Девичий паровозик

– Не упади! – горланил я громко и восторженно в след.

Девушка в светлом просвечивающем платье совсем не слушала меня или потоки воды с неба глушили все вокруг. Мне не забыть неповторимые черты милого лица, тяжелые потемневшие волосы, рассыпанные по плечам, легко вздымающуюся под мокрой материей грудь, четкие очертания сосков и неосторожный взгляд, ниже.

Молодость нежность, робкие несмелые желания, неясные предчувствия, юношеский максимализм и абсолютная вера, что вся жизнь впереди и в ней так много нового и прекрасного, которое еще предстоит открыть и испытать! В твоих глазах озорно блестевших было столько удовольствия и счастья. Ты стала подбрасывать вверх босоножки, и мы вместе ловили их. Неудачи сопровождались веселым смехом. Хотелось бросать их выше и выше до самых туч, до самого неба и наверно дальше. Мы выбились из сил. Но ты не сдавалась и еще долго, весело кружилась на дороге.

И вдруг впереди вспыхнула радуга. Неожиданно повисла коромыслом, вобрав в себя все многоцветие красок. Небесный художник широко и размашисто раскрасил небо киноварью, неаполитанской желтой и ультрамарином. Трава и кусты ожили. Они шевелились от капель и торопились выбросить новый клейкий листочек. В воздухе плавали вперемежку запахи гниющего дерева, прели, цветов и прогретой земли. «Скорей! Скорей! Идет солнечный дождь». Темные, лиловые тучи над головой, стали светлеть. Голубые краски смелыми мазками ложились на них, мешались с лимонно-желтыми, плавились, растекались бардовыми полосами по пепельным краям. С боку открылось небольшое озерцо, заросшее тальником.

Вспомнилось детство. Как ловил золотистых пузатых карасей и зеркально блестевших с розовыми плавниками чебаков. Иногда судьба баловала меня и я доставал из фиолетовой глубины, замшелых от старости щук, попавшихся на живца. Под вечер, устав от ребячьих игр, купался до посинения и звона в зубах с такими же сорванцами как сам. Став старше, мы соорудили из красно-смолистых сосновых бревен плот и крепко перевязали его пеньковыми веревками.

Наверно нет больше счастья для мальчишки, на зависть всем, плыть среди брызжущей солнечными бликами, рассыпающейся мириадами брызг, мальчишеской славы. Видеть пронзительную синеву глаз, тайно влюбленной, деревенской девочки Тани, из соседнего двора, слышать нетерпеливые восторженные крики товарищей бегущих по берегу. Неожиданные теплые воспоминания детства, будто легкие прикосновения любимой женщины, сладким, дурманящим хороводом проснулись и кружились в моем сознании. Я вновь увидел всё так свежо, ярко и подробно. Но вот, наконец, ветер воспоминаний растаял как дым, оставив только легкое послевкусье.

Обратно мы шли грязные, счастливые и босиком. Руки наши были сцеплены.

Тогда я знал, что у меня есть ты, а ты знала, что это ненадолго. Любовь как солнечный дождь, как радуга, которая есть, но до нее не дойти, не потрогать руками.

Искрящиеся потоки воды тучи несли дальше. Дождь кончился также неожиданно, как и начался. Редкие запоздалые капли, чмокали в раскисшую дорогу. От травы и земли шел пар. В теплых грязных лужах, как в тесте, по самую щиколотку тонули ноги, а за нашими спинами оставались две пары четких отпечатков, быстро заполнявшихся водой. Две цепочки следов счастливых людей. Большие и маленькие. Иногда они переплетались, витиевато кружили по дороге, но были как нитка с иголкой. Казалось, нет в жизни обстоятельств и сил, которые могли разлучить их. Но непрочные углубления заполнялись водой, их края оплывали и уже спустя минуту они становились едва заметными. Две пары следов на безымянной дороге.

Мы живем хорошо

По мотивам классика

Здравствуйте баба и деда!

Пишут Вам Толик и Костик. Мы живем хорошо, только мама болеет. Из больницы она ушла, так как нас кормить некому. Папа с нами теперь не живет, он у другой тети. Тая тетя дала ему тридцать рублей, а он нам ничего не дал. Он иногда приходит к нам пьяный, ругается. Я говорю Костику: Не бойся!», и он не боится.

Наш сосед дядя Сидоров доставал на заводе сильную водку и пили они вместе с папой. Папа хотел, но не мог остановиться. Мама сказала, что он совсем обнаглел. Мы голодные, а он все ищет и ест. Бабушка, но мы не голодные, у нас все есть. И когда мама была в больнице, тоже все было. Это нам давала тетя Клава и Танечка. Тете Клаве надо что-то купить, а у нас нет денег и купить нам нечего.

