Дети перестройки

Пауза затянулась. Нищета не скрывая раздражения, мрачно наблюдал за ленивыми манипуляциями сожительницы.

– Хочешь пояснений? Изволь. В демократическом обществе потребитель всегда имеет право на информацию о продукции, которую хочет применить к своему организму. Так вот принимать этот напиток требуется, – наконец не выдерживает он, – по жизненным показаниям, чтобы оросить иссушенную похмельем душу. А поскольку в нашем спитом дуэте я являюсь главным экспертом по любым напиткам, крепость которых измеряется в градусах, то со всей присущей мне ответственностью заявляю: научных исследований в обозримом будущем проводить не будем. Приступим сразу к экспериментальной части проекта. И не надо так долго портить зрение, отыскивая знакомые буквы и слова. Люди обычно учатся читать по букварю, а не по этикетке, – продолжая говорить, он вплотную приблизился к женщине. – И конспектировать, тоже не требуется.… Не «Капитал» Маркса. Впрочем, какие могут быть конспекты, если в этой квартире уже лет пять, как не найдёшь ни карандаша, ни ручки, ни каких-либо других письменных принадлежностей. Да и сама из себя ты уже девочка – переросток, если брать по большому счёту, – ухмыльнулся он, окинув женщину критическим взглядом. – Как-никак, пятый десяток пошёл. Поздновато тебе грамоте-то учиться, а? Раньше надо было за ум браться. Так что, займись-ка лучше делом. Давай, мечи на стол по полной программе.

Маня, презрев гневный монолог сожителя, продолжала исследовать этикетку с тем же неослабевающим интересом.

– Не торопись, успеем, – выдержав достойную паузу, спокойно вымолвила она, игнорируя сарказм супруга. – Наше счастье от нас не уйдёт, с нами и останется. А вот здоровье – оно хотя с рождения и бесплатно человеку выдаётся, но не казённое ведь, а своё собственное. Беречь его надо здоровье-то. При той многотрудной жизни, которую мы с тобой, Вася, ведём подорвать его пара пустяков. Так чем же сегодня мы порадуем свою страждущую плоть? Судя по этикетке, может быть даже в последний раз в этой жизни. Вот, пожалуйста, так я и знала. Не доведёт тебя до добра образование. Тут же ясно написано: жидкость для обработки деревянных покрытий. И дальше по тексту, обрати внимание, запрещено к внутреннему употреблению. А ниже ГОСТ какой-то и цифры. Это что-то новенькое в нашем меню. Так мы скоро и горюче-смазочными заправляться станем.

– Эх, Маня! – грустно промолвил Нищета, устало опускаясь на край кровати. – Вот слушаю я тебя, слушаю и всё больше убеждаюсь, что ты у меня дура не потому, что дура, а потому, что женщина с незаконченным средним образованием. Предупреждал же Ленин недоразвитую молодёжь в своё время. Учитесь, говорил он. Три раза повторил на всякий случай. Чувствовал вождь, что некоторым тугодумам одного раза маловато будет. Вот и ты проявила легкомыслие в вопросе повышения уровня образования, и как следствие – печальный результат. Буквы ты, вроде, узнаешь, а глубоко в суть вопроса вникнуть не можешь. Кто же тебе будет на этикетке писать, что жидкость эта помимо прямого своего предназначения ещё и к внутреннему употреблению пригодна. Это сколько же в стране деревянных покрытий необработанными останется, а? Вот и я говорю – много. А мы к этому вопросу подойдём творчески, – бережно взяв в руки сиротливо стоящий на столе пузырёк и нежно поглаживая выпуклые стеклянные бока, мечтательно улыбнулся он. – Освоим способ нетрадиционного применения продукта. Переведём его из разряда технические жидкости в разряд освежающие напитки. ГОСТ же Маня – это гарантия качества нектара. Впрочем, для полного спокойствия я бы обязал бы каждого производителя указывать собственную фамилию на товаре для широкого употребления. От такого нововведения большого вреда не будет. Даже польза некоторая – точно будешь знать, кто тебе здоровье подорвал и чем.

– Нет, не припоминаю я, чтобы мы чего-нибудь в этом роде злоупотребляли, – всё глубже и глубже погружалась в пучину сомнений Маня, – Тебя послушать, так пьётся всё, что капает и льётся. Я согласна, – задумчиво почёсывая нос, осторожничала она, – если продукт жидкий и с градусами, то его мохно пить и без назначения врача. Но есть те ещё напитки.… Захлебнёшься с непривычки. Один раз выпил и всё. А потом, как говорится, тебя оденут в строгий костюм и белые тапки, правильно сложат ручки на грудке, и сердобольные старушки туда свечечку вставят, попричитают, споют что-нибудь подходящее к случаю и в последний путь проводят. Оно бы все ничего, но ты же знаешь, белое меня старит, особенно обувь.

Нищета погрустнел лицом.

«Чёрт побери! – уныло подумал он, грустно взирая на опутанную сомнениями Маню. – В который уже по счёту раз приходилось разъяснять этому недоразвитому существу, что белое – это белое, а всё остальное – разноцветное. Ну, нет денег на водку. Нет, и не предвидится их появление в обозримом будущем».

