Дети богини Кали
Шрифт:
В ясные и тихие дни, когда ветер не носил в воздухе розоватую песчаную пыль, с утеса можно было наблюдать за боем: ослепительно сверкала на солнце стальная броня атакующих роботов, безжалостную яркость дня озаряли быстрые белесые вспышки выстрелов и взрывов. Могучие машины загорались, падали или по причине аварийного отключения неожиданно замирали, теряясь среди черных и серых скал, сливаясь с ними – неподвижных, их уже нельзя было различить на фоне каменистой пустыни.
В дисплейном зале, откуда осуществлялось управление роботами, царил мягкий полумрак, чтобы операторам боевых машин лучше были видны изображения на мониторах. В целях недопущения перегрева компьютеров в помещении работали мощные кондиционеры. Каждый оператор сидел в специальном сенсорном кресле с чувствительными педалями для ног и джойстиками
Тати Казарова иногда приходила в дисплейный зал и, стоя за плечом у кого-нибудь из операторов точно ангел-хранитель, временами подсказывала, как лучше поступить; либо просто наблюдала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, мысленно выстраивая перед собою панораму реального сражения.
Больше, чем на других, командиру хотелось смотреть на Риту – ей нравилось, как сержант Шустова управляется со своим отрядом из шести роботов, управляемых девчонками, кресла которых располагались вокруг Ритиного – это позволяло им лучше слышать команды. Тати отдавала себе отчет в том, что выделяет эту девушку среди прочих; командир, конечно, не должен заводить любимчиков, но, с другой стороны, ничего дурного нет в простой человеческой симпатии, пусть даже командирской, и, как принято говорить, в "возложении надежд" – интуиция подсказывала Тати Казаровой: Рита способна добиться очень многого, и она оказывала ей, насколько это было возможно незаметно для девчонок и тем более для самой Риты, дружеское покровительство.
–
Бой выдался тяжёлый.
Противник получил подкрепление; плотные ряды неприятельских роботов неотвратимо надвигались, норовя взять в кольцо ничтожную горстку отстреливающихся военных машин – численное преимущество было значительным; продолжать сопротивление сейчас означало бы, скорее всего, потерять всех роботов – вражеская техника просто стерла бы их своим неистовым напором с лица земли, снесла, словно потоп, оставив лишь груду покорёженного железа…
– Отступаем, – напряженно произнесла Рита, быстро облизнув пересохшие губы, – чёрт.
– Всем! Развернуть орудия на сто восемьдесят! Запустить режим пружинных прыжков! Уходим быстро!
– Сколько же их там… Точно саранча, – отдав команды, тихо пробормотала сержант Шустова уже самой себе.
Роботы на мониторе, как один, повернулись, согнув свои стальные шарнирные конечности, направили дула страшных гранатометов и огнеметов назад – живой солдат не способен стрелять спиной, а металлический – сколько угодно – в этом его ощутимое преимущество. Роботы подпрыгнули, выпростав толстые пружины в основаниях нижних конечностей, а после длинными скачками проворно побежали по пустыне, поднимая пыль, перемахивая через камни и овражки, продолжая отстреливаться – вышло очень зрелищно, огромные сверкающие машины будто бы исполняли групповой спортивный танец – все движения их, повинующиеся четким командам Риты, были слаженны, словно набор отрепетированных па.
– Красивое отступление, – не выдержала Тати, обнаружившаяся за плечом сержанта Шустовой, – Молодец.
И сглазила.
Робот Риты внезапно вспыхнул (в него, видимо, угодил один из пущенных неприятелем вдогонку зажигательных снарядов) потерял управление и, споткнувшись о камень, грузно опрокинулся на землю. Вслед за ним упали ещё две боевые машины.
Командир Казарова невольно вздрогнула.
– Мэри! Сандра! Не стрелять! Активировать аварийное складывание! Приготовиться к выходу на поле!
Два робота на мониторе, кроме Ритиного, оперативно сложив в несколько раз и подобрав под себя все конечности, превратились в две литые стальные глыбы (чтобы вражеские выстрелы до момента эвакуации нанесли им как можно меньше вреда), а остальные машины уже оставили их далеко позади, они продолжали бежать по полю, отстреливаясь,
и должны были в скором времени прибыть в расположение.Рита встала, сгребла со стола свою фуражку, и, крепким ловким движением нахлобучив её, скомандовала:
– Наш выход! Вперед!
