
– Не слишком ли много мне будет потрясений на сегодня?
– Ну, мы не знаем, чем этот день закончится, поэтому вуаля! – Рома прямо перед носом у Эли подбросил в руке ручную гранату.
– Если я правильно понимаю, то это – граната, - догадалась Эля.
– Понимаешь правильно, - усмехнулся Рома. – А теперь спроси меня, где я её нашел?
– Не томи уже!
– Она была примотана к калитке ограждения базовой станции. Как-то прежде я не встречал фактов, чтобы наши вирмоны выполняли столь сложные действия. И уж тем более со взрывоопасными предметами.
– То есть, ты хочешь сказать…
– Именно так.
– Это значит…
– Это значит, что тайн здесь куда больше, чем мы предполагали даже еще утром. И знаешь, что еще интересно?
– Что?
– Топливо на станции есть. Там просто был отключен агрегат. Ну, и, видимо, передатчик тоже, так как после того, как я запустил агрегат, связь не появилась. Это значит, что…
– Кто-то разумный вырубил тут связь?
– Именно!
– И что будем делать?
– Вообще – пока не знаю. Если ты имеешь в виду базовую станцию, то думаю завтра поехать туда с «болгаркой», вскрыть аппаратный контейнер, и включить передатчик. Что у тебя с ранеными? Что с Сережей?
– Жить твой Сережа будет. С остальными плохо. Нужна эвакуация!
– Ладно, - кивнул Рома. – Давай заканчивай, поехали поужинаем, и подумаем, что будем делать дальше.
– Хорошо, - кивнула Эля. – Я сейчас!
Глава 7.
Мария накрыла на стол, и главным блюдом была жареная пеструшка. Дед Миша весело бурчал что-то про то, что наловил рыбу в заводи, в которой отродясь никогда ничего не мог поймать.