Девчонка с изнанки. Леди Клайар

– Что такое? – уточнила я, чувствуя, как в моём голосе вылезает ответное раздражение.

– Не вижу почти ничего!

– В новых очках?! – расстроилась я.

– Нет, это старые.

– Шокер, тьфу на тебя!.. Не надо надевать очки, которые тебе, увы, не подходят, а потом злиться!

– Думал, а вдруг ремиссия ещё продолжается, – вздохнул он. – Не повезло…

Он вынул из нагрудного кармана футляр.

– Да, печально, – пробормотал он, повернувшись ко мне уже с новыми очками на носу.

Даже со стороны было заметно, насколько толще стали стёкла. И глаза Шокера стали казаться огромными.

Шокер ходил в офис уже неделю, но каждое утро он упорно проверял, не улучшилось ли зрение, хотя бы ещё немного. Но нет. Врач гатрийской неотложки оказался прав: зрение вернулось, но прежние очки не подошли категорически.

Пару дней после приступа Шокер передвигался по дому наощупь, опрокидывал стаканы и разбрасывал еду вокруг тарелки. Потом он начал различать свет и силуэты предметов, и, наконец, смог видеть так, чтобы не чувствовать себя инвалидом. Но сравнение старых очков с новыми до сих пор бесило его.

– Вы готовы? – спросил Шокер, закончив свой утренний ритуал с очками.

– Мы давно уже готовы, – сказала я с упрёком. – Ребёнок вспотеет, пока ты копаешься.

Я стояла с Тимохой на руках и ждала, пока Шокер соберётся.

– Извини, я исправлюсь, – усмехнулся Шокер и забрал у меня сына. – Пойдём.

Мы вышли из дома, и пока я закрывала дверь, Шокер усадил Тимоху в стоящую у крыльца коляску.

– Проводите меня немного? – спросил Шокер, выкатывая коляску за калитку.

– Проводим.

– Чёрт! Документы забыл, – со злостью фыркнул Шокер. – Поезжай потихоньку, сейчас догоню.

Он вернулся в дом, а я побрела по пешей тропке вдоль проезжей части, толкая коляску. Шокер вернулся очень быстро, держа в руке гибкий пластиковый сшиватель с бумагами.

– А перчатки где? – осторожно спросила я.

– Да что ж за напасть-то?! – взвыл Шокер. – На полке у зеркала оставил…

– Холод собачий, у тебя руки отвалятся.

– Ну уж, больше не буду возвращаться, хватит, а то я сегодня до работы не дойду, – угрюмо буркнул Шокер, на ходу положил сшиватель в огромную сумку-карман, что висела на коляске, и сунул руки в карманы бушлата. – Вот так нормально.

– Андрюша, дело в очках или тебя выводит что-то ещё, о чём я опять не знаю?

– Дело в очках, – согласился он. – Не сердись на меня, я скоро привыкну. Самому не верится, но знаю, что привыкну.

– Значит, на глобальном фронте без перемен? И от Ло никаких вестей нет?

Шокер вздохнул:

– Было позавчера письмо. Принесли в контору с официальной почтой…

– И ты мне не сказал?!

– Письмо абсолютно деловое. О себе только, что жив-здоров.

– Ну, можно было сказать мне хотя бы это, что он жив-здоров?!

– Извини, я просто замотался, переключился на другие мысли и забыл.

Я только руками развела. Вот так всегда. Тишь, гладь, а потом вдруг оказывается, что муж опять забыл мне что-то рассказать.

– Ты так забудешь мне сказать, когда местные на гатрийцев войной пойдут.

– Кира, не говори ерунды!

– Почему ты иногда так ведёшь себя со мной, словно я тебе чужая?! Такое ощущение, что ты меня сюда привёз, чтобы было кому с ребёнком сидеть… А прислуге про господскую семью знать не надобно, да?!

Шокер резко остановился.

– Никогда!.. Слышишь?! Никогда не смей так говорить! – отчеканил он сурово.

– Хорошо, не буду.

Он обхватил меня за плечи и повёл вперёд, одной рукой обнимая меня, другой толкая коляску. Я осторожно взглянула на его застывшую гримасу.

– Андрюша, ну, прости меня! Просто обидно как-то…

– Понял я, понял, – вздохнул он.

Мы дошли до развилки дороги. Шокеру прямо, в офисный квартал, а нам направо, к берегу.

– Долго гулять собрались?

– От Тимошки зависит. Если будет у него настроение и выдержит подгузник, можем долго гулять. У меня на ужин всё уже приготовлено, можно не суетиться.

Шокер наклонился над коляской, посмотрел на спящего сына, потом повернулся ко мне. Взгляд странных огромных глаз был всё таким же обнимающим.

– Тогда до вечера, кроха.

– Счастливо!

Он поцеловал меня, махнул рукой и поспешил дальше по дорожке.

Я свернула к берегу.

К счастью, ветер сегодня был таким, что в этом месте не сильно беспокоил. Я присела на скамейку с книжкой и немного почитала. Потом, чтобы не застынуть, дважды прошла по своему привычному маршруту и снова вернулась на скамейку.

Проснувшийся Тимоха заныл, и обычно это означало, что малыш хочет пить. Я сунула руку за бутылочкой, которая всегда была в сумке, и моя рука первым делом наткнулась на сшиватель Шокера.

– Слушай, Тим, наш папа сегодня в ударе. Забывает всё, везде и не по одному разу…

Я вынула из сумки бутылочку в грелке и напоила малыша, а потом взялась за телефон.

Звонила я долго. Шокер не отвечал. Звонок проходил без проблем, но трубку никто не брал. Я подождала и набрала ещё раз. Потом ещё и ещё. Никто мне не ответил.

– Что за дела?! Сначала всё позабывает, потом до него не дозвониться… Тим, ты не против, если мы прогуляемся к папе на работу?

Тимоха никогда не возражал.

До офиса той самой природоохранной организации мы добрались за полчаса.

Я поставила коляску у стоек для велосипедов и пристегнула её гибким замком. Швеция Швецией, а случайное ворьё и здесь не редкость. Вынув Тимоху, я посадила его себе на левый бок, достала папку-сшиватель и поднялась по трём ступенькам вверх к входной двери.

В приёмной, где по всем стенам были развешены впечатляющие снимки разных преступных безобразий вроде мусорных свалок и бензиновых озёр, за столом секретаря никого не было. Судя по всему, девушка вовсе была сегодня выходной: компьютер не был включён, и вся канцелярщина на столе аккуратно прибрана. Но раз дверь открыта, кто-то в офисе должен быть.

Я прошла по короткому коридору, толкнула дверь в кабинет Шокера и тут же чуть не упала, запнувшись о гору тряпок на полу практически у самого порога.