Детские игры

И момент этот неумолимо приближался.

Ания и Пэт внезапно застыли на месте. Они почувствовали, что пища находится совсем рядом.

Плоти этой тщедушной старушонки едва хватило на то, чтобы утолить лишь первые муки голода. Чтобы окрепнуть, им нужно было много еды.

По лесу шел браконьер. Он пробирался сквозь густой кустарник, держа винтовку наперевес и отыскивая жадным взглядом оленей.

Лишь только охотник выбрался на поляну, дьяволицы мгновенно накинулись на него. Пэт тут же впилась ему в горло, моментально вырвав из него кусок мяса. Вопль браконьера потонул в каких-то булькающих звуках, кровь фонтаном хлынула из огромной раны, а Ания с Пэт приникли к пульсирующей струе, судорожно заглатывая теплую и солоноватую жидкость.

Обугленными руками Ания разорвала грудь мужчины и вырвала из нее еще бьющееся сердце. Оторвав от него половину, Ания протянула ее Пэт. Затем они добрались до печени и почек. И только после этого принялись отхватывать здоровенные куски мяса и жадно пожирать его.

Кровь закапала из обнажившихся на обожженных телах ран. Терзая плоть, близнецы с каждой минутой набирали силы. Обглодав кости, они разбили их и высосали мозг.

Лес вокруг замер. Звери забились в норы, умолкли птицы в гнездах. Все разом почувствовали опасность.

Жуткое пиршество подходило к концу. Вымазанные кровью, Ания и Пэт раскидали вокруг оставшиеся куски плоти и кости. Поднявшись, они уже уверенней зашагали в сторону гор, все дальше углубляясь в лесную глушь.

* * *

В батлерской больнице доктор Кэлвин Бартлет оторвал взгляд от окуляра микроскопа. Он был потрясен. Бартлет отказывался верить собственным глазам.

Кусочек ткани, взятый из мертвого тела старушки, буквально кишел живыми клетками. И весьма необычными.

Но это невозможно.

Видимо, он просто устал, и глаза подводят его.

Бартлет положил на стеклышко очередной срез ткани и снова настроил микроскоп.

И сразу же выпрямился, тряхнув от удивления головой.

Позади доктора на металлическом столе покоились отдельные части трупа несчастной миссис Барстоу. И вот кисть руки начала вдруг шевелиться, дрогнули пальцы, будто в них вселилась новая жизнь.

Почувствовав слабое движение, Бартлет резко обернулся к столу. Сердце тревожно заколотилось. Ровным счетом ничего. Все спокойно. Доктор выругался про себя и приготовился снова взглянуть в окуляр, надеясь, что страшная картина уже не повторится.

Но она повторилась.

Бартлет поднялся со стула и вдруг услышал непонятный звук, напоминающий… кошачье мурлыканье, что ли?

И еще царапанье.

— Что за черт? — пробормотал Бартлет, окинув комнату изумленным взглядом.

Но лаборатория была пуста, если не считать расчлененного трупа женщины и самого доктора.

Бартлет целиком погрузился в работу и не видел, как позади него оторванная голова открыла глаза, а мертвые губы скривились в жестокой ухмылке.

И тут снова раздалось зловещее царапанье и кошачье урчание.

— Проклятье! — буркнул Бартлет.

Он подошел к двери и рывком распахнул ее. Никого. Доктор внимательно оглядел коридор. Ни души. Тогда Бартлет глубоко вздохнул и тут же пожалел об этом.

— Фу! — поморщился он, ибо в тот же миг ощутил невыносимое зловоние. — Пора вызывать сантехника!

Он захлопнул дверь. И снова услышал те же звуки.

Казалось, они доносятся из дальнего угла лаборатории.

— До чего же мне все это обрыдло, — проворчал доктор и, обогнув стол, двинулся в противоположный конец комнаты. — Ой! — вскрикнул вдруг Бартлет, почувствовав, как кто-то сильно пнул его под зад, отчего несчастный даже подскочил фута на два.

— Ну, хорошо, — угрожающе проронил Кэлвин, потирая ушибленное место. — Кто ж это вздумал так шутить со мной?

Но в ответ он услышал лишь урчание.

На этот раз оно доносилось из-за двери, ведущей в коридор.

Кэлвину было уже тридцать восемь лет, и медициной он занимался с момента окончания колледжа. Так что напугать его было делом нелегким.

Но сейчас нервы его, похоже, не выдерживали.

Бартлет попытался было взять себя в руки, но тут заметил на столе, где были разложены части трупа, какое-то движение.

Это же явное сумасшествие!

Бартлет взглянул на отрезанную руку и чуть не завопил от ужаса.

Пальцы оказались сжаты в кулак.

Но не все. Средний палец был вытянут вперед.

Старая леди Барстоу явно выказывала свое отношение к доктору.

Глава седьмая

— Но это же неприличный жест, — укоризненно заметил Джим Хант, уставившись на вытянутый палец миссис Барстоу. — Вы пытались как-нибудь изменить положение пальцев?

Кэлвин бросил на него такой взгляд, от которого кипяток тут же превратился бы в лед.

— Разумеется, не пытался. Особенно после того, как она врезала мне по заду.

Джим вздохнул и сдвинул немного на затылок свою ковбойскую шляпу. Он был под стать своему деревенскому выговору и, похоже, состоял из одних только мышц да костей.

— Послушай, Кэл… никто тебя в задницу не пинал, дружище. Ну, а что касается этого пальца, так… видать, началось трупное окоченение, вот он и выскочил. Один-одинешенек.

— Именно, — сухо отозвался Кэл.

Джим обернулся и чуть было не выскочил из собственных ботинок.

Старушка Барстоу открыла глаза и в упор уставилась на него. Потом одно веко на мгновение прикрылось, словно подмигивая Джиму.

Теперь пришла очередь Кэла улыбнуться, но улыбка эта получилась какая-то невеселая.

— А это весьма распространенный посмертный рефлекс, — съязвил Бартлет.

— Да нет, просто все так неожиданно… — с трудом выдавил из себя старший помощник шерифа.

— Понимаю.

Джим плюхнулся на стул.

— Ну, что у тебя там с пробами, Кэл?

— Дело не только в том, что ткань — живая. Я не могу объяснить поведение клеток. Да они и по форме-то очень странные. Не человеческие. И вообще эти клетки не могут принадлежать ни одному из известных мне животных, раз уж на то пошло. Кроме того, как объяснить рефлекс роговой оболочки глаза? У нее глаза движутся. И еще, Джим, в теле старушки не осталось крови, ну, почти не осталось, наверное, поэтому я и не наблюдаю цианоза, — добавил Бартлет.

— А что все это значит?

— Я раньше ничего подобного не видел. Поэтому даже не знаю, как все это можно объяснить. Посмотри-ка еще разок на ее правую руку, Джим.

Джим оглянулся. Старая женщина поочередно указывала средним пальцем то на Джима, то на Кэла.

— А ведь эта старушка была истинной христианкой, Кэл. Этакая богобоязненная и праведная леди. Готов держать пари, что за всю свою жизнь она не произнесла ни одного неприличного слова, а уж о подобных жестах, наверное, даже и не слыхала.