Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Статья Г. Макогоненко была впервые напечатана в 1964 году еще до стихов О. Чухонцева. В ту пору отверженный поэт еще существовал в литературном сознании наряду с признанными. Но постепенно по мере вытеснения в 1970-е годы основной массы художественно значимой литературы в сам- и тамиздат общественное мнение становилось все более склонно предпочитать отверженных поэтов признанным. Так, значение Баркова постепенно начинало преувеличиваться, и он все более воспринимался в качестве едва ли не ведущей литературной фигуры XVIII века.

«Вспоминаю Баркова — учителя Пушкина, которого у нас считают порнографом, — делился совсем недавно поэт Андрей Вознесенский. — Но в сравнении с тем, что происходит сейчас, это идиллическая, целомудренная порнография. <…> У нас никто не понимает, что Барков — это учитель Пушкина. Пушкин — это Державин плюс французская культура и Барков. „Евгений Онегин“ по естественной интонации идет от Баркова. <…> Барков принес стихию разговорной речи. <…> Язык Баркова через Пушкина стал литературной нормой» [16] .

16

«Ножками по потолку». Интервью с А. Вознесенским. «Московский комсомолец», 22 февраля 1992 г.

К исторической реальности все это, разумеется, не имеет никакого отношения. Язык Баркова, как легко убедится любой подготовленный читатель настоящего сборника, за исключением вечно современного мата, в целом более архаичен и тяжеловесен, чем язык од Ломоносова и басен Сумарокова. Что до Пушкина, то он, назвав Баркова «удалым наездником» «пылкого Пегаса» и проявив к его наследию недюжинный интерес, все же недвусмысленно отказался от услуг подобного наставника.

«Но убирайся с Богом. Как ты, в том клясться рад, Не стану я писать», — заявлял он в «Городке», по чтении заветной тетради с «Девичьей игрушкой». Однако интересна не столько историко-литературная обоснованность оценок А. Вознесенского, сколько их внутренняя логика. Для современного сознания потаенный автор — это неизбежно автор гениальный, решающим образом влияющий на поколения последующих писателей, о чем их неосведомленный поклонник может даже не догадываться. В этой схеме угадывается, конечно, история долгого подспудного бытования в отечественной словесности Платонова, Набокова или Мандельштама. Столь же условны и представления Вознесенского о биографии Баркова: «По легенде он умер в камине у себя в усадьбе, когда утром пришли к барину лакеи, они увидели — из камина торчит голая попка. Барков покончил с собой, уткнувшись головой в камин, а в попку воткнул свое последнее произведение: „Жил грешно, а умирал смешно“ [17] ». Здесь ссылка на легенду не спасает дела. Нищий семинарист Барков, «отрешенный от Академии» «за пьянство и худое поведение», никогда не был барином и мог видеть усадьбу и лакеев разве что во сне. Правда, анекдотическая традиция действительно связывает с именем Баркова процитированную автоэпитафию, но обстоятельства ее создания всецело лежат на совести современного поэта.

17

«Ножками по потолку».

Впрочем, не только А. Вознесенского тянет пожаловать Баркову дворянство. В газете «Московские ведомости» в прошлом году было предано гласности очередное предание о Баркове, по которому он «был выслан из столицы в свою родовую деревеньку Барковку, тут писал стихи свои и написал однажды поэму о Екатерине II и графе Григории Орлове <…> За поэму сию, дошедшую до царицы, вывезен был Барков из деревни в кандалах <…> и доставлен к государыне. Та хотела было предать автора поэмы казни, но потом передумала и ввела к себе в опочивальню. Откуда Иван Семенович вышел через три дни, держась за стену, но с графским достоинством. Стал служить при дворе, но вскоре помер» [18] .

18

Московские ведомости, 1991, ноябрь, № 13(22).

В этой заметке, принадлежащей перу некоего Георгия Блюмина, любопытно совершенно механическое сочетание мифа о Баркове-При-апе и Баркове-бунтаре. «Революционером, разночинцем и простолюдином в стихах своих» называет его тот же Блюмин и совершенно уверенно причисляет к «великим поэтам», не без трогательного простодушия подтверждая этот тезис публикацией версификационно-беспомощной порнографической поэмы «Утехи императрицы», написанной, по-видимому, в XX веке.

