Детский сад

– Там две дыры есть, на потолке, - объяснил мальчишка, забирая у неё охапку ветвей.
– Дым туда и утягивает. Ну что? Зажигай давай.

– То есть - зажигай?

– Ну, ты же не настолько больная. Огонь-то можешь сотворить.

Лена молча прошла вперёд и, нагнувшись, сунула под сухие ветки огонёк зажигалки. Пока поджигала, заметила за кострищем ещё какую-то кучу. Приглядевшись, поняла только, что там небрежно навалены металлические детали. Наверное.

Сухие тонкие ветки, почти хворост, занялись быстро.

Лена прикинула: кажется, принесённого хвороста на всю ночь не хватит, но однажды она в каком-то журнале читала, что одной свечи достаточно, чтобы согреть за ночь закрытую семиместную палатку... Мальчишка постоял за нею, следя, как разбегается по веткам пламя, и сказал, пожимая плечами:

– Тебя точно выгнали.

Он задвинул узкий вход в трубу каким-то толстым, в ошметках грязи полотном, протянув его от металлического листа до крюка, вбитого изнутри, рядом со входом, а потом дошёл до костерка и присел, протянув к нему руки. Лена тоже присела на корточки напротив и положила перед собой сумку. Хлеб она прямо в магазине обычно засовывала в пакет, а потом - в сумку. Итак, что мы на сегодня имеем? Один чёрный круглый и два батона. Кроме того, ожидая вечера, Лена решила себя побаловать и купила пластиковую бутылку сладкого кефира. На пол перед костром она расстелила опустошённый пакет, наломала батон кусками и выставила кефир.

– Это у тебя... столько-о...
– Кажется, у Мики, присевшего у костра, перехватило дыхание при виде того, что появилось на свет из её сумки. И, кажется, чисто на всякий случай он переполз с корточек поближе к сумке.

– А ты хлеб ешь?
– спросила Лена и протянула ему кусок батона. Вечерний привоз. И батон до сих пор свежий, только-только с завода: пропечённая корочка твёрдая, что так вкусно хрустит и ломается на зубах, а внутри - мякоть, которую сожми - и она слипнется, такая свежая! А уж запах! Этот крепкий хлебный запах заставил Мику сглотнуть так, что он опомнился.

В протянутые ему полбатона он вцепился обеими руками. Но, даже вгрызшись, ел аккуратно, подставляя под крошки ладонь. Лена спокойно сняла с бутылки крышечку и протянула ему кефир: уж этот-то голодный точно не прольёт ни капли. И вздохнула: а предложи она племянникам кефир с батоном? Швырнули бы на пол - и покривились бы.

Пока Мика ел, не обращая внимания ни на что, она осторожно и быстро потрогала ладонью пол в его убежище. Холодно, хотя бетон не чистый, а с нанесённой землёй. Что ж... Она сняла куртку, постелила и заставила мальчишку пересесть с пола на тёплое. И только тогда отщипнула от батона себе кусочек. Много она есть не собиралась. Не хочется пока. Видимо, адреналин ещё не улёгся.

Спустя минуту она улыбнулась: пригревшись, Мика подтянул на куртку и ноги. Рядом с костром была светло, и Лена наконец рассмотрела мальчишку. Наверное, светловолос. Но гря-язный!.. Отросшие волосы от грязи прямо-таки задубели: когда Мика поворачивается, они даже не шевелятся. Лена почувствовала, как вздрогнули её пальцы: отмыть бы ребёнка... Тощий - понятное дело. Глаза небольшие, зато под тёмными бровями. Как там у Лермонтова про Печорина - порода? Ну, когда сам светловолосый, а брови тёмные? Рот - большой. Как раз, чтобы запихать в него последний кусище и давиться им с выражением блаженства на лице. Носишко прямой, а главное - порезов на лице так и не видно. Неужели её кровь помогла? И нет ни одного признака, что мальчишка - вампир. Или этих признаков и не должно быть? Да и откуда Лене знать про это? Ну, какие признаки должны быть у вампиров...

