Дети мертвой звезды
Шрифт:
Человек не рождается с чувством времени, а постепенно ему обучается, впитывая координаты и меры, принятые обществом. Младенец не в силах адекватно оценить длительности и скорость протекания временных отрезков, а также выстроить всё в нужную последовательность. Малыш не различает ночь и день, родственники приучают его принимать пищу и ложиться в постель в определённые часы суток. Особо неугомонных порой насильно укачивают заботливые матери. Но когда ребёнок предоставлен самому себе с самых ранних лет, никто не обратит внимания, что он потерялся во времени и совершенно не понимает, когда нужно спать, как часто надо есть и почему сорванный цветок завял, стоило лишь моргнуть.
Старший брат был иногда добр ко мне. Именно ему пришла идея подарить мне старенькие механические часы. Он думал, что так сможет помочь мне усвоить законы времени. Но часы нервировали меня – стрелки то неслись как сумасшедшие, то испуганно замирали. А кроме меня, этого никто не замечал! Уже тогда я понял, что безопаснее скрывать все свои странности и молчать в присутствии взрослых, а лучше вообще не попадаться им на глаза. И уметь за себя постоять. Часы я утопил в пруду. Это было весьма символично, поскольку люди воспринимают время как реку с течением. Я же большую часть детства болтался в
Ты спрашиваешь, как, имея такой хаос в голове, я умудряюсь чинить и конструировать механизмы? Но для меня мир вещей гораздо понятнее и осязаемее, чем обиталище живых организмов, изменяющихся и непредсказуемых. Поезд реален. А ты, как это смешно ни звучит, постоянно ускользающая тень, теряющаяся в потоках времени. Всё равно не понятно? Приведу пример. Вот этот паровой котёл – я чувствую его одновременно в трёх плоскостях: в настоящем, прошедшем и будущем. Я знаю, что могу реально сделать, чтобы он начал работать или, наоборот, потух. Я понимаю, что если нет огня, то его надо снова разжечь. Я могу всё проверить прямо сейчас и подкинуть топлива, взять весь процесс под пристальный контроль. А вот ты – чем отличаешься от себя вчерашнего? Или завтрашнего? Может, мы так два дня сидим, молчим не минутами, а часами? Говоришь, я бы тогда проголодался. Но я привык всегда быть голодным, и для меня это вовсе не показатель. Да, ты можешь сейчас при мне отрезать, к примеру, волосы. Это на минуту-другую позволит мне покрепче за тебя ухватиться в несущемся времени. Но потом я начну думать: как давно ты подстригся? Как часто ты это делаешь? Раз в месяц? Для меня это слишком сложно и непрогнозируемо. Давай посмотрим на Эй – сколько ей лет? Мы росли одновременно, и все её изменения пронеслись для меня каким-то рваным вихрем. Я с трудом могу извлечь из памяти образ маленькой Эй, с тех пор прошло, видно, лет десять или пятнадцать? А может, и все двадцать? Какой, кстати, сегодня год? А имеет ли в нашем мире это значение? Время субъективно. Даже сердце у каждого из нас бьётся по-своему. Вот, сравни. Чувствуешь, моё и впрямь неритмично. Наверное, из-за этого так напуган Врач. Но я не умру, мои клапаны так функционируют с рождения, от этого в ушах постоянно шумит, особенно перед сном. Мне вообще кажется, что у меня два сердца, которые бьются по очереди, но логики в их смене нет. Человеку с одним сердцем-то трудно синхронизироваться с реальностью, что уж говорить про меня. Что насчёт Эй? Она – моя точка привязки, сумма квинтиллионов снимков реальности. Хотя из-за своего беспокойного нрава Заноза становится причиной секстиллиона погрешностей. Не округляй глаза, это не производная от слова «секс». Секстиллион – цифра с двадцатью одним нулём. Неважно.
Знаешь, когда люди прошлого стали строить железные дороги, то время для них также стало огромной проблемой, ведь в каждом городе устанавливали своё собственное, ориентируясь по полудню. Синхронизировали часы благодаря железнодорожнику, кажется канадцу: он предложил разделить наш земной шарик на двадцать четыре пояса, а в качестве начала отсчёта взял Гринвичский меридиан. Это помогло настроить систему координированного времени, избежать опозданий поездов и аварий, выстроить расписание. Но человека так не настроишь. Знаешь про Эйнштейна? Именно он утверждал, что время для всех течёт по-разному, а единого вселенского времени просто не существует. А ещё значение имеет перемещение в пространстве и скорость объекта. Чем быстрее мы движемся относительно других, тем медленнее для них течёт наше время. Сложно? Согласен. Особенно если осознать простую истину: всё, что случилось, уже существует. Если я тебя сейчас запущу от себя на ракете со скоростью света, то ты срежешь континуум и, возможно, узришь наше прошлое. Полетишь обратно, подразогнавшись, – застанешь наше будущее. В этом случае время в полном его понимании – поток срезов реальности, слой за слоем. Кстати, ты слышал про чёрные дыры? Это мёртвые звёзды. Так вот, если ты вдруг по какой-то причине попадёшь в объятия покойницы-звезды, то, чтобы её покинуть, должен будешь двигаться навстречу времени, то есть постоянно пятиться в прошлое. А это невозможно. Даже за пределами нашей грешной Земли смерть конечна и её никак не перехитрить.
