Детектив для попаданки
Шрифт:
На словах про Андрея замечаю, что Аким напряжен, время от времени хмурится и нервно поглядывает в окно. Почему? На всякий случай уточняю:
– Ты же меня к нему не ревнуешь?
Аким уходит от прямого ответа:
– А должен?
– Нет, ни капли не должен! Ревновать к прошлогоднему снегу глупо! Я ему и тогда отказала в замужестве, а уж теперь, когда знаю тебя...
Развожу руками и качаю головой. У балабола Андрея нет ни единого шанса на фоне мужа. Аким смеется, и морщинка между бровей исчезает вместе со смехом. После завтрака мы собираемся прогуляться по Питеру. В голове уже зреет карта тех особенных мест, по которым мы сегодня пройдемся. Предвкушаю возможность пооткровенничать: показать
Пока поднимаемся на лифте, я рассматриваю нас в зеркале и откровенно любуюсь мужем. Широкие плечи, мощная стать, небрежные, уверенные движения, серьезные, умные глаза. Он обхватывает меня одной рукой за талию и тихо комментирует мне на ушко:
– Во всех этих лифтах определенно есть нечто особенное. Возбуждающее. Тебе так не кажется?
Очень даже кажется! Он склоняется к моим губам, но в этот момент двери лифта разъезжаются, и к нам в кабину добавляется пожилая пара, судя по их говору, откуда-то из Скандинавии. Они неторопливо лопочут на своем птичьем наречии. Седовласый мужчина берет женщину за руку, и та нежно улыбается ему в ответ. Добрые морщинки вокруг светящихся любовью глаз, красная помада на губах, приятный парфюм и короткая, модная стрижка - наверно, все для него, того, кто сейчас держит ее за руку. Мне вдруг очень хочется, чтобы мы с Акимом в старости были такими же! Переглядываемся и расплываемся в умиленной улыбке – похоже, думаем об одном.
Наконец, добираемся до нашей комнаты. Переодеваюсь, провожу обычную ревизию сумочки – все ли взяла? Травки от ведьмы всегда со мной, лежат здесь, в потайном кармашке. Без них неуютно куда-то идти, будто я голая и беззащитная. Ключи от номера, кошелек тоже есть. Когда я кидаю в сумочку свой смартфон, он неожиданно начинает вибрировать от полученного сообщения. Скрытый номер меня слегка настораживает. Открываю сообщение и читаю, с каждой буквой все глубже погружаясь в прострацию:
– Карина, твой брат в моих руках. Приходи на свою квартиру через час одна. Если об этом разболтаешь хоть одной живой душе, ты пожалеешь. Если опоздаешь хоть на минуту, пожалеешь еще сильнее.
Не успеваю даже осознать прочитанного, замираю от ледяного ужаса, сковавшего грудь, как уже через секунду получаю фотографию моего бедного брата, перед которым на столе лежит сегодняшняя газета. Шквал вопросов в голове! Где Людмила? Как же так? Что за подлец способен на такую мерзость - угрожать беспомощному инвалиду? Воображение рисует сиделку, связаную или оглушенную. И брат, мой родной брат, находится прямо в руках убийцы! Ведь только убийца может пойти на такой отчаянный шаг!
Захожу в ванну и вижу Акима с зубной щеткой в руках. Говорю ему внятно, изо всех сил стараясь не тараторить:
– Я уже готова. Подожду тебя внизу, в вестибюле. Можешь не торопиться!
Он кивает, и я мчусь к лифту. Жму на кнопку первого этажа, но лифт едет размеренно, не спеша, не собираясь подстраиваться под мою спешку. Может, быстрее было бы по лестнице сбежать? Как пойманная птица, мечусь по кабине, пока лифт не открывается. Выскочив из гостиницы, запрыгиваю в первое попавшееся такси, припаркованное недалеко от входа, и называю адрес. Ехать недолго по питерским меркам - всего лишь минут сорок. Утренние пробки рассосались, едем без задержек, но я то и дело скулю умоляюще:
– А можно побыстрее, пожалуйста?
– Девушка, я и так на своем пределе еду! Не собираюсь из-за вас прав лишаться! – сердито отчитывает меня толстый, пожилой дядька.
