Детективные рассказы. Сборник
Шрифт:
Дарья пожала плечами.
– Красивая, временами взбалмошная, умеющая обратить на себя внимание, – обронила она. Даже спустя столько лет вспоминать сестру девушке было непросто. – Честно говоря, не знаю, что может вас заинтересовать.
– Вы были в курсе ее личной жизни?
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Баум.
– Ну, вы знали, что она встречается с Дмитрием Роговым?
– Ах, это! – девушка сцепила на груди руки, невольно демонстрируя, что не имеет большого желания вспоминать об этом. Но все же заговорила: – Не любила она его никогда. Не могла любить – она Димку совсем не знала.
Не в силах усидеть на месте, Дарья встала и принялась мерить шагами комнату.
– Янка – она идеалисткой была. Полутонов не допускала.
– Так они, получается, не встречались? А как же то, что они в день смерти Рогова поругались?
Дарья остановилась, бросила на меня исподлобья осуждающий взгляд.
– Одному Богу известно, о чем они говорили. Так что если вы не Бог, я бы попросила вас не упоминать об этом в вашей статье.
Я кивнул. Богом я не был, да и не так уж меня интересовали отношения Яны и Дмитрия. Особенно, если никаких отношений не было.
– И все же после смерти Рогова ваша сестра изменилась. У нее началась депрессия?
– У нее была хроническая депрессия, – заявил Генрих, вошедший в комнату с двумя чашками чая.
Дарья попыталась одернуть его, но немец продолжил:
– Ей не нравилось все, что происходило вокруг нее. Ну, разумеется, кроме того, что происходило с ней лично. Она требовала слишком много внимания к себе!
Дарья ухватила мужа за рукав, вынуждая обратить на себя внимание.
– Ты ее не знал. Не надо говорить плохого.
– Но ты же сама говорила…
Недоговорив, Генрих обиженно поджал губы. Видя, что ему совсем не рады, он отошел в угол и простоял там молча до окончания нашего разговора.
– Временами с ней действительно было очень сложно. Такой уж характер, – потупив взгляд, пояснила Дарья.
– Вы часто ругались с ней?
– Ругались? – как будто искренне удивилась Дарья. – Нет, мы скорее спорили. Особенно поначалу. Я не настолько старше ее, чтобы она моментально меня слушалась.
– А в день своей смерти как вела себя Яна? Что-нибудь странное было в ее поведении?
Дарья пожала плечами.
– Разве только то, что она выдумала, будто хотела покончить с собой на том мосту, где ее потом нашли. Говорила, что уже стояла на краю бездны, но какой-то мальчишка остановил ее.
Я почувствовал, что сердце в моей груди забилось чаще. Получается, кто-то знал о нашей с Подорожной встрече на мосту и точно так же, как и я, утаил эту информацию от следствия. И этот кто-то – старшая сестра погибшей.
– А это, действительно, произошло? – подал я голос.
– Нет, конечно, – отмахнулась Дарья. – Янка вечно выдумывала всякие глупости.
– Вы из-за этого поругались с ней той ночью?
Дарья замешкалась на миг, но потом подтвердила предположение кивком.
Получается, это неверие и стало толчком к повторению попытки самоубийства? Яна Подорожная обиделась на сестру и… И это, в самом деле, было самоубийство, которое намеренно никто не вызывал?
Задав еще несколько вопросов, чтобы последний ответ Дарьи не выглядел главным во всем разговоре, я минут через
пять вышел из квартиры. Внизу хлопнула входная дверь, послышались уверенные шаги на лестнице.– Здравствуйте, – растерянно проговорил я, когда на нижней ступени пролета увидел Марка Ивановича.
– Добрый день, – кивнул он мне в ответ.
Он продолжил подъем по лестнице. Я приступил к спуску. Дойдя до входной двери, я распахнул ее, потом посильнее хлопнул, чтобы создать иллюзию того, что вышел на улицу. Сам же вернулся внутрь подъезда и затаился.
Как и предполагал, вскоре я услышал осторожные шаги. Судмедэксперт остановился на площадке второго этажа, огляделся, прислушался, после чего позвонил в дверь квартиры Подорожных.
– Марк! – прозвучал радостный голос Дарьи.
– Тише! Журналист к тебе приходил?
– Да…
Получив ответ, Марк Иванович втолкнул девушку в квартиру и поспешно закрыл дверь.
– А если это было самоубийство, к которому никто не причастен, то к чему такое поведение? – прошептал я. – И почему мнения Генриха и Дарьи о Яне так сильно расходятся? Не мог же он настолько «не знать» сестру жены?
Прикусив в задумчивости губу, я отправился домой.
* * *
Я вновь достал со шкафа папку со всеми материалами. Разложил бумаги прямо на полу. Мать, заглянувшая в комнату, удивилась, что я опять интересуюсь старыми газетными статьями. Но спрашивать про них ничего не стала. Поинтересовалась только, планирую ли я сегодня ужинать. Машинально кивнув, я попросил ее закрыть дверь и принялся изучать документы.
То, что в смерть Яны Подорожной была криминальной, больше не вызывало у меня сомнений. А после сцены, случайным свидетелем которой я стал в подъезде Дарьи, у меня ко всему прочему появилась твердая уверенность в том, что девушку убили. Доведение до самоубийства спустя столько лет доказать было практически невозможно. Такие дела, насколько я знал, вообще редко когда удавалось довести до суда. Как правило, не хватало улик. Так что фигуранты могли бы не опасаться моих изысканий. Тем более, спустя столько лет.
Не зная, с чего начать и что конкретно хотел я найти в многочисленных вырезках, я принялся просматривать все статьи в хронологическом порядке. «Трагическая гибель», «Сестра осталась круглой сиротой», «Невнимание – ключ к смерти». Мои коллеги не скупились на оригинальные заголовки.
– А это что такое? – вслух спросил я, заметив в одной из статей фотографию всей семьи Подорожных.
Фотография, как гласила подпись, была из личного архива семьи. Папа, мама и две маленькие девочки сидели в обнимку на диване. Улыбались. Но, разумеется, не эта счастливое семейство привлекло мое внимание.
Снимок был сделан в той комнате, которую позднее Дарья взяла себе. Мебель в комнате была та же, только рядом с диваном стоял комод. Тот самый, который я видел сегодня в коридоре квартиры. А на комоде помимо пары статуэток клоунов стояли журналы. И подпирали эти журналы половинки носорога как две капли воды похожие на те, что не так давно привлекли мое внимание в кабинете Марка Ивановича. Нахмурившись, я принялся искать другие фотографии комнаты, благо каждый автор считал своим долгом сфотографировать безутешную родственницу на фоне жалкого интерьера.