Детство без Интернета
Шрифт:
Две банки сгущёнки ушли к девчонкам нашего отряда, две нам, пацанам. Мигом были сделаны дырки в банках у нас, помогли и девчонкам и сгущёнка была высосана моментально. Также поровну были разделены конфеты и печенье. На всю жизнь запомнил хруст печенья с обильным песком, которое мы по очереди маками в банку с джемом. Очень вкусно было.
В последнюю ночь перед убытием прошло завершающее мероприятие лагерной смены – Пионерский костёр. После ужина, в лёгких сумерках, мы все двинулись за пределы лагеря на костровую поляну, находившуюся в полукилометре на высоком берегу Колвы. Большая и ровная поляна, посередине которой было сложено из сухих жердей высокое, метра в четыре, кострище. Выстроились всем лагерем вокруг будущего костра. Начальница лагеря произнесла коротенькую, но хорошую речь о том, что мы в этом лагере нашли много новых друзей, прошли
Затем вышел старший вожатый и первым запел пионерский гимн, который тут же был подхвачен всеми.
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры – дети рабочих.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"
Радостным шагом, с песней весёлой,
Мы выступаем за комсомолом.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"
Мы поднимаем алое знамя,
Дети рабочих, смело за нами!
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"
А во время пения, вожатые с разгоревшимися факелами вышли из строя своих отрядов и одновременно подожги со всех сторон кострище.
Да…, это был незабываемый вечер, мы весело пели песни вокруг огромного костра, водили хороводы, устраивали соревнования, а когда на месте костра образовались горячие и красные угли, пекли в них картошку и с удовольствием ели.
Но и этот прекрасный вечер вскоре закончился и к обеду следующего дня в лагере остались только те, кто уезжали на Бубыл, Вижаиху и Перевальную. Первыми уехали детдомовцы в приехавшем за ними автобусом из Чердыни, затем Ныробские, а мы ждали речной трамвайчик, чтобы плыть до Бубыла. А в ожидании убытия весело скакали по пружинным койкам и азартно бились подушками. Но и этому бесшабашному веселью пришёл конец, недолгое путешествие по реке до Бубыла, где на небольшой пристани нас встретили родители, посадка на мотовоз и через два часа мы были дома.
Мать хоть видела меня две недели назад, а вот отец с дедом здорово удивились, как я вырос за этот месяц.
Последний месяц лета пролетел в одно мгновения в играх и гулянках. Запомнилось мне только двухдневная поездка с матерью в Ныроб, где мне купили школьную форму и учебники. И ещё как мы с братом варили кедровые шишки. Так-то кедровые шишки в большом количестве привозили нам из леса заключённые и дарили, а уж варили их родители дома. А тут мы с братом решили форсануть и самим добыть эти шишки, самим сварить и так небрежно щёлкая их, снисходительно поглядывая на друзей, рассказать как всё это происходило. После чего щедро угостить их, ещё раз демонстрируя на зависть им своё превосходство. Естественно угостить и родителей, которые тоже любили щёлкать кедровые орехи в минуты отдыха.
Кедров в окрестностях посёлка было полно, так что ходить далеко не пришлось. Нашли здоровенный кедр и я как старший полез на него. Дерево было толстое, шершавое и пока туда трудолюбиво забирался, понятное дело, извозился и истерзал свою одежду. Но…, в азарте и в предвкушении триумфа среди поселковой детворы ведь этого не видишь. Добравшись до верхушки, где висели отборные и самые крупные шишки, стал обрывать и кидать их вниз, естественно целясь в суетящегося внизу брата и большому обоюдному веселью пару раз попадал ему по голове. Посчитав, что добытого достаточно, слез вниз, ещё раз испытав на прочность свою одежду. Не догадавшись взять с собой мешок или хотя бы сетку, пришлось всё наше добытое богатство засунуть за пазуху и такими беременными коровами мы двинулись обратно.
Так как на этом этапе наша деятельность была совершенно секретной, то оставив недалеко от дома в лесу сторожить приличную кучу шишек брата, я шустро смотался домой и, улучив момент, утащил из дома большую эмалированную кастрюлю. Обычно в ней мама кипятила бельё перед основной стиркой. А дальше всё было просто. Разожгли костёр, воды принесли из ближайшего ручья, травы нарвали какой положено, заложили в кастрюлю траву, шишки и общими усилиями, деловито кряхтя, установили её в кострище. Дальше только оставалось дождаться, когда она закипит, а после, солидно обсуждая, как мы будем на зависть местной детворы щёлкать САМИМИ сваренные кедровые шишки, мы помешивали палками получившееся варево.
Посчитав, что шишки готовы, слили воду и мы попробовали получившийся продукт и грустно констатировали – шишки оказались недоваренные. Чёрт побери! И это после таких трудов!!!
