Дети мира

Виничио стоял уже у своего станка. Он любил эту старую машину, хотя она и делала всего восемьдесят оборотов в минуту; чтобы прилично заработать на ней, надо было немало попотеть.

Но этой ночью станок, казалось, решил вести себя хорошо. Виничио только что его смазал. Правда, надо было потратить четверть часа, за которые ему, понятно, никто не платил, но зато станок теперь охотно работал, будто стараясь ему помочь.

«Сегодня получка, — подумал Виничио, — кто знает, может, я принесу маме побольше денег».

И глаза его, устремленные на машину, загорелись радостью, но он ни на секунду не ослаблял своего внимания.

Щуплое тело мальчика сотрясалось вместе со станком; он настолько слился с машиной, что руки его, казалось, были уже не руки, а продолжение механизма; кровь струилась в жилах вслед неустанному постукиванию челнока.

С каждой минутой все полнее становилось это чудовищное слияние человека с машиной, и порабощенным оказывался человек: сталь не знает устали, а человек сделан из нервов и мышц, которые изматываются и расслабляются. И у человека есть глаза, слипающиеся от усталости. И есть сердце. И именно сердце, благородное и усталое сердце мальчик подвело его этой ночью, заставив его позабыть, что нельзя доверять бесчувственной машине. Виничио работал и видел, как проясняется лицо его мамы, когда она пересчитывает серые бумажки по тысяче лир, как разглаживаются морщины на пожелтевшем лице отца, озаренном угрюмой гордостью за сына, справляющегося с такой работой, которая запросто может угробить и взрослого.

До сих пор Виничио никогда не решался менять челнок на ходу машины, а сейчас подумал, что это ему удастся и что он сэкономит на этом несколько секунд, несколько оборотов. Надо только выбрать удобный момент… Он протянул руку… и тут же раздался его пронзительный крик. Три головы разом обернулись к нему. Послышалось в неожиданно наступившей тишине: «Мадонна! Мадонна!»…Это бежит к нему Джиноне, в отчаянии схватившись за голову. Виничио смотрит на правую руку, где нет уже больше мизинца, затем поднимает ее и отставляет подальше от себя, как что-то ему не принадлежащее. Он больше не кричит, а только тихо шевелит побелевшими губами. Со склада примчался Бухгалтер; он разражается непристойной бранью, но спустя минуту, как человек, привыкший командовать, заставляет себя говорить тихо.

Рука Виничио обернута тряпкой. Его сажают на переднее сиденье в «Джульетту», и вот уже снова в удивительно пустой голове Виничио раздается шум станков, а машина все мчится и мчится по темным центральным улицам, единственному месту, где в Прато спят в этот поздний час. Внезапно Бухгалтер тормозит: до больницы — всего несколько шагов и уже виден красный крест, горящий над входом.

— Слушай, — говорит он. В голосе его сквозит спокойствие и равнодушие. — Что ты скажешь врачу о своей руке?

— Да ведь это, — говорит недоуменно Виничио, — ведь это станок…

— Я знал, что ты дурак, но не думал, что такой. Станок тут ни при чем. О станке не надо и заикаться. Понял? Сам виноват прежде всего. Тысячу раз вам говорили: не трогайте челнок на ходу, а вы все свое! Хочешь сказать, что попал в станок, тогда слезай здесь и можешь рассказывать все, что в голову взбредет. Но помни: мы тебя не знаем. Трудовой книжки у тебя нет, никто тебя у нас не видел. Может, думаешь, друзья скажут?

Но Виничио слишком уж хорошо знает: никто из товарищей не проговорится. На улице столько безработных, готовых занять свободное место. И все так или иначе испытали на своей шкуре, что значит сидеть дома без работы и мучиться от унижения больше, чем от голода.

— А будешь вести себя как мужчина, — голос Бухгалтера становится вкрадчивым, — я как свояк хозяина, который меня слушает, могу тебе пообещать, что через пятнадцать — двадцать дней, как только ты выздоровеешь, мы возьмем тебя обратно на работу. И заплатим так, как если бы ты все это время проработал в ночную смену по двенадцать часов в сутки. Лучше, кажется, и быть не может.

Сердце Виничио пылает гневом. Мало того, что ему, истерзанному, измотанному человеку тринадцати лет, отказывают в защите и уважении, так ему не дают даже сказать правду. Впрочем, Бухгалтер и не ждет ответа. С довольным лицом он снисходительно заверяет Виничио:

— Ты ни о чем не думай. Врач — мой знакомый, и я все сам объясню. Он хороший парень.

Доктор встречает их сердечно:

— Добрый вечер! Клиента привел? Что случилось?

— Это внук нашего сторожа, доктор. Такой сорванец, всегда вертится возле моей «Джульетты». Сегодня вечером принес мне письмо. Я оставил его в гараже, а сам пошел за деньгами. Мотор в машине работал, потому что в нем были какие-то перебои, и мне хотелось посмотреть, в чем дело… Послушай, а может, ты сунул руку в вентилятор?

У доктора огорченный вид, он качает головой и быстро развязывает руку.

— Ну, ну! Мизинца как не бывало. Придется накладывать швы. Стой смирно, слышишь! Вот до чего доводит страсть к машинам. А у них она теперь с пеленок. И как же ты это умудрился, сорванец?

Виничио отвечает врачу, а сам внимательно смотрит в лицо Бухгалтеру:

— Да, так… Там стоял вентилятор, ну я и…

Виничио сжимает зубы, чтобы не закричать, а в сухих глазах его пылает огонь, который мог бы испепелить весь мир.

КОРЕЯ

КОРЕЙСКАЯ НАРОДНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА (КНДР).

Государство в восточной части азиатского материка занимает северную часть Корейского полуострова.

Территория — 121 тыс. кв. км.

Население — 12 100 тыс. жителей (1965 г.).

Столица — Пхеньян (700 тыс. жит.).

Крупнейшие города: Хамхын, Чжончжин, Вонсан, Синыйчжу, Кэсон.

ЮЖНАЯ КОРЕЯ.

Территорий — 96 тыс. кв. км.

Население — 29 784 тыс. жителей (1967 г.).

Крупнейшие города: Сеул, Пусан.

Ли Дон Сок РОГАТКА

Перевела с корейского Е. Катасонова.

Рис. Г. Епишина.

егодня у Ен Нама необыкновенный, счастливый день: он смастерил себе рогатку, да какую! У самого Сын Чхоля нет такой! И не было никогда!

Целый день Ен Нам искал подходящий сучок, потом, пыхтя и кряхтя, строгал перочинным ножом, привязывал тугую резину. И вот наконец рогатка готова. Он сегодня же покажет ее ребятам.

Перепрыгивая через три ступеньки, Ен Нам выбежал во двор. Там он набрал полную горсть маленьких круглых камешков, вложил один в рогатку, прицелился, и камень полетел высоко в небо. Черная точка растаяла в голубизне.