– Есть! – в один голос воскликнули Мэри и Сандра, подхватывая автоматы, закрепленные в специальных держателях на столах, специально на случай экстренной вылазки.
Тати Казарова смотрела им вслед, не переставая удивляться тому, с каким азартом, с какой горячностью эти девчонки, совсем молоденькие, отправляются выполнять опасное задание. Точно на праздник! Что же это за вечный зов, издавна толкающий юных в объятия смерти? Они прямо-таки кидаются в бой, как играющая собака за брошенной хозяином палкой, восторженно и бездумно, вкладывая в единый порыв всё своё существо. И откуда только берется в них это всеобъемлющее стремление отдавать себя целиком, жертвовать самым ценным, служить в подлинном смысле этого слова какой-либо цели, зачастую чужой? Чем старше становится человек, размышляла Тати, тем сильнее укрепляется он в самом себе, начинает ценить созданное и менее охотно расстается с нажитым. А молодым ничего не жалко! Как ни странно, люди так восхитительно щедры, так благородно расточительны именно в свои лучшие годы, и вот сейчас эти девчонки, почти дети, устремились в самое пекло: им как будто бы даже не терпится скормить свои нежные тела, толком ещё не изведавшие жизни, ненасытному чудовищу войны.
Они бежали вперед, поднимая пыль высоко зашнурованными армейскими ботинками. Глухо постукивали за плечами заряженные автоматы.
Тати Казарова осмотрелась и, убедившись, что никто не наблюдает за ней, трижды осенила знамением Всеблагой (особым движением ладоней) удаляющиеся спины этих четырех девчонок, отправляющихся на линию фронта, своих девчонок, как она называла их иногда и с гордостью, и с лёгкой грустью; ей было всего-навсего двадцать шесть: вполне достаточно, чтобы приобрести самый первый слой жизненного опыта, без которого вообще невозможна духовная самостоятельность, но ещё слишком мало, чтобы чувствовать себя матерью почти пятистам своим ровесницам, вверенным ей командованием, и отвечать за каждую из них как за саму себя…
Вертолёт ожидал на площадке. От расположения до линии фронта было около сотни километров скалистой, каменистой, труднопроходимой местности. Боевые роботы и те иногда падали, попадая какой-нибудь из своих мощных стальных ног в расщелину между массивными глыбами. Растительность здесь встречалась в основном скудная, лишь по берегам порожистой речки, что спускалась с вершины к подножью горы, росли невысокие деревья, колючие кустарники, всевозможные причудливые мхи и лишайники – какие-то из них походили на бахрому, иные – на соляные отложения, а некоторые распространялись по камню, расползались неравномерно, разукрашивая его, расписывая, выводя на его поверхности удивительные узоры.
Огромная металлическая стрекоза поднялась в воздух. Сколько раз Рите уже приходилось видеть это, а всё никак было не привыкнуть – она смотрела, как постепенно уходит вниз земля, уменьшаются скалы, постройки, кудрявые заросли вдоль берегов реки – вся местность становится похожей на рекламный макет строительной компании: кажется, любой домик или гору можно взять, подержать на ладони, рассмотреть как следует.
Обогнув одну из вершин хребта вертолет отправился на запад – туда, где над царством желтых камней сейчас медленно опускалось солнце, придавая всему, чего касались его лучи, мягкое золотое сияние – будто бы скалы действительно состояли сплошь из драгоценного металла, будто бы ожила древняя прекрасная легенда о затерянном чудесном городе, целиком построенном из золота…
С высоты птичьего полета хорошо просматривались поселки – пёстрыми лоскутками раскинулись они берегам реки и на небольшом удалении от неё; река поворачивала и текла на север, вдоль хребта, вбирая в себя более мелкие ручейки и речонки, становясь полноводнее, наливаясь силой. А на юге насколько хватало глаз простиралась безжизненная каменистая страна, пустынная, раскаленная, жуткая, целиком принадлежащая населяющим её ядовитых змеям и паукам, которые представляли здесь опасность едва ли не большую, чем пули.