Когда мальчишка наелся, она начала осторожно допрашивать его:

– Почему мы не остались в том доме? Это из-за Ночного Убийцы, да?

– Ты правда не знаешь?
– спросил он, очевидно сонный от сытости.

А она обрадовалась этой его сонливости. Ребёнок же. Если она даже и задаст лишний вопрос - вдруг он завтра не вспомнит?

– Мика, я жила очень далеко отсюда. И долго путешествовала. Здешних порядков и жизни не знаю. Поэтому и спрашиваю.

– Середину города охраняют. Застав много, - медленно сказал Мика, приваливаясь удобней к ней и берясь за её руку - точно, потянулся к теплу!
– А по краям всякие бывают. И ночные убийцы, и топтуны... Да и охотников много. Я быстро бегаю, а вот тебе вокруг города лучше не ходить.

– А кто такие были те, что за тобой гнались?

– Не знаю. Они меня пообещали накормить, если я дам лицо порезать. В прошлый раз - кормили. А сегодня не захотели.

– А... А зачем... кожу резать?

– Ну, посмотреть, как долго заживать будет. Только я не думал, что они по второму разу резать начнут... Ну и сбежал.

"Посмотреть, как заживать будет..." Перед глазами вспыхнула картинка: лето, племянники сидят на подоконнике распахнутого окна и что-то сосредоточенно разглядывают. Лена подходит, заинтересовавшись: по подоконнику ковыляют мухи, у которых оборваны крылья.

Её передёрнуло. Среди взрослых такие уроды тоже бывают... Она вспомнила огромные машины, мчавшиеся по ночной дороге, ослепляя фарами; с какой-то злорадной усмешкой вспомнила, как волна Ночного Убийцы упала на преследователей мальчишки. Жаль, нельзя их проучить по второму разу... Ишь, придумали забаву: бездомного сироту прикармливать, чтобы резать ему кожу - из праздного любопытства.

– Мика, а как ты догадался, что я... ведьма?

– Ты светишься, как ведьма...
– прошептал мальчишка, уже не открывая глаз.
– Очень сильная... Селена... Ты охранные обереги поставишь у двери? Или ты...

– Или, Мика, - вздохнула Лена.

Тот, с трудом разлепив глаза, недовольно завозился, с видимым сожалением вставая с пригретого местечка рядом с нею - Лене даже стыдно стало. Но вместо того чтобы пойти к входной дыре, вяло приблизился к костру, обошёл его и склонился к куче металлических предметов. Откуда устало и с заметным усилием вынул две какие-то странные штуки, похожие на длинные вытянутые свёклы или на огромные гранаты-лимонки, такие же ребристые, и понёс их к "двери".

Лене стало любопытно. Она поднялась с пола, прихватила куртку - надеть, чтобы не остыла, и последовала за мальчиком.

Их длинные корявые тени то застывали, то дёргались размазанными чёрными кляксами по круглым стенам.

Мика положил штуковины на землю, у выхода, покачал их, чтобы широким основанием они встали прочно, и велел:

– Сторожить!

Странно. Лена мгновенно поверила, что Мика сразу отойдёт, а штуковины так и останутся - и правда сторожить. Попытается кто-нибудь нехороший войти в трубу - и ка-ак подорвётся!.. Но мальчишка не уходил и как будто ожидал чего-то, сонно помаргивая на штуковины.

Ржаво-металлический скрежет заставил вздрогнуть.

Сначала одна, а затем и вторая штуковины, словно перерезанные пополам, подняли верхние половинки. Лена быстро поморгала - не веря глазам: обе "перерезанные" половинки оказались по краю усеянными острыми гвоздями! И обе же штуковины так выразительно повернулись этими чудовищно разинутыми пастями к мальчишке, что стало ясно: они ему напрямую угрожают!

Мика зевнул и безразлично, будто не впервые, сказал:

– Попробуйте только! Без меня - заржавеете! Кто вас смазывать будет?