детский сад

Опять помолчали.

–  Ты решил?

–  Да.
– А если я пойду туда один?

–  Я тебя не пущу. Макс резко повернулся и отошел. Присел на кор

точки. Егор ждал. Длилось это долго, и по мере ожидания тревога то

усиливалась, то вроде бы отпускала.

Потом Максим встал. Встал и со злым и решительным лицом пошел на Егора. Подошел близко и вдруг неожиданно ткнул пальцем в живот.

Не сильно ткнул, но от неожиданности тот дернулся, сгибаясь. И почувствовал, как его голову сжали две руки и как его звонко чмокнули в макушку.

–  Умница… Пошли они все.

Еще покурили, поглядывая друг на друга и посмеиваясь непонятным и очень приятным смехом.

–  Знаешь.
– Максим сощурился и подмигнул.
– Странный ты тип все-таки.

–  На чем остановился, Кутузов?
– беспечно спросил Макс. Обоеглазый Кутузов молча вглядывался и шевелил бородой.

–  Я предлагаю по железке проехать, - негромко сказал Тезка.- Можно попробовать.

Ну и поехали, чего сидим! Стас облегченно уселся прямо.

Поехали, поехали!

Железная дорога проходила где-то недалеко, в паре километров. На ближайшем съезде свернули.

–  Макс.
– тихо спросил Егор.
– А что тогда было? Ну… С Химозой? Что ты сделал?

Страшно было спрашивать, но он уже чувствовал, что не может больше не знать.

–  Ничего.
– Максим повернулся, покусывая губу.

–  Ничего. Захотел. Просто захотел… А у нее ребенок заболел… А я теперь думаю…

Он отвернулся не договорив, Егор заметил как у него блеснули глаза.

–  Да ты что!
– вскинулся он, похолодев.
– Ты не смей так! Ты что! Если б… Если б все было так просто! Так тупо! Так предательски тупо! Тогда вообще нет смысла! Так не может быть! Все гораздо больше! Гораздо! Понял?! Дурак! Сейчас по морде получишь, понял?!
– Стас повернулся недоумевающе.
– А ты что уставился?! Экспериментатор хренов! Тоже захотел?! Да пошли вы все! Задолбали! А ну тормози! Да я с вами…

Его еще долго потом успокаивали, а он все порывался уйти куда-то в заснеженное поле.

По целинному проселку добрались до обозначенной на карте деревушки.

Ее уже почти что и не было. В поле виднелся десяток огороженных подкопченных печей с обугленными растрепанными старыми яблонями вокруг. Дальше за деревьями обнаружилось полотно.

Тезка сразу, не притормаживая, мягко и аккуратно взобрался на насыпь и перевалился через рельс. Попробовал проехать - получилось. Одно колесо катилось по торчащим концам бетонных шпал, другое между рельсами.

– Ну, вперед!
– сам себе скомандовал и добавил газу.

Трясло немилосердно. Белая полоска с полузаметенными ниточками рельсов убегала вперед и терялась в деревьях.

–  А мо-о-о-жешь бы-стре-е?

Мог и быстрее. Так вроде бы и трясло не так раскачисто.

4. Пружины.

В ровном свете драгоценной керосиновой лампы, сосредоточенно жмурясь в обжигающем тягучем пару, блаженно ерзая на нагревшейся простыне, Егор переживал заново такое разное сегодня. А главным сегодня все-таки был снег. Стоило закрыть глаза, и перед ними оказывалось снежащееся небо.

–  «А когда доешь свое красное печенье, то тоже пойди и умри».
– закончил он ровным голосом и глянул на Максима.

Тот сидел рядом на полке, подтянув ноги и уткнувшись головой в скрещенные руки. Лица видно не было, по рукам рассыпалась его гордость - длинная темно-русая челка, слипшаяся в сосульки от пота и пара.

–  Ништяк.
– послышался приглушенный голос.
– Сочиняешь, значит, про нас страшные истории.

–  Я всегда про нас.
– гордо сказал Егор, с кончика носа сорвалась и шлепнулась на ногу большая капля пота.
– Настоящий художник никогда ничего не выдумывает!

Макс поднял голову - челка тут же облепила его тонкие черты, насмешливые глаза блеснули из-под волос.

–  Так вот какое Вы печенье притащили нам, сэр, с сюрпризом значит.

–  Обычное печенье!
– вскинулся внимательно прислушивающийся к разговору Семенов, бултыхавшийся внизу со своим тазиком.
– Ничего оно не красное, это пачка красная, а так оно вообще желтое!

–  И что же было вначале.
– заинтересованно спросил у него Максим.
– Курица или яйцо?

Семенов недоуменно посмотрел на Егора. Тот ухмыльнулся.

–  Вообще яйцо уже было в курице. Только она об этом еще не знала. А потом смотрит - а оно красное!

–  Егор согнулся пополам хихикая.

Снизу ударил поток теплой мыльной воды и он, отфыркиваясь и вытирая лицо, сполз с полки, зацепил мокрую простыню и, смеясь, вывалился из парной.

–  Бессмысленно как-то все.
– сказал неожиданно Максим и заправил челку за ухо.

Они с Егором стояли голые за баней, приминая босыми ногами небольшой сугроб и растаивая разгоряченными телами не подозревающие о подвохе налетающие снежинки, продолжавшие сыпаться из раскрытого черного неба.

–  Безмысленно.
– поправил друга Егор. Тот улыбнулся грустно.

–  Темно как-то… Временами отпускает,… а потом снова видно, что ни смысла, ни света.

–  Это зарубает тебя временами!
– разозлился внезапно Егор.
– А в остальное время ты все понимаешь! Ты еще пожалей себя!

Повернулся и раздраженно пошел назад в баню. Выйдя из-за угла, чуть ли не наткнулся на Инну Зелинскую, проходившую мимо. Та растерянно окинула взглядом его голый торс, ниже.

–  Ничего интересного!
– буркнул он ей и двинулся дальше.

Плюхнулся в бане лавку. Как это ничего интересного? Рванулся к двери исправиться, но Инна уже исчезла. Симпатичная девчонка. Только томная вся какая-то. Еще в обморок грохнется. Представилась Зелинская, валявшаяся в обмороке возле мужской бани. А Макс все-таки идиот. Такой умный, а все-таки идиот.

Егор скинул башмаки и с разбега прыгнул на свою нелюбимую скрипучую кровать, которой давно мечтал поменяться. Шляхтерман, увлеченно что-то искавший под своим ложем, стоя на карачках, никак не отреагировал на его появление.

–  Шурик, - позвал Егор.
– А тебе темно?

Шляхтерман высунул свой длинный горбатый нос из-под кровати и показал Егору горящий фонарик в руке.

Я имею в виду вообще, по жизни. Но собеседник уже опять исчез под кроватью.

Шурик, а давай кроватями меняться. Никакой реакции, только задница торчит.

–  Я в придачу свой плед лучший отдам, зеленый, верблюжья шерсть, сейчас такого не найдешь.
– продолжал соблазнять Егор.

Шляхтерман вылез из-под кровати, уселся на пол и почесал рукой с зажатым в ней фонариком светлую копну волос.