Дети индиго в России

Мужчина был тепло, не по-летнему, одет: свитер коричневых тонов, черные брюки, заправленные в высокие ботинки. В правой руке держал перекинутую через плечо кожаную куртку, запомнившуюся то ли особенной выделкой, то ли вышивкой. Все вещи очень хорошего качества, наверное, дорогие. Незнакомец был смугл, красив, с несколько суровыми, восточного типа, чертами лица, с черными как смоль волосами, бороды и усов не имел. Что-то необычное, неземное угадывалось в нем.

Подавив крик, Пашка был готов пуститься наутек, но мальчишеская гордость не позволила ему сделать это сразу. Трудное детство выработало в нем характер волчонка. Тем более что однажды, лет в 9—10, когда он, в очередной раз избитый мальчишками, захлебываясь собственной кровью, возвращался домой с улицы, проклиная все на свете и в первую очередь своего отца вместе с Богом, он поклялся, что никогда в жизни ни перед каким насилием, угрозами и жестокостью не склонится, не струсит и не сломается. Как позднее выяснилось, он поклялся в этом не только перед самим собой...

Пашка шагнул по тропе к недвижимо стоящему человеку. Тот неотрывно и напряженно смотрел ему в глаза. И тут в Пашкином мозгу, словно на двух экранах, быстро-быстро потекли кадры двух цветных неозвученных фильмов. Они шли двумя потоками. В одном излагалась судьба какого-то мужчины, с первого и до последнего дня его существования. А в другом мелькали, сменяя друг друга, люди, народы, страны, цивилизации, планеты, звездные системы.

Сколько времени длились видения? Ну, минуту или чуть больше – пока он шел эти несколько десятков метров. Когда они поравнялись, мужчина чуть отстранился, однако продолжал глядеть ему в глаза. Лишь отойдя на несколько шагов, Павел смог наконец оглянуться... На тропе никого не было! Незнакомец исчез. Ну, тут уж Пашку ноги сами понесли, не помнит, как очутился в селе. А вот возвращаться обратно долго не решался, одолевал жуткий страх. На его счастье, из местной церкви шли к себе в Шмойлово три местные старушки, с ними парнишка и увязался, смиренно телепая позади за весьма неторопкими ходоками.

– Тогда я ни с кем не мог поделиться, не мог рассказать о происшедшем, – вспоминал много лет спустя Павел Владимирович. – Тому был ряд причин. В селе мы, наша семья, были вроде изгоев. Мой отец во время войны с фашистами попадал на какое-то время в плен и после был осужден на 25 лет лагерей. В 1953 году его освободили, ну а я родился в 1955. Так вот, в деревне я считался сыном предателя, «врага народа». Сполна познал, что такое детская жестокость: меня били и унижали всегда, сколько себя помню. Побои перепадали и на улице, и дома, потому что я рос злым и дерзким. Неудивительно, что к 13 годам я стал как злобный волчонок и слыл отъявленным хулиганом. Отцу, который не мог меня защитить, я был безразличен, мать, кажется, тоже тяготилась мной. О загадочной встрече с незнакомцем я молчал, чтобы не дать повода новым насмешкам и гонениям.

Испытание

Впрочем, встреча с небесным посланцем для него бесследно не прошла. Вскоре, недели через три, Пашка заболел. Прибежал однажды домой после игры в футбол и, хоть был разгоряченным, никак не мог согреться, отказался от еды. Лег на теплую печь, однако озноб только усиливался, стали холодеть руки и ноги, сердце гулко стучало, ломило все тело. Мальчишка понял, что спасение только в больнице, и взмолился, чтобы его туда отвезли. Временами он терял сознание. Нашли лошадь, телегу и уже по ночи повезли. Это была начальная стадия его непонятной болезни.

В районной больнице – уколы, глюкоза под капельницей: признали, будто невроз сердца. Через неделю выписали. Но вечером ему вновь стало так плохо, что пришлось тут же везти обратно. После этого не выпускали уже полгода. Состояние непонятное: накатывает слабость, холодеют конечности, сердце едва трепещет, чернеют пальцы на руках и на ногах. Врачи ничего не понимали, меняли лекарства – результаты нулевые. Многое ему нельзя было есть, практически он стал инвалидом I группы. И хотя родители его не любили, но, видя его мучения, переживали.

