Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
Шрифт:
– Все из-за меня! – снова всхлипнула Виктория.
Ранее Вика и я никогда не конкурировали в отношениях с Шуриком. Посему последний всхлип подруги слегка настораживал.
– Вика, я, кончено, понимаю, что всё в жизни Шурика делается только из-за тебя и во имя тебя… Но всё-таки… В чем твоя-то вина?
– Ах, я просто чудовище! Это из-за меня он полез во все эти жуткие авантюры. Не мог смириться, что я зарабатываю больше, и стал искать дополнительные заработки… Я не отговорила его вовремя. И вот теперь он пропал. Сердцем чую – всё из-за этих сомнительных приработков!
– Раз у тебя сердце
– Ох, Катенька, время ли? Тут человек пропал, а ты о корысти думаешь…
Всё было ясно. Подруга слегка заигралась. Так накрутила сама себя, что теперь логически рассуждать не способна. Нужно было срочно заняться психологической реабилитацией. Я бесцеремонно залезла в холодильник и принялась разыскивать что-нибудь вкусненькое. Плоскость кухонного стола постепенно исчезла под всевозможными упаковками от полуфабрикатов, пакетами с замороженными фруктами и прочими буржуйскими заморочками.
– Скажи, вы правда всё это потребляете? – честно удивилась я, взращенная на советском неуважении к полуфабрикатам, – И как?
– Дорого и несъедобно, – категорично отрезала Вика, – Это Шурик на случай отпуска или болезни Татьяны запасся. Он, знаешь, такой у меня запасливый…
– Стал. Был совершенно безалаберным. Ты на него благотворно влияешь.
– Ой, скажешь тоже, – Виктория отмахнулась, явно польщенная, – Я – влияю! Просто как-то так у нас сложилось…
«Так, уже адекватно реагирует на заданные вопросы. Продолжаем…» Я снова бесстрашно заглянула в необъятную пасть холодильника. Похоже, на самом деле Шурик делал запасы на случай атомной войны.
– Эй! Оставь этот труп в покое! – не выдержала Виктория, наблюдая, как я измываюсь, над выкопанной из морозилки тушкой цыпленка, – Если ты голодна, скажи об этом словами. Есть же приготовленная пища…
– Да как же спрашивать, когда ты не в себе? В нормальном состоянии, ты б давно уже предложила несчастной подруге, примчавшейся тебе на помощь сразу после голодного трудового дня, что-нибудь перекусить.
Виктория резко вспомнила о постигшей её трагедии и снова закатила глазки.
– Ах, Катенька, до еды ли сейчас?!
Ну вот. Я рассчитывала совсем на другой результат. Обычно для Виктории всегда жизненно важно было казаться лучшей. Она из кожи вон лезла, дабы соответствовать всем положенным статусам. Странно, что даже очевидный провал роли гостеприимной хозяйки не смог вынудить Вику прийти в себя.
– Слушай, – я снова решила быть честной, – Если ты немедленно не прекратишь свои никчемные страдания, я уйду.
– И ты, Брут! – безжизненно бледными губами вымолвила Виктория, – Правильно, все исчезают в трудный для меня момент…
«Весьма примечательно. Похоже, мы с Шуриком друзья по несчастью. Ведь Жорик точно такой же, как Вика.» – подумалось мне, – «Сначала она думает, что переживает «за него», потом понимает, что на самом деле «из-за него», и образ страдальца превращается в образ виновника. Если бы Шурика, не дай Бог, угораздило, скажем, попасть под машину, Виктория никогда бы ему этого не простила.
Действительно, как он мог влипнуть в неприятности, зная, что жена будет волноваться?! Как посмел?» Еще я подумала, что сочла бы эту черту в Виктории забавной, если бы не изучала её, черты, последствия на собственном опыте. Жить с человеком, который, вместо того, чтобы пожалеть, кидается обвинять, оказалось очень тяжело.– Ошибаешься, – решила немного поязвить я, – Сначала ты делаешь момент невыносимым для окружающих, отчего остаешься одна, и лишь потом трудный момент наступает у тебя… Ну-ка признавайся, чем Шурку до бегства довела?! Видя твою истеричность…
– Ах, Катенька, до шуток ли сейчас? Моя истеричность – это следствие, а не причина. Побочный эффект …
– Ничего себе, побочный? Самый что ни на есть основной! Ты в истерику впала раньше, чем выяснила в чём, собственно, дело! Нельзя быть такой слабой!!!
Иногда, дабы возвратить Викторию к жизни, необходимо было просто вызвать в ней раздражение.
– Ах, Катенька, до упрёков ли сейчас!
Увы, и это не подействовало. Я медленно досчитала в уме до десяти. Что ж это такое делается! Один пропал, другой появился, третья в слабую женщину, вдруг, решила поиграться… А мне это всё разгребать??? Похоже, теперь в истерику впала я.
– Значит так! – неожиданно для самой себя, я перешла на крик, – Или ты немедленно становишься боеспособной, или…
– Ах, Катенька!
Если бы дальнейшие действия не принесли столь полезного результата, я бы стыдилась их всю оставшуюся жизнь. От последнего всхлипа Виктории меня вдруг обуяло непреодолимое желание кого-нибудь убить. Не вполне понимая, что делаю, я схватила со стола разноцветную коробку с замороженными фишбургерами и со всей силы швырнула её в стену. Отскочив от блестящей плитки, картонная упаковка сделала в воздухе тройное сальто, распахнулась, и обсыпала кухню десантом из своего содержимого.
Мы с Викторией мгновенно забыли об истериках. Вместе с семейством рыбных котлет из коробки вывалился свёрнутый в трубочку прозрачный файл с какими-то документами.
– Это что? – шепотом поинтересовалась Виктория, очевидно, приняв меня за специалиста по упаковкам с фишбургерами.
– На бомбу не похоже, – после короткого раздумья, решила я, – Будем брать.
Виктория хищно выставила вперед обе руки и резко впилась в непонятные бумажки безупречным маникюром.
– Это Шуркин почерк, – чутким надсмотрщиком я нависла над Викторией.
Обе мы пристально рассматривали тетрадный листок, на котором Шурик размашисто записывал целый перечень каких-то имен и фамилий. Кроме этой измятой писульки, в файле были обнаружены три альбомных листа с кратким описанием деятельности неких бизнесменов. Стараясь излагать мысли кратко и четко, Шурик записывал: «Херц Геннадий Анатольевич, директор банка, самостоятельно прошел путь от рядового работника до крупного начальника, редкое сочетание карьеризма и неумения вышагивать по трупам…» В правых нижних углах каждого из листов красным маркером было написано странное «Не виновен!» Самое интересное, что последним в этой тройке шел г-н Ожигов. Всю, изложенную мной информацию, Шурик прилежно записал, вместив самое важное на две трети альбомного листа.