Я тебя запутал? Значит, я выиграл. А может, у меня кривая логика потерянного человека, который не знает, откуда и куда он идёт.
Знаешь, один раз Заноза заставила меня спать два дня подряд, проверяла, сколько я выдержу. Всё говорила, что ночь ещё не прошла. Мы тогда жили в подвале. Конечно, я потом понял, что дело неладно, это было весьма неприятно. Но именно безбожно врущая женщина способна дать тебе полную картину вероятностей бытия. Не смейся, так и есть.
Спрашиваешь, какие у нас отношения? Да ты и сам понял, что мы любовники. Она придаёт мне нужную скорость в нашем пространстве и направление. Зачем Эй от меня сбежала? Видно, я ей надоел. Так бывает. Ты разве не читал в книгах о ветреных красотках? Вот такая роковуха наша Эй. Как думаешь, мне пить лекарства, которые суёт мне этот твой Врач? Что там в его записях, давай разбираться вместе. Кстати, я одно время собирал стихи, но у меня осталась лишь пара листочков. Потом дам тебе – вложи в главу обо мне.
И всё-таки удивительно, что железнодорожные пути до сих пор остались целыми – это то, что меня немного беспокоит.
Дневник Тени
Ну как вам рассказ Льда?
Да, он сбивчивый, но вполне ничего для человека, лежащего с температурой. Мы сверились с листами из медицинских справочников и пришли к выводу, что Врач правильно лечит кашель Льда. Я бы даже увеличил дозу снадобий, но экономия тоже не повредит. Как я и подозревал, Эй и Лёд не просто давние знакомцы. Какой я проницательный и в то же время наивный человек. И ещё я понял, что все мои спутники читали книги. Возможно, именно это позволило им не деградировать, как большинству окружающих.
Запись восемнадцатая
Когда я сегодня решил вернуться к своему дневнику, то понял, что, если со мной что-то случится, вы так и не узнаете, как я умер. Или Эй назло мне настрочит какую-нибудь ерунду о том, как меня растерзали
птицы-убийцы. С неё станется. А вообще она устроила тут очередной знатный переполох. Ночь мы отвратительно спали из-за кашля Льда, который даже порывался уйти из вагона, чтобы нам не мешать, но я и Врач его, понятное дело, никуда не пустили. Эй на всех злобно шипела: «Дайте поспать!» Эгоистка. Утром выяснилось, что у неё каким-то образом развалился ботинок, чинить его она не захотела, а упросила меня сходить с ней в деревню призраков, поискать замену. Всё равно, пока Лёд болеет, наш поезд вынужден простаивать. Ночью опять был снегопад, но день обещал быть солнечным, и мы с Эй шли, чавкая ногами по снеговой жиже. Лёд обвязал верёвкой её ботинок, но он всё равно «просил каши». Я помнил, что в одном из домов видел сваленную в кучу обувь. Возможно, что-то из этого подойдёт Эй. По дороге мы почти не разговаривали, я вообще стараюсь лишний раз не начинать диалог, мне и в тишине хорошо. Хоть мы эту деревню уже и осматривали, меня не покидала щемящая надежда найти что-то стоящее, кроме книг. Консервы, сушёные грибы. Да что угодно. Я взял с собой наше ружьё на случай, если на глаза попадётся заяц или птица. Ненавижу убивать, но иногда без этого не прожить. Я оставил Эй придирчиво ковыряться в вещах прежних жильцов деревенского дома, а сам решил сделать крюк, обходя глубокие лужи и талые кучи снега, насколько это было возможно. Я осмотрел пару развалюх, надеясь на скрытые погреба или подполья, но удача была сегодня не со мной. Позже я в этом смог убедиться, когда, вернувшись за Эй, понял, что она пропала. Исчезла. Испарилась. Никаких следов, только валялись на полу её старые истоптанные ботинки, один из которых, словно в насмешку, показывал мне картонный размокший язык. Я нервно сглотнул и позвал её. Мой крик истеричной птицей пронёсся над деревней, где-то далеко глухо залаяла собака. Наверное, там ещё одно поселение. «Эй!» Но, конечно, никто не отозвался. Следующий час я бешено метался, прочёсывая окрестности. И наконец пошёл с повинной ко Льду. «Зараза!» – воскликнул он, увидев, что я вернулся один с перекошенным от страха и досады лицом. Услышав мой короткий пересказ событий, Врач тоже засуетился.Он надел шапку, судорожно намотал шарф и выбежал на улицу, не дождавшись нас. «Да-а-а, – протянул Лёд, зашнуровывая ботинки. – Всё как ей нравится. Трое взрослых мужчин будут бегать, искать глупышку и волноваться. Столько эмоций и внимания к её несравненной персоне! Так и думал, что ей невыносимо терпеть, как я своей болезнью перетягиваю на себя одеяло, становясь объектом вашей заботы. Не сомневаюсь, Заноза сейчас готовит затейливый спектакль, связывая себя верёвками или зарываясь в снег на обочине, чтобы потом щедро осыпать нас россказнями о мерзавцах, скрывшихся в ближайшем лесу. Главное, чтобы не заигралась и не поранилась». Я видел, что Лёд с трудом стоит на ногах, и хотел ему предложить остаться в поезде, но смолчал, ведь мы с Врачом вряд ли сможем отыскать Эй. А Лёд её как-то уже выслеживал.
