Девиантный Король

Уф. Ненавижу лгать тете.

Она убирает мою челку со лба и за ухо. Мы с тетей в леггинсах для йоги. На ней спортивный бюстгальтер, а я в топе. Она сдвинула свой коврик так, чтобы мы смотрели друг на друга, а не на зеленый пейзаж нашего заднего сада.

— Ты же знаешь, что мы гордимся тобой, что бы ты ни делала, верно? Это не обязательно должен быть Кембридж, если ты не хочешь.

Ее улыбка теплая, но в то же время болезненная.

Иногда я задаюсь вопросом, видит ли она мою мать в моем лице. Я все больше и больше становлюсь ее точной копией.

— Богохульство, — смеюсь я. — Не позволяй дяде Джексону услышать, как ты произносишь «нет Кембриджу.» Кроме того, я хочу в Кембридж, тетя. Это моя мечта.

Она крутит обручальное кольцо.

— Не говори Джексону, и мы поедим мороженое, смотря дрянной фильм, пока не потеряем сознание.

— Договорились.

Мы сворачиваем наши коврики, закрываем дверь от холодного воздуха сада и заходим внутрь.

Тетя солгала, что разрешит мне съесть столько мороженого, сколько я захочу. Она едва позволила мне съесть две ложки, когда ее родительская сторона взяла верх. Мороженое не подходит для моей дозы здоровой пищи.

Мы прокручиваем Нетфликс в течение десяти минут, прежде чем решаем в тысячный раз посмотреть «Гордость и Предубеждение».

Книга все равно лучше. Просто сообщаю.

Тетя отвечает на электронные письма, пока мы уютно устраиваемся на диване с попкорном — в моем нет соли, потому что... здоровье.

Поскольку тетя сегодня вернулась домой, дяди, вероятно не будет всю ночь. В последнее время они по уши увязли в новом проекте. Мое сердце сжимается, зная, что я буду видеть их все меньше и меньше.

— Ты можешь работать из своего офиса, тетя, — предлагаю я.

— Чепуха. — она притягивает меня к себе, так что я льну к ее плечу. — Сегодня девичник.

Примерно через полчаса я спрашиваю:

— Тетя?

— Хм?

Она смотрит на меня, потом снова на свой телефон.

— Мы раньше жили в Лондоне? Я имею в виду, мои родители и я?

Она медленно, слишком медленно поднимает голову от телефона.

— Нет. Ты родилась и выросла в Бирмингеме.

Это я знаю. После несчастного случая мои воспоминания стерлись начисто, но я помню Бирмингем. Медный воздух. Удушающая, серая атмосфера и запах озера.

— Почему ты решила, что живешь в Лондоне?

Тетя бросает свой телефон и смотрит на меня с непроницаемым выражением лица.

— Неважно. Я просто подумала, не навещали ли мы вас в то время?

— В то время мы с твоим дядей учились в Кембридже. Мы не жили в Лондоне, пока не начали свой бизнес.

— Да. — я неловко улыбаюсь. — Я просто путаю вещи.

Тетя смотрит на меня. Выражение ее лица все еще непроницаемо, но оно возвращает далекое воспоминание, морща нос и задавая мне тот же вопрос, что и тогда, когда я очнулась в больнице.

— Ты что-нибудь помнишь?

Я качаю головой.

— Хочешь, чтобы я позвонила доктору Хану?

Мой психиатр.

С тех пор как мне исполнилось семь, моя жизнь была скована двумя врачами. Кардиологом и психиатром.

— Нет, тетя. Это пустяки.

— Ты же знаешь, что нормальные люди разговаривают с психиатрами, верно? Это приносит облегчение и полезно для здоровья. — она смеется. — Черт, я говорю ему больше, чем тебе или Джексон.

— Я подумаю над этим.

Ложь.

Я бы предпочла больше не заходить в кабинет доктора Хана. Мне не нравится, когда мой мозг исследуют.

Тетя не берет в руки свой телефон до конца фильма. Когда мы доходим до титров, ночью я пересматриваю свои заметки.

Переодеваясь в пижаму, я застегиваю верхнюю пуговицу и смотрю на засосы, которые Эйден оставил на моей коже.

В прошлом, всякий раз, когда я смотрела на шрам, у меня возникали навязчивые воспоминания о потери своих родителей.

Теперь нет.

Воспоминание все еще преследует меня, но оно наполнено глубокими серыми глазами, вгрызающимися в мою душу, когда он укусил кожу и оставил свой след навязчивым, интимным способом.

Я думаю, что часть тебя любит противоположное хорошему, но из-за того, что ты такая хорошая, ты стремишься уничтожить эту часть.

Застегиваю остальные пуговицы я уже дергаными руками. Я злюсь на себя, нет, я в ярости. Как, черт возьми, я могу запомнить его слова, не говоря уже о том, чтобы придать им вес?

Я имела в виду это раньше. Я не хотела его внимания, но с другой, проклятой стороны, он завладел моим.

Тот факт, что я начинаю погружаться в него, выводит меня из себя.

Будучи психом, Эйден человек, и я не могу не задаваться вопросом, почему он делает все, что делает.

У каждого есть мотив, не так ли? Неважно, как сильно я пыталась запихнуть Эйдена в категорию чёрных, я только обманываю себя.

Я забираюсь в свою кровать, включаю песню Power — Bastille и проверяю свой телефон. Ким прислала мне сообщение, в котором говорилось, что она отвезет своего младшего брата и поэтому не сможет забрать меня завтра.

Она посылает милую фотографию Кириана, цепляющегося за ее ногу. Хотя Ким брюнетка, у ее брата самые золотистые светлые волосы.

Ким: В качестве няни. Спаси меня.

Эльза: *смайлик с сердечком* Отдай мне этого милого маленького эльфа.

Мы немного переписываемся, прежде чем я открываю Инстаграм. На официальной странице КЭШ я нахожу свою фотографию, сделанную школьным фотоклубом. Они сняли с отличного ракурса, пока я бегала на тренировке. Снимок сделан сзади, но моя фамилия и логотип школы понятны.

Надпись: Великие умы в превосходных телах.

С годами КЭШ изменила свою политику. Теперь они постоянно пропагандируют, что речь идет не только об академических кругах, но и о спорте.

Сразу после моей фотографии я нахожу другую, с большим количеством комментариев и лайков. Речь идет о футбольной команде, так что ничего удивительного в этом нет.

Фотоклубу удалось сделать идеальный снимок Эйдена во время тренировки, когда он собирался ударить по мячу и забить. Одна из его рук откидывается назад симметрично левой ноге, словно он собирается взлететь.