ДЕТИ РОССИИ
Шрифт:
Кой- как девчонки добрались до Куйбышева и смогли достать билеты лишь на поезд «Ташкент-Москва» по прозванию «пятьсот-веселый».
В поезде том и впрямь было ехать «весело» - вагоны товарные, нары двухярусные, гомон, тяжелый воздух. Поезд возле каждого столба останавливался, подбирал всех желающих, потому что в нормальные пассажирские поезда невозможно было попасть - не было билетов. А «добрый» пятьсот-веселый брал всех. Один остряк-узбек сказал: «Кому нарам - хорошо, кому низам - не дай Бог». Девчонки ехали «низам» - на своих чемоданчиках. Ехали восемь суток, в пути питались тем, что могли купить на остановках, да еще их угощал один молодой мужчина, который всю дорогу опекал их. И вот на девятые сутки в четыре утра добрались до Ташкента. Тут к ним с верхних нар
Попутчик в Ташкенте сошел вместе с ними с поезда и предложил, мол, давайте, багаж ваш сдадим в камеру хранения, возьмите только белье да во что потом переодеться, а я вас в баню свожу. Предложение было очень кстати, потому что девчонки - чумазые, платьица на спинах разорваны жестяными полосками, которыми были обиты чемоданы, ведь спали-то на чемоданах в буквальном смысле. Дождались рассвета, пошли в баню.
– И вот приходим мы туда, - неспешно рассказывала Мария Яковлевна, - а там - красота, зал зеркальный, я такой роскошной бани никогда не видела. Он сказал, чтобы мы, если вперед его вымоемся, никуда не уходили, и вот вышел из мужского отделения и не узнал нас - Зоя симпатичная была, да и я не жаловалась на свою внешность. «Ой, - говорит, - какие вы красавицы! Я вас и не узнал».
После бани он девчонок накормил, да еще, как девчонки не отказывались, дал им пятьдесят рублей. Выяснилось, что он был главным инженером кирпичного завода в другом городе, возвращался из командировки, однако доставил девчонок в техникум и лишь тогда поехал дальше.
В техникуме девочек приветливо встретили, дали комнату в общежитии, с удивлением повторяли: «О, Сталинград, Сталинград!» - про Камышин там не слыхали. Но завершить учебу им в Ташкенте так и не удалось - не подошел климат, обе заболели, когда студентов послали на уборку хлопка. Местным узбечкам норма была - 150 килограммов за день, а студенткам - 45. И никто с поля не уходил, пока не была выполнена норма. Маша, заболев, попала в больницу, отец сразу же приехал и забрал ее домой. Зоя тоже уехала из Ташкента в Казань, там и завершила свое образование. А Маша поступила в Сталинградский учебный комбинат и стала бухгалтером, уехала по распределению работать на строительство Цымлянского гидроузла, там и познакомилась со своим будущим мужем - Николаем Григорьевичем Федоткиным. Он тоже был бухгалтером.
Николай был инвалид войны - у него были ампутирована кисть руки и стопа.
Федоткины жили у подножия Мамаева кургана. Уйти не могли, потому что Николай и его племянник с другом были оставлены на заводе «Баррикады» для эвакуации оборудования. Так вот и оказались в зоне огня своих и немцев. Разрывная пуля попала Николаю в живот, даже внутренности вывалились. Мать взяла их, обмыла кипяченой водой, вправила, перетянула рану простыней, перекрестила с мыслью: выживет - хорошо, а умрет… Ну что же - рана такая страшная.
Николай от боли кричал: «Пристрелите меня!» И тогда его племянник (он хорошо знал немецкий язык) с другом поползли на Мамаев курган, попали к немцам, объяснили, что парень умирает, нужна помощь. Среди немцев тоже были сердечные люди, вот им как раз такой фельдшер и попался - дал какие-то таблетки. Николай выпил и впал в забытье, на третьи сутки выплыл из темноты, а в блиндаже, где они находились - никого, только рядом еды немного: хлеб да конина. «Бросили, - подумал, - умирать, а сами ушли». Однако пожевал пищу, удалось проглотить, подумал, что назло всем выживет, и опять потерял сознание.
А родные, оказывается, ходили за мясом - неподалеку лежала убитая лошадь. А как Николай вновь очнулся - пошел на поправку, рана удивительно быстро затянулась. Тогда решили, что надо выбираться из города.
