Девочка Да Винчи-2. Любовь
Шрифт:
Ничего со мной не в порядке.
Охранники сначала потребовали оплатить эту несчастную банку икры. Цена нереальная, целых двенадцать тысяч.
Но я не понимаю, почему я должна платить! Я не брала! И потом…
У меня нет этих двенадцати тысяч. После покупки продуктов осталось пять. Еще десять лежат в заначке в комнате. И это всё. До зарплаты я нищеброд.
Если отдам деньги за икру.
Нам с Ариной надо на что-то жить. Я обещала, что мы с ней сходим в кино, в Океанариум. У нас билеты на ёлку, они куплены, но ей же наверняка захочется там поесть, попить,
Охранники угрожают полицией. А я прошу их просто посмотреть камеры. Там же должно быть видно, что я не брала эту икру! Я даже не подходила к той секции магазина!
Самое обидное, что банка икры еще и в коробке с магнитом, довольно тяжелая конструкция. Как я не заметила, когда мне её подбросили? И ведь я понимаю кто это сделал?
Сергей, чтоб его, Сергеевич!
Дверь открывается. В кабинет заходят два сотрудника в форме.
– Так, что тут у нас? Ох, какая Снегурочка! – Молодой полицейский приветливо улыбается мне с порога.
Его напарник постарше, серьёзный. Они здороваются с охраной, я так понимаю – знакомы. Видимо, не в первый раз встречаются по таким поводам.
– Вот, девушка у нас решила икоркой себя побаловать.
– Фига се… черная икра? – молодой смотрит на меня, причём, смотрит без усмешки, просто. Как будто даже удивлён. – Любишь икру?
Головой качаю, всхлипываю. Не знаю, люблю ли я её! Не помню, когда ела последний раз. Вроде ела, но давно. Наверное, еще папа был жив.
– Я не брала, - шепчу еле-еле, моя простуда даёт о себе знать, горло саднит, чувствую себя как в рекламе, когда колючая проволока стягивает.
– Хрипишь чего? Простыла?
– Лошади простывают, Солнцев, у людей простуда, - вступает в беседу, напарник.
– Не пыли, Семёныч. Эй, брат, организуй чайку горячего с медом, Снегурочке, – говорит он одному из охранников, - и нам. Мы тут, надолго видимо.
– Нет, пожалуйста… я не могу долго, - слезы просто капают вниз, я уже совсем ничего не соображаю, - у меня сестра одна осталась.
– Сестра? А мамка с папкой где?
Опять качаю головой.
– Сирота, что ли?
Киваю. Говорить больно, дышать больно.
Жить больно. За что мне все это?
– Сирота! Заливать они все любят! А вот если мы позвоним папке-то? Расскажем про твои художества? – один из охранников вмешивается в диалог, но молодой полицейский его останавливает.
А у меня слезы градом опять.
– Ты с ней близко не сидел бы, Солнцев, мало ли, зараза какая? Она тут в обморок грохнулась. Хорошо у Гали нашатырь.
– Галя? Та самая? – Солнцев смотрит на меня, подмигивает, - Слышала? «Галя, у нас отмена»? Вот она, оказывается, тут у них прячется.
Он смеется, охрана тоже, даже суровый напарник улыбается. Мне не до смеха.
– Сейчас чай выпьем, расскажешь, как икра к тебе в сумку прилетела?
– Еще шоколад, - охранник двигает к нему плитку.
– О! Шоколад, кстати! Любишь сладкое?
Смотрю на него, а в голове мысль, про доброго полицейского и злого. Этот явно добрый. Будет меня лаской
уговаривать написать заявление, обвинить себя. Чтобы проще было всем. Они получат раскрытое преступление. Наверное премию. Охрана – тоже.Солнцев открывает шоколадку, протягивает мне.
– Ломай, руки чистые?
Конечно! Ломай! А потом они докажут, что я украла!
– Да не бойся ты! Сколько стоит? – поворачивается к сотруднице магазина, которая стоит, подпирая стенку.
– Не помню, рублей пятьсот.
– Не кисло. Можешь пробить мне? – достает из кармана тысячу, передает кассирше, она уходит. – Не бойся, я её купил, угощаю.
– Спасибо, - еле выговариваю, хриплю, - у меня… у меня аллергия на шоколад.
– Да? – он искренне улыбается, удивляясь, продолжая играть в хорошего полицейского. – А зачем тогда украла? Для сеструхи?
– Я не брала… Это он…подложил…
– Кто? – полицейский прищуривается, придвигается ко мне ближе. Я даже чувствую аромат его одеколона.
– Говорит, мужик какой-то. Девчонка эта, кстати, еще чуть драку не устроила. Дебоширила. Отвезли бы вы её в отделение, а? Работы навалом. Тридцать первое. Думаете, у нас одна тут воровка?
– В отделение успеется, а вы идите, работайте, мы и сами управимся. Да, камеры у вас работают?
– А то, как же?
– Давайте посмотрим, что там за мужик черной икрой разбрасывается.
– Слыш, Артём, да врёт девчонка всё! Мужик может ей помешал еще что-то скоммуниздить, вот она за него и зацепилась. С камерами морочится, когда тут у нас с поличным!
– Слыш, как тебя? Потапов? С поличным ты бы её взял, если бы у неё банка была в руке, и она бы её прятала в сумку. А так… Давай посмотрим телевизор, поймем, что там было.
– Солнцев, да кончай! Вези её в отделение и разбирайся! Новый год, блин… Да она тут, может, не первый раз уже.
Этой наглости я не выдерживаю.
– Я ничего не брала! Я…
Дверь открывается, на пороге охранник с подносом, ставит перед нами чашки, вазочку с мёдом.
– Спокойно, Снегурка, как тебя звать?
– Соня.
– София, значит, мудрость. Пей чай. Сейчас увидим, брала ты, не брала. Камеры у них отлично всё показывают.
Через пятнадцать минут становится ясно, что я не вру. Камеры отслеживают даже передвижение Сергея от холодильника, в котором лежат банки с икрой до того места, где он меня подловил. Видно, что он меня заметил, следил за мной. Всё просчитал, сволочь.
– И чем ты ему так насолила? Не дала что ли? – Солнцев, прищурившись смотрит на экран, как мне кажется, с ненавистью.
– Он мой… он был мужем моей тёти, Он у нас с сестрой квартиру отнял.
– В смысле? Как?
– Вот так. Извините, можно я пойду? У меня сестра дома одна. Я тут недалеко живу, в Художественной студии.
– Прямо в студии живёшь?
– Да, там есть комната для персонала. Всё законно, мне разрешили. Так, можно?
– Подожди, Снегурка, надо бумаги еще подписать. – он берет у напарника папку, открывает, достает ручку.
– Протокол составить. Заяву на него напишешь?