Конечно, А. Вознесенский не столь наивен. Но и он рассказывает свою легенду, чтобы подчеркнуть современный «черный юмор» Баркова, сближающий обсценного поэта XVIII века с сегодняшним днем. И снова популярно-беллетристические истолкования находят свое отражение в научных трудах. В статье А. Илюшина в «Литературном обозрении» подчеркивается «великолепный алогизм» [19] барковской поэтики, заставляющий вспомнить Хармса и Введенского. Однако самый яркий пример, приведенный исследователем, почти наверняка представляет собой описку копииста, также как и отмеченный им в другом месте случай «виртуозного использования разноударной рифмы» [20] . В условиях постперестройки, после того как идеологическое давление режима ослабло, на первый план, даже несколько тесня диссидента, выходит Барков — новатор и эксцентрик, создатель особой смеховой поэтической культуры.

19

Илюшин А. Указ. соч., с. 20.

20

Илюшин А. Указ. соч.,

Развитие барковского мифа продолжается. Вообще говоря, подобное мифотворчество является неотъемлемым элементом всякой живой литературной репутации. Мифы рождаются вокруг имен всех писателей, чье творчество интересует потомков, и нет сомнения, что автор этих строк тоже вносит свой скромный вклад в строительство очередного барковского мифа.

Однако превратности репутации Баркова имеют свою специфику. Самый заинтересованный читатель не имеет возможности сверить версии, которые предлагают ему специалисты и любители, с собственными впечатлениями. Только издание «Девичьей игрушки» может перевести разговоры о Баркове из области умозрительных спекуляций в реальное пространство истории литературы. Именно в таком переносе и состоит задача настоящего издания.

«Вы не знаете стихов <…> Баркова <…> и собираетесь вступить в университет, — говорил Пушкин Павлу Вяземскому. — Это курьезно. Барков — это одно из знаменитейших лиц в русской литературе; стихотворения его в ближайшем будущем получат огромное значение <…> Для меня <…> нет сомнения, что первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будет полное собрание стихотворений Баркова» [21] .

В этих словах одновременно и признание литературного значения Баркова, и скептическая оценка русского общества, которое, чуть дай ему волю, бросится на клубничку. И все же в свободной русской печати «Девичью игрушку» издать надо. Издать спокойно, академически, с комментариями и без многоточий. Издать, чтобы избавить многих читателей от напрасных ожиданий и удовлетворить тех, кто интересуется историей литературы. Место, которое занимает Барков в этой истории, не так велико, как порой кажется тем, кто не знаком с его творчеством, но оно заслуживает того, чтобы быть указанным и обозначенным.

21

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. П. М., 1985, с. 193.

Андрей Зорин

Иван Барков: Биографический очерк

Реальная биография Ивана Баркова в той степени, в какой она может быть сейчас реконструирована, не способна дать многое для истории «Девичьей игрушки»: с биографией академического переводчика соотносимы вполне серьезные литературные работы, а непристойная поэзия проецируется на мифологический образ, подпитываемый апокрифическими анекдотами.

Общим местом практически у всех, писавших ранее о Баркове, было сетование на слабую документированность его реальной биографии и сожаление о том, что вместо достоверных фактов предание сохранило множество забавных, но фактографически сомнительных анекдотов. Неизвестный автор свидетельствовал в середине XIX в.: «Про Баркова ходит много устных анекдотов, отличающихся, впрочем, не меньшею деликатностью, чем и его сочинения…» [22] Сходная констатация — и в анонимной статье, предпосланной изданному в 1872 г. сборнику переводов Баркова: «Самые несообразные анегдоты рассказывают про него» [23] . Об известности Баркова, «главным образом по апокрифическим непристойным стихам и анекдотам», писали исследователи и в конце 1920-х гг., призывая сделать поэта «предметом, серьезного научного исследования» [24] .

22

«Вакханалический певец Иван Семенович Барков». — ЦГАЛИ, ф. 74, оп., ед. хр. 1, л. 6; об этом источнике см. в статье «Рукописная и печатная история Баркова и барковианы» в наст. изд.

23

Соч. и переводы И. С. Баркова. 1762–1764 гг. СПб., 1872, с. V.

24

Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция (Книжная лавка А.-Ф. Смирдина). М., Федерация [1929], с. 121.

