Дети сумерек
Шрифт:
— Ни хрена себе пугач, Рахман! Там два козла и две бабы, сами с почты, работники, блин. Пушки где-то раздобыли, и давай клиентуру строить…
Рахманов улыбнулся. Ему подумалось, что лучше всё-таки улыбаться, но ничего не отвечать. Потому что он напрочь забыл, как зовут этого патрульного, и как зовут его напарника, а также — имена парней из второго патрульного экипажа. Кивал он тихонько, чтобы не полопались сосуды в глазах. С глазами происходило что-то нехорошее. Сильно открыть их лейтенант не мог, казалось, что глазные яблоки немедленно выпрыгнут на щёки и растекутся, вытолкнутые немыслимым давлением изнутри. А закрыть и смотреть сквозь щёлочки он тоже не мог, сразу становилось темно и страшно.
— Пусти, пусти, гад! —
— Сволочи, по почкам не бейте, сволочи…
— Держите её, бабу держите, у неё нож!
— Восемь человек на почте — насмерть, — словно из тумана, докладывал патрульный. — Раненых человек десять тоже, куда везти?
— Эй, парни, ни одного следака на службе, куда все свалили?
— Рахманов, куда ехать? Шесть вызовов одновременно!
— Лейтенант, у меня рожок пустой, выдай ещё!
— Господин лейтенант, с прокуратурой связи нет! Тюрьма и следственное управление тоже не отвечают!
— Салават, это Врубель, как слышите? Докладываю — нас обстреляли на углу Высокой и Гранитной. Павленко убит, Сайлис ранен. Двигатель накрылся, патронов мало… Салават, ты меня слышишь, чурбан? Нам вдвоём не продержаться, их слишком много. Скорее пришлите помощь!
Рахманов нажал на кнопку отключения вызова. Всхлипывающий голос замолк. Стало потише, можно было кое-как собрать мысли воедино. Патрульный в дверях улыбался и смотрел на старшего ярко-зелёными глазами. Ясно, что он всецело одобрил действия начальства. Тут и так делов невпроворот, ещё не хватает нестись куда-то на Гранитную, под пули…
— Тебя как зовут? — Рахманов поднялся, запнулся, ударился о металлический шкаф.
— Салават, ты чего? Это ж я, Тигрёнок… — Патрульный бросил на пол автомат и выглянул в коридор. Там происходило что-то интересное, слышалось пыхтение, возня и женские крики. Патрульные и парни из свободной смены утрамбовывали в камеру взбесившихся работниц почты.
— Вот он, сволочь, который Павла застрелил! Салават, это он застрелил Павла!
Рахманову понадобилось секунд десять, чтобы вспомнить своё имя, а затем — ещё столько же, чтобы сообразить, о каком Павле идёт речь. Его лучший друг, с которым они вместе заканчивали академию, лежал сейчас с простреленной головой на кожаном топчане в приёмной.
— Почему он здесь?.. — сержанту стало не хватать воздуха. — Почему не в больнице?!
— Нет никого там, — виновато понурился коротышка в бронежилете, тот самый, что удерживал на полу убийцу полицейского.
— Давай этого гада ко мне! — прохрипел Рахманов. Давление в глазах слегка ослабло, или он привык. Зато противно заныли суставы, локтевые и плечевые, как будто кто-то выкручивал ему руки.
Пленного почтальона втащили в кабинет и, не сговариваясь, начали избивать дубинками. Он ужом катался по полу и вопил, что ни в кого не стрелял, что всего лишь взвешивал посылки, когда ворвались полицейские и положили его на пол. Рахманову быстро надоело; он ткнул лежащего пару раз в бок и присоединился к Тигрёнку. Надо было досмотреть «Вампирские игры-3», а то треть фильма уже пропустили. Тигрёнок сидел на столе капитана, пепельницей давил орехи и хохотал, указывая на экран. Потом Салават и Тигрёнок хохотали вместе, потому что фильм был жутко забавный, а потом по очереди стреляли в противный, непрерывно звонивший телефон. Потом стреляли во внутренний интерком, потом повели во двор расстреливать того козла, который убил… Кого убил тот козёл, лейтенант так и не вспомнил, но совершенно точно, что кого-то из своих.