Сперва мы заглянули в дом, который я прозвал «обувным». Вокруг было много следов – моих, оставленных, когда я один суетливо искал Эй, и Врача, который в своём меховом коричневом пальто был похож на медведя-шатуна, беспокойно обхаживающего деревню. Лёд вытер пот со лба и осмотрелся. Его руки слегка тряслись, но в целом он держался неплохо. «Она, видно, пошла по лужам», – бросил он мне и устремился вперёд. Все талые воды постепенно собирались в один большой бурый поток и текли вниз, подальше от домов. Лёд прибавил шаг, я последовал за ним, крикнув Врачу, чтобы шёл за нами. Тот, конечно, не отреагировал. Мои ноги промокли. Вероятно, вода была холоднющей, поскольку губы у Льда приобрели чуть синеватый оттенок (да, я понимаю, как эта фраза забавно звучит, учитывая имя того, о ком я пишу). Если из-за дурацких выходок Эй мы все сляжем, я точно её прибью. Вода стекала в широкую яму, огромную, в отличие от привычных городских канализационных колодцев. Вниз вела шаткая железная лестница. Лёд остановился на краю, озираясь.
– Какой сумасшедший полезет в сливной сток, тем более ранней весной? – спросил я, поравнявшись со Льдом.
– Она там.
– Случайно упала? Тогда нам её не найти, она утонула, – промямлил я, ещё сильнее путаясь в буквах и растягивая гласные.
– Вода уходит ниже, а вон там, в земляной стене, прорублен туннель. До него можно долезть по лестнице. И его пока не затопило, насколько я могу отсюда судить. Тише!
Мы прислушались и уловили эхо чьих-то голосов и лай собаки. Лёд вздохнул, пошатал ногой лесенку, проверяя её надёжность, и стал спускаться. Мне не хотелось повторять его подвиг, но и быть трусом неприятно. Как только Лёд перепрыгнул в углубление туннеля, я принялся осторожно ползти по скользкой лестнице. Подо мной шумела вода, по стенам ямы стекали целые потоки – если бы я сорвался, то меня бы мигом уволокла подземная река. Лёд тем временем протискивался вперёд – проход был узким и противным, скользкие стены воняли сыростью и гнилью. Мне чудилось, как они осыпаются, погребая нас со Льдом, забивая глиной и мокрыми земляными комьями наши глотки, залепляя навеки глаза. Нехорошее предчувствие шептало, что это непременно случится, стоит нам пройти ещё чуть глубже. И мы не взяли фонарь. Я всё же малодушно порадовался, что иду не во главе поисково-спасательной процессии из двух человек. Судя по приглушённым ругательствам, Лёд тоже был бы рад поменяться со мной местами. Он встал, дожидаясь меня. Но я ободряющее и настойчиво подпихнул его руками в спину и повторял это каждый раз, когда он мешкал. Через десяток метров впереди забрезжил свет и стало не так душно. Туннель разделился на два рукава – один был тёмным, из другого лилось жёлтое мерцание и отчётливо слышались голоса. Свернув в него, мы увидели небольшое замкнутое пространство, оборудованное подобно землянкам, и, конечно, Эй. Она примостилась на каком-то ящике, грызя яблоко, у её ног лежала лохматая псина, а напротив сидел незнакомый дед.
– Привет! – воскликнула с улыбкой бессовестная мерзавка Эй, будто мы с ней условились встретиться в вонючем подземелье, прорытом свихнувшимися жителями деревни, решившими, что они гномы.
Лёд ничего не ответил, он прошаркал к ящикам у стены и устало на них опустился. Я же остался стоять у входа, переминаясь с ноги на ногу. Хотелось наорать на Эй, но не я же её парень, в конце концов.
– Тут такое дело, – затараторила Эй, не обращая внимания на мой насупленный взгляд и умирающий вид Льда. – Дед (она кивнула в его сторону) живёт один над сливной ямой в туннеле, ведь зимой под землёй теплее, а летом прохладнее. Но снега в этом году слишком много, весной вода начала сильно подниматься и может затопить убежище. А здесь много запасено еды в ящиках и хороших вещей. Дед потихоньку перетаскивает это наверх, но сил на всё не хватает. Обувь в том доме тоже его. Он наткнулся на меня, когда я выбирала ботинки. Сказал, что поделится вещами и продуктами, если мы поможем ему их поднять на поверхность.