Дети ангелов

Зинаида Степановна ни разу не вернулась из школы в хорошем настроении. Она говорила, что работать с детьми это адский труд. Что более неблагодарных детей, чем ее ученики, она в своей жизни не встречала. Что на работе из нее выпивают все соки. Что учительская это змеиное гнездо, которое пора разорить, оставив лишь ее и еще несколько педагогов. В общем, если и была на свете самая ужасная пожизненная каторга, то она находилась именно в ее школе.

Само собой, они с сестрой учились там, где преподавала мать.

Ученики ненавидели Зинаиду Степановну за безмерную строгость. Чтобы получить у нее четверку, надо было быть гением, не меньше.

Учителя ее боялись. Строчить на них кляузы директору было ее любимым занятием.

Гипертрофированное чувство справедливости делало ее похожей на солдафона собственно, так ее и называли за глаза, причем не только ученики.

Единственной слабостью и любовью всей ее жизни была старшая дочь Ольга. Все Олины тетрадки Зинаида Степановна бережно хранила у себя в учительской. Оля стала абсолютной гордостью и козырным тузом ее, как педагога.

Всякий раз, когда родители одного из ее учеников приходили жаловаться директору на необоснованно заниженные оценки, Зинаида Степановна, как волшебник, доставала из ниоткуда Ольгину тетрадь и, тряся ею над головой, произносила:

– Вот за что я ставлю пятерки! Почитайте! Нет, вы почитайте! Если я вашему сыну поставлю пятерку, то что я тогда должна была ставить ей?!

Директор школы, грузный, черноволосый мужчина, одетый всегда в белую рубашку и костюм-тройку, молча кивал на каждое ее слово, потому что боялся ее и сам. Никогда с ней не спорил. Да и вообще, будучи хозяйственником, не сильно любил разбираться в учебном процессе, полностью доверяя эту часть воспитания своим завучам и учителям.

Бедные родители, понимая, что внятный разговор бесполезен, нанимали репетиторов, чтобы хоть как-то выровнять успеваемость по русскому и литературе. В классах, с которыми занималась Зинаида Степановна, было очевидное разграничение учеников на «хорошистов» и «двоечников». Были, конечно, у нее и «отличники». За пятнадцать лет работы их набралось аж пять человек, и одной из них была, конечно, Ольга.

Катя, разумеется, входила в группу неучей. Мать ставила ей еще более низкие оценки, чем остальным.

– БЕЗДАРНОСТЬ не имеет право получать четверки. Больше тройки я никогда тебе не поставлю! Никогда! Даже не надейся! За что мне свалилось такое наказание?! За что?! Не надо было тебя рожать! Не послушалась свою мать, теперь жалею сильно! – злой взгляд матери каждый раз будто раздевал Катю догола, чтобы потом наказать.

Катерина привыкла к ее ежедневным нотациям. Слушая ее истеричные выступления, всегда стояла по стойке смирно, с опущенной вниз головой и думала о чем-то своем, дожидаясь пока мать выдохнется.

Валентин Степанович, их отец, был угрюмым и молчаливым человеком. Работал начальником слесарного цеха на швейной фабрике. Катя не знала его ласки вовсе. Отец был против ее рождения, но сопротивляться грозной учительнице и визгливой жене был не в силах. Приходил домой молча. Так же, молча, ужинал и уходил к себе в комнату. Словом, был тенью в их семье. Он и с Ольгой-то не особо разговаривал. Мог перекинуться несколькими фразами, и только.

С четвертого класса мать назначила Катю домработницей. С тех пор в ее обязанности, помимо учебы, к которой она была не способна, входила уборка их двухкомнатной квартиры. Теперь каждый вечер Катя огребала не только за бездарную учебу, но и за невымытую посуду, пыль на телевизоре, плохо вымытый пол и тому подобное.

– Учиться, значит, ты не хочешь? Помогать матери – не хочешь! А что ты хочешь в этой жизни? Валяться на кровати и слушать вашу уродскую музыку?! Посмотри на Оленьку! Учится, девочка моя, день и ночь! Ей и учиться-то не надо! Такой талант не профукать! А она учится! Учится, потому что хочет стать Человеком! А ты? Ты, мало того, что БЕЗДАРНОСТЬ, так еще и грязнуля! Тебя даже замуж, убогую, никто не возьмет! Зачем я тебя родила? Зачем?! – мать с трагическим выражением лица обхватывала себя руками.

«Куда же деться от всего этого. Куда?» – Катя давно решила, когда вырастет, устроиться работать проводником на железную дорогу. Это было лучшее ее решение, чтобы убежать из этого «дурдома».

«Пройду медкомиссию, поступлю на двухмесячные курсы, и все… Свобода!» она ждала девятого класса, как манны небесной.

* * *

Это случилось неожиданно. В девятом классе Катя влюбилась. Влюбилась первый раз. Отчаянно и безумно. Ей казалось, что принц, которого она так долго ждала, наконец, услышал ее мольбы и пришел за ней. Да не куда-нибудь, а прямо в ее квартиру.

Отец каждые выходные уезжал на рыбалку. Это было святое для Валентина Степановича и единственное, чего не могла изменить мать.

* * *

Зинаида Степановна же нашла отдушину от ее «пожизненной каторги» в социологическом клубе «Познай себя», куда ходила по выходным.

Мамин соратник по клубу, сорокалетний дядя Леня, появился в их квартире в середине сентября.

Мать восхищалась его умом и талантом, часто после клуба звала его на чай. Они часами беседовали о миросотворении, психологии и душе. Дядя Леня называл себя свободным журналистом. Писал для журналов и газет статьи. Еще он писал романы. Мать глядела на него преданным собачьим взглядом, не пропуская ни единого его слова.

– Леонид, вы талантище! Я благодарна судьбе за нашу встречу! – ее лицо румянилось, глаза начинали блестеть, на губах играла улыбка.

– Ну что вы, Зинаида! Я обыкновенный солдат пера, – Леонид опускал глаза, ухмыляясь собственным мыслям.

* * *

Для Кати выходные вдруг стали праздником. Теперь она ждала их. До блеска убрав квартиру, закрывалась в своей комнате и предавалась мечтам. Ее никто не трогал, не называл бездарностью, не заставлял делать уроки, да и вообще, мать менялась до неузнаваемости. При Леониде она изображала из себя заботливую мамочку, называя Катю не иначе как «доча».

– Доча, ты поела? Доча, ты как себя чувствуешь? Доча, можно тебя попросить сходить за тортиком нашему дорогому гостю? – лживая и притворная, мать, тем не менее, не вызывала у Кати чувства отвращения. Напротив, ей начинало казаться, что мама и хотела бы так относиться к ней, если бы…Катя давно уже, если честно, сама осознавала свою ущербность и бездарность. Где-то, глубоко в душе, давно согласилась с матерью в этой части. Между тем, дядя Леня все чаще кидал на Катю добрые и по-отечески заботливые взгляды.