детский сад

–  А как тебя зовут?

–  Вадим.

Что-то знакомое. Где-то совсем недавно было.

–  Вадим. А почему Вадим вы все в черном ходите?

Вадим-Леннон посмотрел, подумал.

–  Да хрен его знает.
– пробормотал себе под нос.
– Развяжите!
– крикнул негромко в раскрытую дверь.

Их разделили.

В желтом здании располагалось что-то вроде гостиницы. На третьем этаже возле входа в длинный коридор стоял стол, за ним сидел парень с кобурой на боку.

Комната, в которую поместили Егора, оказалась не очень уютной: старинные плюшевые стулья, крытый зеленым сукном письменный стол, кожаный диван, плотные темные гардины и обшитые деревом стены. Это предназначалось для другого человека. Предположительно, носящего седые усы и курящего кривую трубку. Не Егора.

Зато была ванна с горячей водой и электричество. Егор позабавлялся с выключателем неизменной зеленой настольной лампы и отправился занырнуть.

В детстве была такая игра. Вернее, не совсем игра. Ложишься в неполную ванну, вода открыта, погружаешься по самые уши, опираясь затылком, и постепенно в ванну вкатывается поезд. Колеса стучат, увозят. Егор конечно на верхней полке. Везут-везут туда, где хорошо. И ехать хорошо. А будет еще лучше.

Не помнилось, когда это придумал, но давно.

Очень хотелось куда-то поехать, вот и ездил. Одно яркое воспоминание сохранилось из детства. Драгоценное. Егор маленьким совсем лежит вот так, а в ванную входит отец. И так почему-то становится уютно, так хорошо. Как будто… Об этом невозможно было подумать или, тем более, сказать. Это можно было только ощутить. Потом уже, позже, каждый раз, принимая ванну, делал так, слушал этот загадочный и родной поезд, и пытался вспомнить что тогда почувствовал. Иногда удавалось. Какой-то отголосок, мимолетный. Но это было настолько настоящее чувство, что все остальные… Да что сравнивать. Глупо. Как будто купаешься в счастье и безмятежности. И только это и есть на свете.

И еще. Откуда-то Егор знал - что бы с ним не случилось, это всегда есть и будет. И всегда ждет его. Всегда. Может это и есть тот Бог, о котором Надежда говорит?

Опять замечтался и едва не упустил воду, надумавшую уже выливаться на синий кафель. Интересно, а кто там внизу? Можно узнать.

Выйдя из ванны в найденном на вешалке огромном дурацко-полосатом махровом халате, обнаружил у дивана металлический столик на колесах полный вражеской еды. На диване лежала стопка постельного белья. Пахло вкусно. Похоже, и вправду удалось заинтриговать. А может это все стандартная процедура приема, по головке погладить для начала. Тяжелая дубовая дверь опять оказалась запертой.

Раз с электричеством проблем нет, можно предположить, что и камеры слежения есть. Может от прежних жильцов. Может и ванне? Смешно. Вспомнились амебные реалити-шоу прошлого. Ну а я буду одинокой инфузорией туфелькой. Интересно, что там любитель Джима Керри Максим поделывает? Егор тихо посмеялся, представив что может поделывать Макс, тоже, наверное, подозревающий о существовании камер, и с аппетитом поел.

Почитать было нечего. Егор сел за допотопный или выглядевший таким стол, включил лампу.

На деревяшке, обрамлявшей сукно, перочинным ножом было крупно вырезано: «ПОДЫХАТЬ СТРАШНО». Вырезано было старательно и аккуратно, автор потратил не один час своей жизни, выбирая такие глубокие борозды в твердой столешнице.

Конечно страшно.

Умирать страшно, а подыхать - так это вообще жопа.

Сходил, вытащил из куртки блокнотик и принялся грызть ручку.

Хотелось написать какое-нибудь короткое стихотворение-зарисовку. Но в голове упорно засело неизвестно откуда взявшееся брюсовское «О прикрой свои бледные ноги».

Егор раздвинул гардины и выглянул в окно. За окном была живая припорошенная зеленая ширма.

В итоге, вместо романтичного стихотворения, как обычно получилась страшная история. Надпись, наверно, навеяла. Под названием «Красные ели».

Постепенно стемнело. Симпатичная девушка, метко постреливавшая глазами, прикатила ужин. В дверях завис несимпатичный громила с унылой жвачкой во рту.

Пользуясь случаем, Егор повнимательнее рассмотрел их форму. Черные глухие сюртучки на черных

пуговицах, черные брюки с оттопыренными карманами по бокам. Черные серьезные ботинки. Интересно, где они такой характерной амуницией разжились? Может где-нибудь на «Мосфильме»? На груди какие-то смутно знакомые красные звездочки. Точно. Теперь вспомнил - у всех такие были.

Ночью приснился очень неприятный сон.

Заснуть после него не получалось.

Егор надел халат, открыл форточку и, усевшись на стол, закурил. Нехороший сон. Через елки за окном пробивался фонарь, пробивался с трудом, живая стена слегка шевелилась, впитывая его свет и не пуская дальше, и от этой чужеродности всего окружающего впечатление от сна только усилилось.

Приснилось, что он пришел в некую больницу, что-то оформить. В руках была пластиковая карточка с его фотографией. Он заполнял какие-то бумаги, говорил. Сон был переполнен реализмом, обилием мелких деталей, деловитостью. Наконец, он протянул в стеклянное окошко эту свою карточку. Сидевший там молодой доктор с бородой удовлетворенно что-то записал, а потом протянул Егору фото. Кто был на нем изображен - не запомнилось, но он в ответ кинул его назад в окошко и сказал: «Это Максим (и назвал фамилию Макса). Он умер».

Потом перед глазами понеслись чудовищные подробности о лежавшем здесь теле неопознанного Максима, и что его ударили ножом, и что умер он только в больнице, а может и не умер бы, но о нем никто не заботился.

Перед глазами оказалась фотография с тремя задумчивыми людьми в военной форме с полковничьими погонами. Посередине был Максим.

Было очень тревожно, и физически Егор чувствовал себя нехорошо, а от выкуренной сигареты стало еще хуже.

Посидел еще немного на столе, пережидая накатившую тошноту, пошел в ванну на всякий случай. Стоило увидеть унитаз - сразу вырвало, еле успел попасть.

Вот распереживался. Все же нормально. Успокоить себя не получалось. Логика не помогала.

Посидел на диване. Что-то надо было сделать.

Дверь закрыта.

Подошел и начал дубасить по ней. В голове неуместно пронеслось - дубасить, потому что двери дубовые. Открыли нескоро. Там стоял этот, с жвачкой.

–  Где мой друг?

–  Какой друг?!
– грубый наглый голос, тяжелые мутные глазки.

–  С которым мы приехали. Где он? Где живет? С ним все в порядке?
– взволнованно забросал верзилу вопросами.