Детектив Франции. Выпуск 8

Он быстро дошел до перекрестка, в ста метрах от которого светились окна ресторана. Он представил веселый ужин своих коллег, приятную атмосферу ресторана, где все хотели расслабиться и снять напряжение рабочего дня.

Он повернул налево и пошел к церкви.

Он ходил в церковь каждое воскресенье, несмотря на то что был атеистом. Бессознательно он прижимался к палисадникам из опасения, что его кто–нибудь увидит.

Витражи были ярко освещены. Сквозь приоткрытую дверь он различил двух блюстителей порядка. Что это значит?

Машины стояли справа с потухшими фарами; шоферы оставались на своих местах.

Клоуз бесшумно скользнул влево, тень среди теней. Он отошел подальше, чтобы его не заметили, и вернулся к церкви, обогнув ее сзади.

Ризница была освещена; она прилегала к колокольне в виде аппендикса… Осторожно, оставаясь в тени, Арнольд Клоуз дошел до стены и оперся на нее, затаив дыхание.

Из ризницы доносились голоса. Он подошел к окну. Дверь была расположена метрах в двухстах отсюда. Если его заметят, он скажет, что зашел на огонек исповедаться духовному наставнику.

Он вытянул шею и заглянул в окошко.

Священник был одет в рясу, в которой обычно совершал богослужение. Странно. Рядом со священником стоял высокий блондин с коротко остриженными волосами, они о чем–то разговаривали. Клоуз не знал блондина, но зато он узнал другого: Маттеоти собственной персоной… Третий был невысокий, некрасивый, с редкими волосами, плюгавый. Этого Клоуз не знал…

Женщины с ними не было. По–видимому, она осталась в церкви. Зачем? Что они затевали? Не свадьбу же в такое позднее время?

Священник посмотрел в сторону окна, и Клоуз быстро отскочил. Он услышал еще хлопанье двери…

Послышался церковный орган, но Клоуз не разбирался в музыке и не знал, что именно исполнялось. Он знал наверняка, что это не похоронный марш.

Он решился подойти к двери ризницы, приставить ухо… Ничего. Он повернул ручку и толкнул дверь. Она оказалась незапертой.

Арнольд Клоуз спокойно вошел внутрь и осмотрелся.

Дверь, ведущая в церковь, была заперта. Орган продолжал играть.

На столе в центре комнаты лежал толстый журнал. Клоуз подошел и наклонился над столом. Запись бракосочетаний…

Почему они избрали для этого такое позднее время, когда все ушли на ужин, да еще с охраной в дверях?

Значит, они не хотят афишировать свадьбу.

Он быстро записал имена:

Эстер Ламм, родившаяся в Австрии, в Вене, в 1920 году… Стефан Менцель, родившийся в Германии, в Гамбурге, в 1914 году. Свидетелем жениха был Артур Ламм, свидетелем невесты – Эндрью Маттеоти. Все проживали в Уйат–Сэндзе.

Арнольд Клоуз вышел так же бесшумно, как и вошел.

Он был очень доволен собой.

Он лихорадочно соображал, под каким предлогом попросить завтра разрешения, чтобы быть свободным после обеда. Лионель будет ждать его в Санта–Фе.

Вернувшись во флигель, он снова зашел к Хэмзу, ожидавшему врача.

Ему страшно хотелось есть, но удовольствие от сознания того, что он собрал сведения за один вечер, было хорошей компенсацией.

Неожиданно он вспомнил о плитке шоколада, лежавшей в комнате, и быстро попрощался с Хэмзом, который по–прежнему сильно кашлял.

16

Алехонян был в хорошем настроении, что случалось с ним не часто. При такой ответственной должности, как у него, неприятностей всегда было больше, чем удовлетворения.

Несмотря на это, Алехонян не променял бы свое место на империю. У него была своя империя, такая же захватывающая, как и у Смита. Цели и средства у них были одни и те же, отличались только побудительные мотивы. У каждого человека они свои, как и у каждой группы людей, и все считают свои самыми лучшими.

Итак, Алехонян был в хорошем настроений. До того момента, пока…

Раздался телефонный звонок. Алехонян нажал на кнопку и тотчас же услышал голос, раздавшийся из невидимого репродуктора: «Старший политрук Иван Данченко. У меня сверхважное сообщение».

Хорошее настроение как рукой сняло. Сверхважное означало неприятности, он это знал уже давно.

Он ничего не ответил и нажал другую кнопку.

В передней зажегся зеленый глазок.

Охранник закрыл железную дверь коридора, сообщающуюся с остальной частью здания. Это называлось «перекрыть шлюз».

Затем он проводил Данченко. Бронированная дверь, ведущая в бюро Алехоняна, бесшумно скользнула по рельсам.

На Данченко не было лица.

– В чем дело, черт побери?

Данченко протянул лист бумаги:

– Тяжелый удар… Нас провели… как детей!

Алехонян сжал челюсти и провел рукой по гладким блестящим волосам. Его лицо посерело.

– Говори яснее! – сказал он изменившимся голосом.

Данченко сказал с усилием:

– Дело Менцеля… Ты помнишь, что мы вышли на него через брата и сестру Ламм в Триесте? Недавно Хирурго наткнулся на фотографию женщины на обложке журнала «Лайф».

Алехонян перебил:

– Я знаю… Дальше.

– Мы только что получили послание из Нью–Йорка. «Установлена личность женщины, появившейся на обложке «Лайфа“: Эстер Ламм, год рождения тысяча девятьсот двадцатый, место рождения – Вена, Австрия, проживает на полигоне Уайт–Сэндз. Тайно обвенчана со Стефаном Менцелем, девятьсот четырнадцатого года рождения. Место рождения – Гамбург, Германия. Живут во флигеле центра испытаний вместе с братом Эстер, Артуром Ламмом. В Уайт–Сэндзе появились недавно. Стефан Менцель является сотрудником отдела «МХ–5“; характер работ пока не установлен. Ждем дальнейших инструкций».

Выслушав сообщение, Алехонян побледнел так же, как и Данченко.

– Черт! Как Хирурго угораздило попасться на удочку?

Взяв себя в руки, он стукнул кулаком по столу.

– Надо немедленно убрать американского шпиона из нашего подземного комплекса в Турфане. – Его взгляд стал жестким и холодным. – Минутку, – добавил он. – Какие у нас есть доказательства, что наш Менцель не настоящий?

– У нас есть два человека, которые работали у Менцеля сначала в Гамбурге, а затем в Бреслау. Они смогут опознать его.