Десятый самозванец

Тимофей, который в общем-то знал о деяниях святого Петра, только кивал.

— На месте казни святого Петра был выстроен храм, — увлеченно продолжал епископ, когда они обходили собор. — Потом, при понтификате его святейшества Юлия, был заложен новый собор. Над собором Святого Петра работали гении — Рафаэль, Микеланджело. Жаль только, — отметил епископ, — что до сих пор не достроена колоннада. Но, думаю, что с Божьей помощью храм будет достроен! ^[59]

— Отец Бенедетто, — начал Тимофей, но сбился и, поправившись, робко спросил: — Ваше святейшество… Мы сегодня посетим все семь храмов?

Епископ с сожалением посмотрел на претендента в католики:

— Вы уже устали?

— Нет, что вы… — стал оправдываться Тимофей, которому на самом-то деле были не очень интересны эти прогулки. — Напротив. Но мне хотелось бы узнать — что я должен сделать, чтобы стать католиком?

— Что же, завтра я прикажу прислать вам «Катехизис». Но, — сказал вдруг Бенедетто, пристально глядя в глаза Тимофею, — все-таки почему вы решили принять католичество?

— Я хочу своим примером привести Россию к истинной вере. И как только меня коронуют шапкой Мономаха, то сей же час распоряжусь, чтобы народ русский, что погряз в ереси схизматической, стал приобщаться к католичеству.

— Стало быть, ваш интерес сугубо практический, — грустно заключил католический епископ. — И, как мне кажется, сейчас вы думаете не столько о русском народе, погрязшем в ереси, сколько о том, что, став католиком, вы скорее получите благословение его святейшества и его одобрение, нежели оставаясь в православной ереси.

«Вот ведь умный, зараза!» — подумал с раздражением Тимоха, но, собравшись с мыслями, решил ответить достойно:

— Не буду с вами спорить. Хотя, — изрек он, поднимая указательный перст, как вития: — Я был в плену в Османской империи. Я знаю, что турки очень сильны. И только объединившись, христианские народы смогут избежать той участи, что выпала на долю Ромейской империи и тех наших братьев, что живут сейчас под пятой турок на Балканах.

— Вы правы, синьор, — схватил епископ Бенедетто Тимофея за руку, потеряв на миг свою невозмутимость и проявляя итальянский темперамент. — Мир стонет под владычеством Турции. Только сообща можно остановить нашествие ислама!

— Да, — вздохнул Акундинов, радуясь, что точно угадал больное место епископа. — И заметьте, что мало кто из светских властителей желает сражаться с Турцией! Боятся! И я с горечью вспоминаю, что русский митрополит Исидор, что подписал унию с Римом, был низложен.

— Вы, кстати, знаете, что стало с кардиналом Исидором? — спросил епископ, выделяя католический сан экс-митрополита всея Руси, признанного русскими иерархами изменником. — Нет? Он, как простой капитан, сражался во главе отряда, защищая Константинополь. Дни свои закончил в Риме. А ведь православие и католичество — единое древо, от единого корня!

— Вот видите? — возликовал Тимофей. — Нашим расколом пользуются язычники! А будь наша вера едина, то никакой враг нам не был бы страшен!

— Да, — глухо поддакнул епископ. — Христианская церковь расколота. Протестанты, православные, католики. И даже внутри них нет единения. Французская церковь желает стать автономной. Внутри католичества расцветает янсенизм. Пожалуй, — вдруг заявил он, — я прикажу принести «Катехизис» сегодня вечером. И думаю, что через неделю вы уже сможете войти в лоно Вселенской церкви…

Первое, что сделал Тимофей, вернувшись в номер, — вытащил из холодного камина свиток. Хоть в Стамбуле, хоть в Риме, вслух все открещивались от астрологии, но втихомолку платили за гороскопы хорошие денежки.