Аналогичные призывы звучали и ранее. Так, казанский библиограф П. В. Васильев, рецензируя издание 1872 г., охарактеризовал биографический очерк в этой книге как «весьма неудовлетворительный, ибо наполнен одними скандалезными анекдотами о Баркове и о той несчастной слабости, которая свела его в преждевременную могилу. Как ни скудны данные для биографии Баркова, все же по этим данным можно лучше и обстоятельнее составить очерк жизни этого писателя, не ограничиваясь скандалезными анекдотами и сомнительными о нем преданиями» [25] . На анекдоты вынужден был опираться даже весьма академичный С. А. Венгеров; в своей статье о Баркове он пытается использовать эти анекдоты «позитивно», извлекая из них материал для характеристики личности поэта. Начиная с традиционного сетования: «Имеющиеся биографические сведения о нем скудны», Венгеров сообщает о распространенности «многочисленных устных анекдотов, рассказываемых о нем», и приводит два из них (один, записанный А. С. Пушкиным, и другой, приведенный в издании 1872 г.), после чего резюмирует: «В таком же роде все другие анекдоты о Баркове, курсирующие в литературных и иных сферах. И хотя это не более как анекдоты, но полное совпадение основного их содержания несомненно устанавливает тот факт, что был Барков всю свою жизнь пьяница горчайший, весьма редко протрезвлявшийся» [26] .

25

ЦГАЛИ, ф. 46, оп. 2, ед. хр. 278, л. 1-1об.

26

Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, т. 2. СПб., 1891, с. 148–150.

В наше время положение изменилось. С одной стороны, со второй половины XIX в. постепенно в распоряжении исследователей стали накапливаться данные об учебе и служебной деятельности Баркова, извлекаемые главным образом из различных фондов архива Академии наук. Особенно большую и планомерную работу в этом отношении провела Е. С. Кулябко, выступившая и как один из авторов наиболее документированной биографии Баркова [27] .

С другой же стороны, если в XIX в. в литературных и близких к ним кругах и бытовало большое количество анекдотов о Баркове (особо большое их число и разнообразие вообще сомнительно), то сейчас их известно не так-то много. По крайней мере, сколь бы то ни было яркую картину мифологизированно-анекдотической жизни поэта нарисовать затруднительно. Можно сказать, что сейчас в сведениях о Баркове анекдот оказался явно оттесненным на второй план документом.

27

Кулябко Е. С. и Соколова Н. В. Барков — ученик Ломоносова. — Ломоносов: Сборник статей и материалов, т. VI. М.-Л., 1965;

Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. Л., 1977.

Почти все документы о Баркове связаны с его деятельностью в Академии наук.

Из списков и реестров академических студентов можно заключить, что Барков родился в 1732 г. в Петербурге или близ него. Отец его был священником. Фамилия поэта писалась двояко: в ранних документах преимущественно как Борков, позже все чаще Барков, что и было закреплено традицией. Нет полной ясности и с отчеством, так как ни в одном официальном документе оно не упоминается, не приводят его и наиболее ранние биографы. Сводку данных по этому вопросу включил в свою статью С. А. Венгеров: «Новиков в своем словаре зовет его просто Барков, Иван. Это же обозначение имеется и на заглавных листах отдельных сочинений академического переводчика. В бекетовском „Пантеоне русских авторов“ под портретом Баркова подписано Иван Степанович, под гравюрою начала нынешнего столетия К. Афанасьева — Иван Семенович, Евгений и вслед за ним Геннади говорят об Иване Ивановиче Баркове, Греч и лексикон Плюшара называют нашего автора — Иваном Семеновичем» [28] . Вероятно, именно авторитетность «Опыта краткой истории русской литературы» (СПб., 1822, см. с. 189–190) Н. И. Греча, ставшего основой для разнообразных работ по русской литературе на протяжении полувека, обусловила приоритетность варианта «Иван Семенович», хотя вопрос этот так до конца и не прояснен. Укажем для справки, что в собрании С. Д. Полторацкого имеется вырезка словарной статьи о Баркове из «Энциклопедического Словаря, напечат<анного> у Селива<новского>, но не изданного», как значится в приписке Полторацкого [29] . Здесь Барков тоже именуется Иваном Семеновичем.

28

Венгеров С. А. Указ. соч., с. 148.

29

ОР ГБЛ, ф. 241, п. 15. ед. хр. 38, л. 1; здесь указано, что заметка была помещена в части 2, на стр. 648–649 этого «Словаря».