– Перед выпиской я оказался за дверью кабинета, – вспоминал Павел, – и услышал, как врач говорит матери: «Если он умрет – это будет лучший выход для него: не будет мучиться...» Мать тихонько плакала. Однако я очень хотел жить, чувство страха перед смертью было настолько сильным, что я мысленно стал обращаться к Богу с неумелой молитвой о жизни. И еще я понял, что мне бесполезно надеяться на медицину.

Наверное, страх перед небытием заставлял его в больничной палате все чаще возвращаться к эпизодам тех странных августовских видений. Он стал что-то припоминать, эпизод за эпизодом стали высвечиваться кадры из жизни незнакомого мужчины, чья судьба прослеживалась от рождения до самой смерти. И вдруг однажды он осознал, что ему показывали его собственную судьбу! Рождение малыша, случаи из детства, прыжок с моста, спасение, когда тонул, болезнь подростка – ведь это про него!

«Значит, я выживу! Буду здоров! Ведь «тот» человек дожил до глубокой старости...» – размышлял Павел. Но, что интересно, момент встречи с незнакомцем в видениях напрочь отсутствовал. Тропа до того была ярко показана, а потом – резкий переход к болезни.

Когда Павел осознал, что будет жить, то сразу выбросил все таблетки. И первое, что он сделал, когда его привезли под Новый год из больницы, – встал на лыжи и прошел 15 километров. Пришел в ужасном состоянии, сердца не чувствовал, лицо бордовое... Но бросать самолечение не собирался. Он стал интересоваться религией, соглашался идти к бабкам, которые лечили молитвами и заговорами. Мать находила таких знахарей в окрестных поселениях. Правда, и служители церкви, и бабки-колдуньи оказались бессильными перед его болезнью.

Больше года температура у него держалась между 38 и 39 градусами, сердце билось необычно. Он понял одно: никакой это не невроз, а связано с теми потоками информации, которые он получил тогда на полевой тропе. Отсутствие возможности рассказать кому-либо о встрече заставляло его все чаще обращаться к тем своим видениям, и они все четче проявлялись в виде неких знаний. Особенно необычным и интересным был второй поток – о законах Вселенной и судьбе человеческой цивилизации. Но, поскольку мальчишка был мал и ничего не смыслил в этих материях, картины из второго потока не раскрывались полностью. Это пришло, когда он был уже зрелым человеком.

Предсказанное сбывается

Спустя 27 лет возмужавший, крепко стоявший на ногах, удачливый бизнесмен П. В. Пятов получил некий мысленный приказ: пора выходить из тени. К тому времени он окончил Горьковский торговый институт, много чего испытал в жизни, стал вполне самостоятельным человеком, руководителем собственной фирмы.

Первым делом ему надлежало честно рассказать людям о том, что с ним случилось однажды и что вскоре предстоит пережить человечеству. Приближался некий переломный рубеж, который должен был коснуться каждого на Земле – и целых государств, и отдельных граждан.

Начиная с 1995 года Пятов стал искать встреч с журналистами, иногда выходил на аудитории слушателей в учебных заведениях, во Дворцах культуры. К тому времени он жил в Волгограде, и в местных газетах изредка стали появляться заметки о необычных знаниях нашего земляка. Позже, в конце 1996 года, Павел вышел на меня: кто-то ему так посоветовал.

Павел Владимирович Пятов в 13 лет «увидел» весь свой жизненный путь до глубокой старости

В беседах с Павлом Владимировичем я намеренно существенную часть времени уделял его рассказам о первой, личной канве полученной им информации. С одной стороны, это было интересно: ведь мало кому дается знать свою судьбу в деталях до преклонных лет; с другой – четкое исполнение жизненных этапов по первому, «личному», каналу, на мой взгляд, добавляло доверия к событиям и информации по второму, «глобальному», каналу.

Проблема правдивой информации, а по сути, дезинформации, которую щедро несли в массы контактанты, уже тогда становилась острой, до неприличия опошленной, псевдонаучной, поэтому сколько-нибудь серьезные исследователи, тем более ученые, открещивались от контактной информации, как черт от ладана. Отыскивать крупицы ценной информации и знаний среди лавины словесного мусора и правдоподобной лжи становилось делом настолько непродуктивным, что этим занимались только самые большие оптимисты. Пожалуй, создание при Российской академии наук скандально известной «комиссии по лженаукам» обязано, прежде всего, валу дезинформации, которая стекалась по различным каналам в научно-исследовательские институты. Тут ученых понять все-таки можно: их достали дилетанты. Но, как часто бывает, здесь существует опасность с водой выплеснуть ребенка.