Детский сад, штаны на лямках
Шрифт:
– Вас кто-нибудь видел в соцзащите?
– Не знаю. Да я сама никого не видела, шла как в тумане.
Получается, труп Махнач пролежал в кабинете всю ночь, и Ленке Алябьевой просто не повезло, что на следующее утро она оказалась первой посетительницей.
Неужели криминалисты не смогли определить точное время смерти чиновницы? Есть разница – убили человека пятнадцать минут или двенадцать часов назад? И почему уборщица вечером не наткнулась на бездыханное тело? Или наткнулась, но предпочла промолчать о находке? Может, следователь вообще ее не допрашивал? Обвинение против Алябьевой шито белыми
– Еще хочу спросить насчет юриста Юлии Макаровны Прудниковой. Как вы узнали, где она живет?
– Я не знаю, где она живет, – отозвалась Динара.
– Значит, вы проследили за ней от соцзащиты?
– Зачем?
– Чтобы убить.
Изумление собеседницы было неподдельным:
– Юлию убили?! Когда?
– На следующий день после Махнач, задушили в подъезде собственного дома. Так это не вы сделали?
– Зачем мне ее убивать? Она мне помогала, давала советы, даже обещала бесплатно составить иск в суд по поводу алиментов, ну, когда у меня будут деньги на генетическую экспертизу. Какая у меня была причина для убийства?
– Ну хотя бы такая, что Прудникова готовила документы для удочерения Полины в Америку.
– Готовила документы? – оторопела Бадмаева. – Получается, они с Махнач действовали заодно?
– Я предполагаю, что да.
Новость стала для Динары ударом. Похоже, хитрая юристка успела втереться к ней в доверие. У меня не было оснований не верить Динаре. «Если ты упал в реку, дождя уже не бойся» – гласит китайская пословица. Бадмаева призналась в одном убийстве, какой смысл скрывать второе? Тем более что несчастной матери сейчас жизнь не мила, она не цепляется за свободу и не озабочена тем, как скостить тюремный срок.
– Вам знакома фамилия Бизенкова? – спросила я.
Динара покачала головой.
– Марина Георгиевна Бизенкова занимала должность заведующей детским садом номер шестьдесят семь.
– Полина не ходила в садик, она была слишком маленькой.
Да, конечно, как я сразу не сообразила.
– Может быть, вы знаете хирурга Сергея Хидировича Фархадини?
– Впервые слышу.
Ну что же, из четырех убийств пока я раскрыла только одно. Неплохой результат, учитывая, что официальному следствию не удалось и этого.
– Я готова ехать в тюрьму, – прошептала Бадмаева.
– Да-да, сейчас поедем, – отозвалась я, прикидывая план дальнейших действий.
Значит, так, сначала звоню Унганцеву и вытаскиваю его, где бы он ни находился. Вызываю такси, вместе с Динарой еду в прокуратуру, где она дает признательные показания. Настаиваю на том, чтобы Ленку Алябьеву отпустили сейчас же, дожидаюсь ее и отвожу к Алке домой… Нет, к Алке не надо, отвожу в Ленкину квартиру и остаюсь там до понедельника. В понедельник мы идем в Управление образования и добиваемся, чтобы Костика вернули матери. Если местные чиновники ничем не помогут, мчимся в Москву и ищем правды там.
Я поднялась со стула и тут же села на место.
– Динара, выслушайте меня, пожалуйста, это очень важно. Я не знаю, скажет вам адвокат или нет, но вы должны настаивать на том, что не планировали убийство. Вы убили в состоянии аффекта, понимаете?
Собеседница
неуверенно кивнула.– Колготки оказались у вас под рукой случайно, – вдалбливала я. – Вы принесли вещи для Полины, надеялись, что удастся передать их в детский дом. Запомнили?
– Да, запомнила. А какие колготки?
– Красные. Те самые, которыми вы задушили Махнач.
– Я ее не задушила, я ее ударила.
Я вздохнула. От стресса у бедняжки все перепуталось в голове.
– Возможно, вы сначала ее ударили, но потом задушили. Ну, вспомните, красные колготки, детские, маленького размера, вы же их с собой принесли.
– У меня не было с собой колготок, – спокойно сказала Динара. – А Махнач я толкнула, она упала вместе со стулом, ударилась головой о стену и больше не поднялась. На стене еще небольшая вмятина осталась.
Теперь уже в ступоре была я.
– Вы абсолютно уверены?
Бадмаева кивнула.
Я не знала, как реагировать.
– А… когда это случилось? Когда вы убили Махнач?
– Седьмого февраля, в понедельник.
Теперь я поняла, что произошло.
– Динара, я вынуждена перед вами извиниться. Я вам солгала, я не из полиции.
– А откуда?
– Я журналистка, меня зовут Люся Лютикова. Но не это главное. Главное – что вы никого не убивали. Вы напали на Махнач в понедельник, а убили ее двумя днями позже, в среду. Ее придушили красными колготками. От вашего удара чиновница просто потеряла сознание, а вы решили, что она умерла.
– Правда? – довольно вяло отреагировала собеседница.
– Но это еще не все новости. Я думаю, ваша дочка еще находится здесь, в детском доме. Ее пока не успели отправить на удочерение в Америку.
Лицо Динары озарила надежда:
– Почему вы так думаете?
– Потому что после вашего нападения Махнач не обратилась в полицию. Даже своего сожителя она обманула, сказала, что ее пытались ограбить в подъезде. Чиновница опасалась, что полиция начнет копаться в истории с удочерением Полины и сделка будет сорвана. Ведь детей продают за границу за бешеные деньги. Ваша девочка – блондинка с голубыми глазами, на таких детей самый большой спрос.
– О господи! – выдохнула Динара. – Неужели это правда? Неужели Полина здесь?
И она опять заплакала, только на этот раз улыбалась сквозь слезы.
– Ваша девочка здесь. Вы обязательно ее вернете, верьте!
– Я всегда верила, всегда!
А вот моя вера в собственные детективные способности что-то дала трещину. Если честно, я совсем запуталась. Нет, на первый взгляд все ясно: были плохие люди, которые обижали женщин и детей, но кто убил этих плохишей – до сих пор огромный вопрос…
Попрощавшись с Динарой, я вышла на улицу. Погода стояла чудесная: безветренно, легкий морозец, снег загадочно искрится под светом фонарей. В такую погоду хорошо гулять с собакой, зная, что дома тебя ждет свежезаваренный чай, шарлотка с яблоками и любимый человек.
Мой любимый человек был в другом городе, а дома у Нащекиных меня ждала только вечно недовольная Алка и ноющий Никита, который, кажется, решил, что я сделаю за него всю работу. Папаша хренов! Нормальный отец давно бы уже полгорода обежал в поисках убийцы, а этот в тепле отсиживается, пока я тут хвост морожу.