Николай уже мог ходить, потому ему поручили толкать нагруженную вещами тележку. И тут ему в позвоночник попала шальная пуля, он ее, обжигаясь, вытащил рукой и далее его уже везли на тележке. Добрались до Кривой Музги, там Николай вскоре выздоровел - организм молодой, сильный, ведь парень
спортом занимался, хорошо на лыжах ходил, и через четыре месяца оказался на фронте. Его взял к себе в ординарцы командир, увидев как-то раны Николая, он удивился, зачем парень, такой израненный, на фронт пошел. Лейтенанта вскоре убило, а Николая вновь ранило. Несколько суток он лежал на морозе без сознания, спасло то, что был в теплом полушубке, ватных штанах и в валенках - обмундирование у солдат было добротное. Может быть, так и умер бы, но, видимо, и его хранила Божья Матерь, прочила его в мужья Маше Серовой, поэтому Николай пришел в сознание как раз тогда, когда мимо проползали двое бойцов. Говорить он не мог - тихонько свистнул, его обнаружили и отправили в госпиталь, где он провалялся полтора года, там ему и ампутацию сделали.В Волжский Федоткины попали в 1951 году после завершения строительства Цымлянского гидроузла. При распределении на дальнейшую работу Николай попросил направить их на строительство Сталинградской ГЭС, на свою родину.
Поселились Федоткины сначала на квартире в селе Погромное - дочери Олечке было всего восемь месяцев. С ними жила мать Николая, а мать Марии из Камышина на машине привезла козу. Свекровь рано утром поднималась, доила козу, кормила Олечку. Но все-таки девочке нужно было и материнское молоко, а Мария (тогда не давали декретных отпусков на полтора-два года) работала, возвращалась поздно, кормила дочь своим перегоревшим молоком, оттого девочка заболела токсической дипсепсией и умерла.
Вскоре Погромное стали готовить к затоплению, а жителей переселять. Дома покрепче хозяева перенесли на новое место, а развалюхи - просто сносили. Переехали и Федоткины. Поселили их сначала в палатках неподалеку от 13-го лагеря, где они работали экономистами. Лагерь был расположен в квартале «Б». В квартале «А» располагался десятый лагерь. Условия, конечно, были не ахти какие, в баню мыться ездили в Сталинград. А зимой день и ночь в палатке топил печь-буржуйку один из заключенных по фамилии Чаплыгин. Он и еду готовил. «Словом, - пошутила Мария Яковлевна, - жили как при коммунизме - на всем готовом».
Сколько бы они еще прожили в той палатке - неизвестно, если бы не холодная зима да снегопады. Однажды выпал такой снег, что палатку засыпало с маковкой, еле откопали их из снежного заточения. Руководство как узнало про такой казус - тут же приказало переселить всех из палаток в настоящие дома. Вот тогда от основного лагеря отгородили дом, отремонтировали его, и вскоре Федоткины оказались в коммунальной квартире вместе со своими друзьями-коллегами по работе. Случилось это как раз 3 марта, в день смерти Сталина.
В 1954 году лагерную систему расформировали. Мария Яковлевна стала работать на машиносчетной станции (за ней был закреплен бетонный завод), участвовала в субботниках по очистке дна котлована от мусора перед заполнением, при закладке парка, на строительстве дворца культуры «Сталинградгидростроя». С 1964 года она - экономист центрального ремонтно-механического завода, ныне это «Энерготехмаш». 30 лет жизни ему отдала, двадцать из них - бессменный председатель профкома сборочного цеха.
Профсоюзная работа еще больше развила творческие способности Марии Яковлевны: сочиняла здравицы в честь именинников, пела в хоре, которым руководили Тамара Семеновна и Михаил Федорович Игнатовы. Но хор развалился в период «великой перестройки», а без песен Мария Яковлевна жить не может.
В их роду и Ксения Захаровна была певуньей, и сестры ее, которых в деревне, признавая их бесспорный песенный талант, в шутку звали сестрами Федоровыми, были в то время знаменитые в стране певицы. Поэтому, как только узнала, что существует хор «Зоренька», тут же пошла туда с приятельницей Марией Ильиничной Лебедевой. В «Зореньке» принято выступать с концертами на тех предприятиях, где когда-то работали ее почтенные участницы, потому Мария Яковлевна не раз побывала вместе с ансамблем на заводе «Энерготехмаш», где многие о ней тепло вспоминают до сих пор. Жаль, не слышит уже ее песен Николай Григорьевич, с которым они прожили душа в душу 45 лет, до самой его кончины в 1996 году.