Потом мне в голову приходит одна мысль. Когда получаю утвердительный ответ от таксиста, останавливаемся у банкомата, и снимаю со счета нужную сумму. Протягиваю ему пачку купюр, а он дает мне то, что я
просила.Вбегаю в подъезд, звоню в домофон, мне открывают и я несусь к лифту. Ежесекундно поглядываю на часы. До конца отведенного срока осталось четыре минуты. Как мало! Внутри меня все клокочет. Горит огнем, полыхает тревогой и растерянностью. Я не могу ни о чем думать, кроме одного: только бы успеть, только бы спасти брата! Ради этого готова на все!
Когда лифт раскрывает двери, пробкой выскакиваю из него и, как сумасшедшая трезвоню в звонок. Я здесь. Уже пришла!
Дверь распахивается, но человека за ней не видно. Когда я вбегаю внутрь, слышу позади щелчок запираемой на ключ двери. Оборачиваюсь и вижу знакомое лицо. Слишком хорошо знакомое...
Глава 31
– Аня? Ты?
– Привет, Карина. Давно мы с тобой не болтали по душам, - заявляет она, холодно улыбаясь. – Вчерашний день не считается - это был фарс, сама понимаешь. Людмиле я на ближайшие два дня дала отгул. Сказала, что вместо нее посижу с Мишей. Она прикинь, как обрадовалась! Умчалась сразу к семье в деревню!
Облизываю пересохшие губы. Почему она так спокойна? Одета также элегантно и изысканно, как вчера, как будто в кафе пришла за павловой, а не заложника брать. Почему не угрожает мне оружием? Почему не орет, не истерит? Она же вроде должна быть в отчаянии, если решилась на такое? Что происходит? Ледяным тоном напоминаю:
– Я Катя, если ты запамятовала.
– Брось. Помнишь, ты надо мной смеялась, когда я тебе читала про переселение душ? Я и сама тогда не ожидала, что мне эти знания на практике пригодятся!
– Я Катя, - упрямо твержу, но ее не переубедить.
– Хватит врать. Только мы с Кариной называли Ленку сестрицей Аленушкой. Только Карина в курсе сладостей, которые любит ее брат, остальным до этого – вообще фиолетово! Только Карина и Андрей знали, что она бросила его перед смертью. И если даже списать эти твои знания на неслыханную интуицию, то почему ты используешь ее жесты? Этот ее особенный жест – незаметно почесать мочку уха. Или склонить голову вправо и чуть прищурить глаза, когда она кого-то внимательно слушает. К тому же, только Карина сорвалась бы сюда на мое сообщение. Катя отправилась бы в полицию. Или на худой конец притащилась бы с мужем.
– И что тогда было бы? Если бы я пришла с мужем?
– С Мишей что было бы? Если хочешь откровенный разговор, телефончик свой дай для начала!
Прежде, чем отдать ей смартфон, прошу показать мне брата. Хочу убедиться, что он в порядке. Она небрежно указывает на его комнату, приглашая проверить, и я, встав в дверном проеме, какое-то время за ним наблюдаю. С ним все отлично. Стоит у окна, рассматривает непрерывный поток машин на дороге. Почему же мне так плохо? Как будто я в ловушке, из которой не выбраться?
Захожу на кухню, кладу на стол смартфон. Аня, как ни в чем ни бывало, наливает в прозрачный чайник воду и ставит его кипятиться. Затем берет мой смартфон и долбит по экрану скалкой, пока тот не разлетается на части. Жутко на это смотреть. Ужаснее этого акта вандализма – только ощущение дикой беспомощности и растерянности, охватившее меня при виде метаморфозы бывшей подруги.
Аня указывает мне на стул и предлагает сесть. Расставляет на столе чайный сервиз. Достает из холодильника бутылку с шампанским, сыр с голубой плесенью. Намывает фрукты, раскладывает их по тарелкам. Как будто к нашим традиционным посиделкам готовиться. Что прячется за этими механическими, размеренными движениями? За голубыми глазами, сейчас утратившими свой яркий блеск и ничего не выражающими? Решимость? Привычно запрятнная поглубже злость и агрессия? Никак не пойму!