Это был первый тревожный звонок. Вторым – была насмерть убитая кастрюля, покрытая изнутри ровным слоем, чёрной-зелёной от травы смолы. И как бы мы её не тёрли с песком в ручье, из которого брали воду, лучше и чище она не становилась, а наоборот смола теперь забилась мелким песком и внутренняя поверхность теперь представляла качественный наждак. Да и закопчённая наружная не вдохновляла нас, рисуя мрачные картины предстоящей взбучкой от матери. Третий звонок, если так это продолжать, уже произошёл дома, когда мы понурые и виноватые предстали вечером перед родителями с убитой кастрюлей в руках, заполненной недоваренными шишками.Мама только и всплеснула руками над погибшей посудиной, которую очень ценила в хозяйстве, даже на какое-то время позабыв о расправе над нами. А отец с дедом заливались смехом. Дед вообще редко смеялся и то, когда это было – дробным старческим смешком. А тут – хохотал, вытирал слёзы и снова хохотал, тыкая в нас пальцем и приговаривая между приступами: – Гена… Вот она порода Цехановичей…, вот она во всём в этом… Оба в тебя…, ты такой же был…
А было отчего им обоим смеяться. Кастрюля понятно. Но видок у нас был….!!!! Истерзанная, прокопчённая, пропитанная кедровой смолой и запахами костра, частично погибшая одежда. Эта смола, оказывается, была не только в кастрюле, она была у нас везде – на одежде, на руках и даже в волосах. Я уж не говорю, что смола от сажи была чёрной. Когда мама вспомнила, после неудачной попытки отмыть кастрюлю от смола, кто в этом виноват и ворвалась в комнату чтобы устроить шикарную трёпку… Но не смогла, увидев хохотавших до слёз отца и деда, которые уже прослушали наш подробный рассказ. И она теперь озлилась на них и устроила им шикарную взбучку, от которой они дружно сбежали на веранду и, достав там заветную бутылочку, предались обсасыванию наших похождений. А мы под бдительным оком мамы разделись, она налила в корыто горячей воды и в течении часа и только с помощью хорошего куска мыла сумела нас привести в божеский вид, под смех взрослой мужской половины, доносившийся с веранды. И вроде бы всё у неё получилось, кроме смолы в волосах. Её пришлось вырезать ножницами, отчего головы имели убедительно плешивый вид. И хорошо поддатый отец нас обоих подстриг на лысо.
А первого сентября я пошёл в четвёртый класс. У отца, в последнее время, служба не заладилась и буквально через несколько дней, после первого сентября, он уехал к новому месту службы, в неведомый и далёкий посёлок Рассольная.
Последнее что мне потом вспоминалось про Вижаиху, это как я один раз неудачно сходил за молоком на соседнюю улицу. Родители там покупали на семью молоко у тёти Насти, державшую корову и каждый вечер, я с трёхлитровым эмалированным бидоном бегал за молоком. И вот в начале декабря, в тихий морозный вечер направился в очередной молочный рейд. Мы как раз по «Родной литературе» проходили стихотворение Николая Некрасова «Генерал Топтыгин». И надо ж, я это стихотворение очень легко выучил, чему был несказанно рад. И вот шёл по узенькой снежной тропинке, гордый таким достижением, представляя, как завтра у доски буду с выражением рассказывать стихотворения.
Да что там завтра… Вот я сейчас….
…..Прямо к станции летит
Тройка удалая.
Проезжающий сидит,
Головой мотая:
Ладит вывернуть кольцо.
Вот и стала тройка;
Сам смотритель на крыльцо
Выбегает бойко.
Видит, ноги в сапогах
И медвежья шуба,
Не заметил впопыхах,
Что с железом губа,
Не подумал: где ямщик
От коней гуляет?
Видит – барин материк,
«Генерал», – смекает.
Поспешил фуражку снять:
«Здравия желаю!
Что угодно приказать,
Водки или чаю?..»
Хочет барину помочь
Юркий старичишка;
Тут во всю медвежью мочь
Заревел наш мишка!
И смотритель отскочил:
«Господи помилуй!
Сорок лет я прослужил
Верой, правдой, силой;
Много видел на тракту
Генералов строгих,
Нет ребра, зубов во рту
Не хватает многих,
А такого не видал,
Господи Исусе!
Небывалый генерал…..
Я шёл по тропинке и самозабвенно, с восторгом, громко, с выражением декламировал стихотворение и от переизбытка чувств вдобавок, снял крышку с бидона и после каждой строки стукал по эмалированному сосуду. Эх.., чёрт…, как хорошо я рассказываю стихотворение, как оно ясно и громко звучит в морозном воздухе. А ну-ка ещё раз…