Дети Мертвого Леса

Мальчишка. Младший брат Шельды, насколько Хёд успел понять. Он сидит за столом… стол тут неподалеку… уплетает за обе щеки куриный суп.

Весь день Тьяден помогает кому-то из соседей с овцами, за это им с Шельдой дают молока и крупы. У Шельды куры и ткацкий станок… Они не здешние, просто дом был пустой, их пустили перезимовать. Старые хозяева ушли, когда войска Леса взяли Фесгард. Сейчас здесь слишком опасно, многие ушли. Того и гляди – появятся твари…

– Вырасту и убью! – говорит Тьяден.

– Кого? – спрашивает Хёд.

– Хёнрира! Я не верю, что он умер. Он где-то там… Рано или поздно я убью его!

«За что?» – глупый вопрос. Тьяден человек. Их ненависть к лесным тварям понятна. А Хёнрир – самая кровожадная тварь.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Хёд.

– Двенадцать! Я уже взрослый! – горячо и уверено говорит Тьяден.

В двенадцать Хёд сам уже сражался, в четырнадцать – командовал людьми… Но Тьяден… По тому, с каким азартом он обещает убить, сразу ясно, что убивать ему никогда не доводилось.

– Ты умеешь драться? – спрашивает Хёд. – Владеешь оружием?

– Умею! – говорит Тьяден. – Мой отец учил меня. Он был лучшим воином из всех, кого я знал!

Мальчишка.

– Он погиб?

– Да. Хёнрир убил его.

Погиб в битве за Фесгард?

– Хёнрир? Лично?

– Да, сам, – упрямо говорит Тьяден, и вдруг такая неподдельная ярость в голосе. – Хёнрир заставил моего отца сдаться, пытал, а потом убил.

Какого хрена?

– Он был комендантом Фесгарда, – говорит Шельда.

Нораг? Нораг был его отцом? Их отцом?

Стоит усилий сохранить невозмутимое лицо.

В голосе Шельды ясно слышен вызов.

Она что-то знает? Знает кто он?

Но кто тогда она сама?

У Норага был сын, но дочери не было. Зато была жена. Двадцать лет назад Нораг приехал в Фесгард с женой и до взятия крепости она…

– А ваша мать? – спрашивает Хёд осторожно.

– У нас нет матери, – говорит Тьяден. – Мы с отцом жили… втроем.

Шельда.

Молодой голос, нежные руки, легкие движения. Сколько же ей? Дочь? Любовница? Норагу было столько, что и внучкой могла бы быть.

– Что-то не так? – говорит Шельда.

– А тебе, Шельда, сколько лет? – спрашивает он.

– Двадцать один, – говорит она.

Не сходится. Что-то отчаянно не сходится… если он только сам не сходит с ума.

– И вы были в Фесгарде вместе с отцом? – говорит Хёд.

– Да, – говорит Шельда. – Мы были с ним.

– И вы остались живы в городе, захваченном тварями?

– Да, – говорит Шельда. – Мы спрятались. Тебя это удивляет?

Безумие…

Или все куда сложнее.

– Пожалуй, удивляет, – говорит Хёд. – Как твари могли не найти вас?

– Нужно уметь прятаться, – говорит Шельда. – В Фесгарде глубокие подземелья.

Хёд качает головой.

Ни одно подземелье не спрячет от тварей.

– Хёнрир обманул моего отца! – говорит Тьяден. – Он обещал, что если город сдадут и ворота откроют, то сохранит людям жизнь! Но он выпустил тварей и залил город кровью.

– Твой отец хотел сдать город? – говорит Хёд.

Тьяден сопит, сердито и слегка обиженно. Знает, что не хотел. Знает, что Нораг готов был умереть, но не сдаться.

– Магистрат открыл ворота и сдал город, – говорит он. – Сделали все, как требовали эти твари! Что еще было нужно?! Хёнрир обманул, поступил подло. Он ответит!

Ответит… Так наивно, что почти смешно.

– Магистрат? – говорит Хёд. – Разве Хёнрир договаривался о сдаче города с магистратом?

– А разве это имеет значение? – говорит Шельда. – Город сдан. Что за игры, в которых любой шаг можно представить так, как удобно? Погибли люди. Весь город был залит кровью. Твари рвали людей на части… женщин, детей… В городе, который открыл ворота и так надеялся на мир, на жизнь… Там такое творилось… чудовищно. Улицы, заваленные разорванными, обглоданными телами… Никто не мог спрятаться от них.

– Никто не мог? – говорит Хёд. – Но вы же спрятались?

Шельда молчит.

Слышно, как Тьяден сердито бросает ложку в тарелку, отодвигает.

– Я хотел драться! – горячо говорит он. – Я не хотел прятаться! Я хотел выйти и драться с ними! Я уже мужчина!

– И первая же тварь отгрызла бы тебе голову, – говорит Хёд. – Кому бы ты тогда отомстил?

Месть – отличная штука. Иногда это единственное, что помогает не опустить руки.

– Если ты умеешь прятаться, Шельда, – говорит Хёд, – если в Фесгарде глубокие подземелья, то почему тогда ты не увела этих людей, детей, женщин, с собой? Ты жива, а они умерли.

Слышно, как Шельда встает.

– Какое право ты имеешь обвинять меня? – говорит она. Холодная сталь в голосе. И ненависть, которая пытается найти выход.

– Разве я обвиняю? – говорит Хёд. – Я просто спросил, как это вышло. Но, полагаю, что и сам знаю ответ. Нельзя спасти всех. Кого-то все равно придется принести в жертву. Чужого. Чтобы спасти своих. Вы могли спрятаться вдвоем. Но если бы повели за собой десятки, сотни людей – вас бы нашли, и шансов спрятаться уже не было бы. Всегда приходится делать выбор. Ты поступила разумно, так, как было выгодно.

«Амулеты Йорлинга»… она не может не знать. Та сила, с которой Хёд столкнулся в Фесгарде – слишком велика. И то, с чем он столкнулся после…

Нораг умер, не желая говорить, где Шельда. А теперь вот она – сама нашла его. Надо только понять.

– Ты ничего не знаешь обо мне, – голос Шельды напряженно звенит.

– А ты? Что ты знаешь обо мне, Шельда?

– Шельда, ты дома?! – вдруг доносится с улицы, и стук в дверь. Мужской голос, сильный, требовательный, впрочем, без угрозы, скорее… по-соседски.

И, не дожидаясь приглашения, он открывает дверь.

* * *

– Доброго вечера, Шельда! Решил заглянуть, меду тебе принес… хороший мед, жена передать велела, очень ты ей помогла, да…

Гость неуверенно мнется у порога, что-то смущает.

– Заходи, – говорит Шельда. – Я как раз пирог испекла, с капустой… садись, поужинай с нами. Как Нита себя чувствует?

– Хорошо! – говорит гость. – Вот прямо сразу полегчало ей, после тех травок, что ты дала. Встает уже! А то ведь совсем было слегла… Так что мы очень благодарны тебе. Да… А это ведь… Шельда… говорят, раненый твой очнулся?