Конечно, он мог бы не тратить попусту дар убеждения, если бы не одно «но». Василий Митрофанович не любил пить в одиночку. Ну, не получал он удовольствия, оставаясь тет-а-тет с бутылкой. Ему нужен был оселок, точило, на котором можно было бы оттачивать сталь своего красноречия, блистать широтой и глубиной нестандартного мышления и остатками эрудиции былой. Маня, как никто другой, подходила на эту неблагодарную роль. Высокопарные застольные речи сожителя она благоговейно выслушивала, не позволяя себе перебивать их даже короткими репликами.

Стараясь придать голосу твёрдость и убедительность, Нищета сделал робкую попытку за фальшивой бодростью скрыть собственную неуверенность и ноющий страх. Глубоко в душе он разделял опасения женщины. Непредсказуемость последствий приёма голубой жидкости внутрь организма пугала, но дешевизна и солидный объём продукта, помноженный на непреодолимое желание выпить, подавляли логику здравого смысла. В короткой внутренней борьбе за явным преимуществом победу одержало желание. К тому же, вдвоём экспериментировать было не так боязно.

– Отбрось сомнения, любовь моя? – мягко, но настойчиво уговаривал он Маню. – Рецепт, поверь мне, простой и в тоже время надёжный как родословная английской королевы.

– Так-то оно так…, – подозрительно косясь на льстивого сожителя, продолжала упорствовать в своём заблуждении Маня.

Выпить ей хотелось нисколько не меньше, чем Василию Митрофановичу, но неизвестность пугала. Наслышавшись страшных историй об отравлениях, судорогах, потерях зрения и прочих подобных ужасах, довольно часто случавшихся с побирушками, нищими, бомжами и прочей подобной публикой, она жаждала хотя бы каких-нибудь, пусть даже самых минимальных гарантий того, что в этот раз её минует чаша сия.

– Не убедил, понимаю. Тебе нужны более веские аргументы, – сдался Нищета, судорожно выискивая в закоулках своего изощрённого по части всяких ухищрений и придумок мозга аргументы, способные переубедить испуганную женщину. – Чего только не сделаешь ради сохранения в семье хрупкого ростка доверия. Будь по-твоему. Открою тебе тайну происхождения этого изумительного по своим вкусовым качествам лечебного напитка. Ты не поверишь, но он добыт из местного целебного источника под названием магазин «Стройматериалы». А бьёт ключом конкретно в отделе «Бытовая химия». Уразумела? Не спорю, – торопливо продолжил он, заметив, что Маня с испугом отодвинула пузырёк на край стола, – в чём-то ты права. Для непосвящённых эта живительная влага закодирована как средство для обработки деревянных покрытий. Но обращаю твоё внимание на ключевые слова – спиртовой раствор! Вот в чём, собственно, и заключается главное его преимущество перед известными минеральными водами. Короче говоря, товар без обмана. Ёмкость – литр. Цена смешная, ниже рыночной сантиметров на двадцать, что в стоимостном выражении весьма существенно для нашего скромного семейного бюджета. А поскольку, как мне известно, ты не состоишь в обществе трезвости, я взял две. Доза терапевтическая и где-то даже лечебная. Так что можно смело принимать вовнутрь, даже если у тебя там нет ничего деревянного.

Маня, внимательно прослушав монолог, к своему величайшему огорчению, признала аргументы сожителя неубедительными. Но неуёмное желание выпить, охватившее каждый похмельный нейрон её мозга, росло в геометрической прогрессии, нивелируя остатки страха, и вскоре окончательно рассеяло сомнения. Решение было принято бесповоротное, пересмотру и корректировке не подлежало.

– Я такая слабохарактерная, меня так легко уговорить, – кокетливо заворковала она, скрываясь за дверью, ведущей в кухню.

Донесшиеся до слуха Нищеты возня и звон посуды возвестили о начале приготовления к трапезе. Прошло несколько томительных минут ожидания. Маня явно затягивала и усложняла привычную процедуру. Василий Митрофанович нетерпеливо барабанил пальцами по столу, выказывая крайнюю степень раздражения непростительно медленными действиями хозяйки. Наконец через семь минут тридцать секунд его терпение лопнуло.

– Какие у нас опять проблемы? – заорал он, злобно подпрыгивая на стуле. – Мы сегодня похмелимся или трезвость теперь у нас – норма жизни?

– Да иду уже, иду, не шуми, – отозвался из-за двери Манин певучий голос.

Вскоре и сама она возникла в дверном проёме, неся в правой руке миску, которую с большой натяжкой можно было классифицировать как эмалированную с несколькими картофелинами в мундирах, солёным огурцом и небольшим ломтиком хлеба. Другая рука, изуродованная полиартритом, придерживала пару грязных стаканов. Семеня отёчными ногами с изяществом перекормленной утки, она пересекла комнату и, аккуратно расставив посуду на столе, присела на край стула.