Дети войны

Я надеялась, что это значит «скоро», но солнечный луч исчез, и сумрак и холод окутали палатку, прежде чем Мельтиар вернулся.

— Дальше от берега горы становятся выше. — Огонь бился в каменной плошке, алыми отсветами падал на лицо Мельтиара. — Битвы идут за плодородные долины и за святые места. Это один народ, просто передрались.

Мы сидели на кровати, прижавшись друг к другу и завернувшись в шкуру, — она пахла пылью и все тем же запахом высушенных трав. На столе перед нами громоздились тарелки с сушеным мясом, кислыми яблоками и россыпью вареных зерен, незнакомых на вкус. Еду принесли вскоре после возвращения Мельтиара, — оставили у входа. Я не заметила, кто приходил, лишь увидела тень за дверной занавесью и услышала перезвон бубенцов.

Холод проникал сквозь полотнища шатра, тек по полу. Я сжимала горячую руку Мельтиара и слушала.

— Человек, с которым я буду говорить завтра — военный лидер, — рассказывал Мельтиар. — Но над ним есть старший. В родстве с ним по крови. Кажется — брат.

Запнулся об это слово, и я засмеялась. Слова, означающие родство, так редки в нашей речи, что нетрудно забыть, как они звучат. Может быть, я даже не вспомню их все. Не то, что в языке врагов.

Может быть, эти люди такие же? Семья и кровные узы для них важнее всего, может быть магия у них вовсе не магия, а чуждая сила, как у всадников? Нет, это невозможно, ведь искусство всадников нам недоступно, а Мельтиар прикоснулся к барьеру этих людей и научился их волшебству.

Он рассказал мне все — яркими всполохами мыслей. О том, что мы отрезаны от своего мира и от отряда, ждущего на берегу. Мельтиар не видит их, не может окликнуть.

Отрезаны. Смогу ли я найти свою команду во сне?

Эта мысль, внезапная, незванная, полоснула меня. Я замерла, крепче сжав ладонь Мельтиара. Долгое плаванье, берег другого мира, чужая земля, незнакомые воины, — слишком много нового я видела за эти дни, и забыла, забыла!

Забыла, что сегодня я снова должна погрузиться в белый сон, найти Коула и Кори.

Сегодня?

— Сколько дней, — спросила я, — прошло после бури?

— Пять дней, — ответил Мельтиар.

Я улыбнулась, кивнула. Сегодня. Я найду их, увижу, смогу поговорить.

Зажмурившись, я собрала все силы, сжала тревогу в безмолвные слова, направила Мельтиару.

Барьер… не остановит сны?

Не остановит. Ответ Мельтиара пылал, заливал душу огнем и темнотой. Даже время их не остановит.

Водоворот образов, разноцветных и серых, погас у меня за спиной. Да и был ли он? Я закрыла глаза, готовясь к погружению, к странствию по лабиринту белого сна, — но он накрыл меня как пелена.

Кори и Коул рядом со мной, мои пальцы меж их ладоней, — словно мы не расставались. Может быть, мы все время были здесь, а море и берег — лишь сон?

Не комната на этот раз — колышущиеся пологи, меняющие цвет. Явь ли пробралась в сновидение или память о лагере Аянара? Свет текучий, неясный, ярче его — сияние, бьющееся под пальцами Кори, растекающееся по нашим сцепленным рукам. Перевожу взгляд с Кори на Коула, окунаюсь в тревогу и радость, — словно кто-то из нас снова вышел из бури.

— Как ты? — спрашивает Кори. — Что у вас случилось?

— У нас все хорошо, — отвечаю я.

Все хорошо, нет повода для беспокойства, чужаки приняли нас как гостей, может быть, мы скоро вернемся с флейтой! Радость наполняет меня, и я не могу различить, что ее породило: свет Кори или сила Мельтиара, или то, что мы живы. Мы живы, мы вместе, сидим втроем, соединив ладони.

Я спрашиваю:

— Нас не было видно?

— Да, вы пропали! — говорит Кори. Коул бросает на него удивленный взгляд, беспокойство вспыхивает с новой силой. Коул не знал, что мы погасли, стали невидимыми звездами. Неужели даже с тайного этажа нас не могли разглядеть? — Как хорошо, что ты здесь! Когда вы исчезли, у нас все жутко переволновались, и я тоже!

— Там барьер, — отвечаю я. — Он скрывает от любой магии, мы внутри него.

— Ты в безопасности? — Коул смотрит на меня с тревогой, и я киваю.

— На что похож другой мир? — спрашивает Кори.

Рассказываю, почти веря, что сейчас слова вспыхнут образами, заклубятся перед нами, примут облик чужого лагеря, выстроятся рядами палаток. Кори и Коул увидят воинов, колесницы, услышат и поймут чужую речь, смогут ощутить ветер и холод далекой земли.

Но лишь свет расходится кругами от наших рук.

— Скорей бы нам встретиться наяву, — говорит Кори, и сон отзывается на его слова, тает, впуская явь.

39

Солнце уже поднялось к полудню и теперь — наконец-то — меня ведут к лидеру воинов. Часы ожидания позади — холодные и долгие. Время рассвета и утра, когда я стоял у края лагеря, смотрел за барьер. Звуки долетали до меня издалека, казалось, с самого края земли. Восходящее солнце заливало равнину. Лучи текли, огонь превращался в золото, но я оставался в темноте.

Здесь, за барьером, я словно в клетке.

«На тайном этаже волнуются за тебя». Бета разбудила меня ночью, рассказывала свой сон. Сила видений еще опутывала ее, сквозила в дыхании. Я долго думал об этих словах, лишь ненадолго забылся перед рассветом, и сон был глухим и темным.

Я не могу перестать думать об этом и сейчас, шагая через чужой лагерь.

Волнуются за меня?

Нет.

Волнуются, что я не выполню задачу и все грядущие задачи, — да. Ведь я погас на их небе, не дотянуться, не увидеть. Беспокоятся обо мне? Нет. Я не человек для них, я лишь багряный отблеск, скитающийся по чужому миру.

Орудие их воли.

Память накатывает, тяжелая как свинец, грозит пробудиться полностью, раздавить кости черепа, потопить меня в последней правде. Но темнота пылает — выше барьера, прочнее гор, — не подпускает воспоминания. Я так хотел вспомнить, хочу этого и сейчас, — но не время.

Сейчас я должен быть неуязвим.

Старик-переводчик откидывает полог высокого шатра, и я вхожу.

Вождь здешних воинов — Эрай, так его зовут — встает, приветствуя меня. Свет дня падает с трех сторон, лучи перекрещиваются в центре жилища. Полотняные своды высоко, — трудно поверить, что мы в палатке. Над нами качаются ленты, дрожат отблески бубенцов, тихо звучит их песня. Магия течет кругами, снова и снова обегает шатер, простая и прочная, — как земля, как небо.

Эрай указывает на низкую скамью. Покрывало на ней истерлось и выцвело, но алый цвет еще различим и виден тонкий узор, золотая нить. Я сажусь, Эрай опускается напротив, подает знак старику-переводчику, и тот приносит кубки. Я делаю глоток, — это не вино, вода, но вода кристально-чистая. В ее вкусе голос горного родника, шелест деревьев на склоне, ветер, поющий в расселинах. На этой равнине не найти такой воды, ее привезли издалека.

— Посланник чужой земли, — говорит Эрай, — ты хочешь заключить союз. Расскажи о своем народе.