Они стреляли гаду сначала в коленки, потом в локти, чтобы дольше посмеяться, а потом пришли ребята, и кто-то предложил расстрелять на фиг всех сволочей, запертых в камерах. Салават помнил, как выдавал патроны, как вместе затянули песню, а потом палили очередями, прямо сквозь решётки, и спорили на пиво, кто прикончит больше сволочей.
Потом наступил провал, а очнулся лейтенант Рахманов уже на Гранитной улице,
возле перевёрнутого горящего джипа. Тут час назад убили патрульных. Вначале их, раненых, выволокли из машины, выкололи им глаза и ножами вырезали на животах картинки, а потом выпустили кишки.Салават не стал спрашивать у пустой улицы, кто это сделал. Тигрёнок и другие парни подъехали следом, они и без опросов населения знали, кому надо отомстить. Стеклянная громада Политехнического университета нависала над парком, как океанский лайнер над мелкой рябью прибоя. Сотни иллюминаторов лайнера ехидно подмигивали, а за иллюминаторами глумились враги.
Парни сняли автоматы с предохранителей, вошли туда и показали всем, кто в городе хозяин…
Кира, тяжело передвигая ноги, прижимая к себе запотевшую бутылку, добралась до лифта. Ещё не успев покинуть кабину, она отчётливо различила тонкий пронзительный визг. Значит, эти подонки где-то шляются и как всегда забыли покормить своего ублюдка. Или он обосрался и лежит мокрый. Час от часу не легче! Да будет у неё, наконец, спокойная старость или нет? Когда она рожала эту мерзавку, свою дочь, ей никто не помогал, никто не вызывался посидеть с орущей пигалицей, никто не приносил детские смеси?
Подонки. Иначе не скажешь. Нарожают, а потом скидывают старикам.
Когда лифт открылся, Кира надолго замерла. Она, внезапно забыла номер собственной квартиры и вообще — забыла, в какую сторону идти. Спас её отчаянный детский крик. Попав в квартиру, Кира первым делом добралась до штопора. Выпив первый стакан вина, она успокоила сердце. Второй стакан пошёл уже медленнее, он действовал на её израненные, несчастные нервы. Пригубив третий стакан, Кира закусила чипсами и в недоумении оглянулась. Она не узнавала радостных лиц на фотоснимках, никак не могла вспомнить, чей это поганый ребёнок надрывается за стеной и почему её оставили с ним наедине. И чьё это жёлтое, такое противное, пальто?
Молодые. Молодые дураки, которым лишь бы плясать по клубам.
Чтобы разобраться с нахлынувшими вопросами, требовалась полная тишина. Кира толкнула дверь в спальню. Ребёнок на секунду затих, затем разразился визгливыми трелями пуще прежнего. Кира подобрала с мягкого уголка засаленную, в разводах, подушку, положила ему на лицо и держала, пока ублюдок не прекратил орать. Она тщательно прикрыла за собой дверь, на кухне нашла острый нож и спрятала в рукаве.
В тишине и покое она допила вино и приготовилась встретить злых незнакомых людей, заперших её в этом жутком месте…
24
РЖУ-НЕ-МОГУ!
— Хорошо, — приняла решение Рокси. — Заводи машину, а если хочешь — выбирай любую во дворе. Мы будем искать нашу Лолу вместе.
— А дети?
— Пока останутся здесь. Я сварила им картошки и куриных крылышек. Успела, пока не отключили газ… Ты пей кофе, остынет.
— Отключили газ? Вот это номер…
— А я считаю, что правильно сделали. Ты разве не слышал взрывов? У нескольких домов сегодня слетели крыши. Это газ взорвался. Кстати, там вода в кастрюлях — ты не трогай. Это про запас.
— Ладно, не трогаю. Что ты думаешь о Нине? — Гризли пригубил кофе Что ни говори, а кофе доктор Малкович заваривала мастерски, с кориандром или корицей, и всегда какие-то редкие сорта.
— Она оправится. Не скоро, но оправится, — Рокси покосилась на дверь ванной. — Сидит там уже час, я ей трижды приносила горячую воду. Вначале я боялась, как бы она вены себе не порезала, но она сама меня предупредила, чтобы я не паниковала. Убивать себя не буду, говорит. Один раз даже засмеялась.