Мама иногда плачет. Боится что умрет, а мы станем сиротиночками. Очень плохо, когда становятся сиротиночками. Нас тогда никто не будет жалеть. Костик маленький и он боится. Они вместе плачут, а я нет. Но иногда мне так жалко маму, что я тоже плачу.

Уже два раза приходил дядя Сидоров и орал на нас, что мы со своим воем, не даем ему смотреть кино. Мы не знаем, куда нам деваться.

Вчера приходил отец совсем злой. Я спросил: Папка! Ты зачем пришел?», а он сказал, что мы все ему надоели. Прошел в нашу комнату и разбил оленя-копилку. Было очень жалко. У нас с Костиком было уже больше трех рублей. Мы с Костиком все подмели, нашли только 12 копеек. Маме ничего не сказали. Костик сильно плакал, но я сказал, что когда вырасту большой, заработаю много денег. Тогда куплю конфеты и мандариновые дольки, которые ты бабушка привозила на Новый год. И еще игрушки и нового зайца, а то у этого оторвалось ухо и Костику не интересно с ним играть.

Бабушка! Про наше письмо маме не говори. Она будет ругаться. Ей не охота вас трогать и расстраивать, ведь вы совсем старенькие. Она хочет, чтобы нас опять кормила тетя Клава. А мы с Костиком ее не любим. Она придет и все нас выговаривает – учит, как маму жить. Тогда мама плачет, а тетя Клава говорит, что нам нельзя ничего сказать. И еще, когда мамы не было она нас называла выродками, за то, что мы не ели ее суп. А мы не выродки.

Прошу тебя приезжай скорей в гости и забери нас. А то ведь мама все ходит в больницу, у нее плохие аналисы». Она их сдает, сдает, а они не проходят. И таблетки пьет, не проходят, дальше доктор сказал тянуть нельзя.

Приезжай баба. Мы все тебя любим и целуем. Вот это моя рука, а на той стороне Костика.

До свидания, мы ждем, Толя и Костик Ивлевы».

НСО Чулым. 1982г. Жадько Г. Г.

Незнакомка в новогоднюю ночь

Рассказать тебе про настоящий Новый год?

Я люблю легкий морозец, скрип под башмаками, длинные тени и когда идет снег. Снег большой пушистый и без ветра, падает в свете фонаря, неприятно холодит лицо, искрится на шапке, а ты в легком подпитии, где-то хлопают китайские ракеты, и ты держишь за руку кого-то, совсем замерз, и она замерзла.

Издалека железно скрипит репродуктор:

«А снег не знал и падал,А снег не знал и падал.Зима была прекрасна, прекрасна и чиста.Снег кружится, летает, летает»

Вы стоите как ненормальные, держитесь за руки, а кругом кипит жизнь, идет праздник. Тебе не хочется праздника, у тебя праздник в душе. Праздник потому, что ты придешь домой, скинешь настывшие в лед сапоги, прижмешь ступни к батарее, и по ним больно побегут мурашки, и она скинет сапоги и прижмет их рядом с тобой. Ты будешь смотреть на ее стройные ноги, выглядывающие из-под шерстяной клетчатой юбки. И выражение лица у тебя будет наверно очень глупое. Определенно глупое. Ты будешь не в силах отвести взгляд, от плотно облегающей ее бедра юбки, и Вас обоих будет колотить крупная дрожь. Она будет что-то говорить, и Вы будете смеяться, смеяться и дрожать в ознобе. Какие у нее коленки, острые угловатые как у девочки и синие от застылости и мороза. Если их погладить прижать к губам и отогреть дыханием. Мечты! Мечты! А вдруг правда решиться, так сразу опуститься на колени, обнять ее ноги и будь что будет. Нет! конечно, нет! Я так никогда не сделаю. Черт нас дернул так промерзнуть в новогоднюю ночь.

Кто она?

Зачем мы вместе?

Ты не хочешь спрашивать, как ее зовут.

Зачем?

Ты мужчина, она девушка, вы созданы друг для друга. Вы можете ощутить радость тепла, не задавая глупых вопросов. Она незнакомка, прекрасная незнакомка и чем меньше ты ее знаешь, тем таинственней и прекрасней она кажется. Ведь все можно разрушить, одним словом, фразой, а слово за словом как снежный ком перерастет в банальность, и не заметишь, как легкий холодок пробежит между вами.

Пока она греется, у нее есть веская причина находиться здесь, а потом.