«Катехизис», присланный с нарочным, был осилен Акундиновым за вечер. В нем не было ничего такого, чего бы он не знал. Символ веры — он и есть Символ веры… Ну, считают католики, что Дух Святой исходит не только от Бога Отца, но и от Бога Сына, филиокве, стало быть, так и ладно. Ну, думают, что Дева Мария была зачата непорочно, а после смерти вознеслась на небо. И что? Зато чем хорошо католичество — можно получить отпущение грехов. Только денежки плати… Не то что в православии — жертвуешь, жертвуешь, а знать не знаешь, получишь ли спасение или нет!

На следующий день Тимофей отправился в курию, где ему дали работу — сравнить, точен ли перевод на латынь послания одного из падишахов.

Только к вечеру Тимофей со скрипом, но перевел арабскую вязь. Как он понял, речь шла об одном из христианских храмов в Салониках, на который претендовали католики. Визирь султана отвечал, что ранее этот храм уже был обещан православной общине…

Когда епископ Бенедетто пришел проведать своего протеже, он остался доволен. На следующий день Тимофей получил уже два свитка, на третий — три, а на четвертый — четыре. Однако из четырех он сумел перевести три. На следующий день унылый чиновник выдал ему только три свитка. «Вот, значит, как тут урок-то устанавливается, — смекнул Тимофей. — Хорошо, что не подгоняли…» — порадовался он, вспоминая рассказ о том, как в Новом Свете устанавливают урок-норму для рабов-негров. В первый день раба обильно кормят, а потом подгоняют весь день. Урок, выполненный им за первый день, становится каждодневным…

Рабочий день начинался около девяти утра, а заканчивался около пяти часов вечера. Вся братия, находившаяся в курии, должна была читать нешпоры, а он с чистой совестью, как еще не принявший крещения, уходил домой. Сиречь в гостиничный номер. Уставал так, как не уставал и во время работы в приказе. Там, конечно, дьяк или сам воевода заставляли работать. Но там тебе никто норму не устанавливал. Сколько успели — столько и сделали. А чаще всего так и ничего не делали, а попивали себе пивко да квас, пока не приедет кто-то из начальствующих людей да не огреет как следует. А тут…

Совсем незаметно пришло время конфирмации. В храме Святого Иоанна, где служил мессу незнакомый священник в красном облачении, а помогал ему Бенедетто в фиолетовой одежде, Акундинова заставили ответить на вопросы, которые он вызубрил в «Катехизисе», да прочитать «Angelus» и «Ave Maria», потом полили святой водой и причастили сухой хлебной облаткой. Вина, как знал новообращенный католик, мирянам было не положено. Этим все и закончилось. На прощание Бенедетто подарил ему красивую книгу, где были молитвы, а тот, что был главным, — глиняное распятие. Служка уложил подарки в новенькую сумку, что давалась паломникам.

Отметить обращение где-нибудь в траттории никто не предложил (пятница!), потому Тимофей решил, что он как-нибудь справится в одиночестве. Купил бутылку кьянти, потому что крепче ничего не нашел, взял несколько апельсинов да пару копченых рыбин на закуску и пошел в гостиницу.

Подойдя к стойке за ключом, он был удивлен, не обнаружив его на месте.

— Синьор Джованни, — виновато сказала хозяйка, синьора Паула, пышнотелая молодящаяся особа, на которую у Тимохи были кое-какие виды, — к вам гость.

— Что за гость? — насторожился Акундинов, который никого не ждал. — Кто такой?

— Сказал, что ваш старый знакомый. По-итальянски говорит очень плохо. Вначале ждал вас в приемной, а потом попросил у меня ключ от комнаты. Я решила, что пусть он лучше подождет вас там.

— Почему это? — возмутился Тимофей подобной бесцеремонности.

Вместо ответа женщина только пожала плечами и заискивающе улыбнулась.

— Ладно, посмотрим, кого там шайтан принес, — изрек Тимофей, поднимаясь к себе. Дверь в комнату была открыта. В кресле, уронив голову на грудь, спал человек. Был он в старом драном плаще и в сапогах, заляпанных грязью.