Девочка, хочешь сниматься в кино?

— Девочка, подожди!

Инга остановилась и непонимающе посмотрела на клетчатые брючки и кондукторскую сумку. Еще она заметила бесцветные волосы и широкий носик, белый от пудры, а может быть, озябший.

— Хочешь сниматься в кино? — Девушка улыбнулась, и носик стал еще шире.

— Нет, — ответила Инга.

— Не хочешь? — Лицо у девушки вытянулось. — Все хотят, а ты не хочешь? Шутишь!

— До свидания, — сказала Инга, но от девушки из кино не так-то просто было отделаться.

— Подожди. Давай познакомимся.

На всякий случай — вдруг убежит — она взяла Ингу за руку.

— Ты, главное, не волнуйся… Не сразу же снимаются. Мы тебя сначала попробуем.

— Не хочу, чтоб пробовали!

Инга представила себе, как пробуют на вырез арбуз. И как на базаре пробуют творог. Мама всегда пробовала. Инга захотела убежать, но девушка крепко держала ее за руку. Теперь она говорила мягко, просила:

— Не убегай, пожалуйста! Ты даже не представляешь, какая тебя ждет роль! Я два месяца тебя искала!

— Меня? — удивилась Инга.

— Ну, конечно, тебя. Новые туфли сносила. Видишь?

В доказательство девушка показала свои сношенные туфли. Их невозможно было представить себе новыми.

Инга молчала.

— А не захочешь сниматься — не будешь. Ты только приди… а потом как хочешь. А то Карелин скажет, что я зря целых два месяца бегаю… У тебя есть что-нибудь пожевать?

Инга удивленно посмотрела на девушку, протянула ей портфель, из которого торчал батон, и девушка ловко отломила горбушку.

— С утра ничего не ела. — Теперь она говорила с полным ртом. — Тебя как зовут?

— Инга.

— Хорошее имя, — заискивающе сказала девушка. — А меня зовут Вика… Виктория Сергеевна.

Вика жевала булку, а Инга мучительно думала, как ей избавиться от этого кино. И тут она вспомнила Лелю. Подружка пришла ей на помощь.

— У меня есть подруга Леля, — сказала она. — Знаете, какая она красивая! Позвать?

Но Вика как бы не расслышала Ингиных слов, она повторяла свое:

— Будешь сниматься вместе со знаменитыми артистами, с лауреатами. Усекла?

Инга молчала. Не «усекла».

— Соглашайся, Инга, — не сдавалась Вика. — Я ведь два месяца бегала.

Инга снова взглянула на стоптанные туфли, они как бы подтверждали: бегала! Девушка из кино не дала ей опомниться, она воскликнула:

— Прекрасненько!

Решительно открыла свою кондукторскую сумку, словно хотела дать Инге билетик. Но вместо билетика дала ей бумажку с адресом студии.

— Держи. Завтра в пять часов будь на студии. Только не подведи. Ты же типаж!

— Типаж? — переспросила Инга. — Что такое типаж?

Но девушки из киностудии уже не было — она исчезла так же неожиданно, как появилась. Только бумажка с адресом подтверждала реальность ее существования.

— Новые туфли сносила, — пробормотала Инга и вошла в ворота своего дома.

А потом Инга забыла и о девушке из киностудии и о записке.

Вечером отец обнаружил записку. Она лежала в кухне на столе. Инга вынула ее из кармана, когда вернулась из школы.

— Что это за бумажка? — спросил папа.

— Бумажка? Это мне на улице дали… чтобы сниматься в кино.

— Ты сможешь?

Инга пожала плечами. Папа внимательно посмотрел на нее, словно желая обнаружить в дочери какие-то перемены, и пошел в ванную стирать. Над тазом поднималась мыльная пена — целое гнездо мыльных пузырей.

Неожиданно пана вышел из ванной, на ходу вытирая руки о фартук.

— Слушай, а это должно быть интересно — сниматься в кино? — спросил он у дочери.

— Не знаю, — отозвалась Инга.

— Вот и узнаешь.

Ингу удивило, что обычно молчаливый, тихий папа вдруг оживился и голос его зазвучал иначе:

— Вот и узнаешь! Там интересные люди. Артисты! — Он положил дочке руку на плечо и заглянул ей в глаза: — Может быть, у тебя откроется талант?

— Она сказала, что я типаж. Это хорошо — быть типажом? — спросила Инга.

— Конечно, хорошо, — не задумываясь, ответил папа, — иначе бы тебе не дали этого. — И он победоносно потряс над головой бумажкой с адресом.

3

Странное чувство овладело Ингой, когда она, сжимая в руке бумажку с адресом, шла с папой на киностудию. Порой ей казалось, что едва она переступит порог этой таинственной студии, как увидит маму. Она представляла себе, как мама воскликнет: «Инга, доченька!» И как она, Инга, прижмется лбом к теплому плечу матери. Все будет, как прежде. Инга слышала голос мамы и чувствовала тепло ее плеча. И ускорила шаги. Вдруг мама ждет?

Посыпал снег. Сухой, редкий, похожий на легкие перышки. Инга не заметила, как ее шапка и плечи стали белыми от холодных перьев снега. И как изменился город от этого случайного, преждевременного снега.

Папа шел рядом молча. Несколько раз он спрашивал прохожих, как пройти на студию. Они с Ингой словно очутились в незнакомом городе, на незнакомых улицах со странными названиями.

— Вы не знаете, где здесь… киностудия?

— Киностудия? — переспросил высокий мужчина и остановился перед Ингой.

Девочка подумала — сейчас он засмеется. Мужчина не засмеялся, только внимательно посмотрел на нее, словно на всякий случай хотел запомнить: вдруг она станет известной артисткой?

— Право, не знаю. Я не здешний.

Кто же здесь, в конце концов, здешний? Может быть, этот парень в спортивной куртке на «молнии», что идет, шаркая кедами, по мостовой?

— Хочешь стать артисткой? — сказал он.

— Нет, — ответила Инга.

— Зачем же тебе киностудия? У тебя мать там?

Девочка ничего не ответила, только исподлобья посмотрела на парня и наморщила лоб, словно он сделал ей больно.

— Третья улица направо, — сказал парень. — Я знаю. Снимался в массовке. Три рубля в день.

И он зашаркал кедами, оставляя на занесенной мостовой длинные лыжные следы.

Инге расхотелось идти на студию, где платят три рубля в день. Она почувствовала холодное отчуждение. Наверное, там все не настоящее — и дома, и леса, и дворцы. И артисты — не настоящие герои, а только изображают настоящих. И мамы там не будет. Надо разорвать на мелкие части бумажку с адресом. Но рядом был папа, и какая-то непонятная сила влекла ее вперед и не давала разорвать бумажку. Это была надежда. Маленький, слабый огонек, который если загорится в человеке, то уже погасить его не под силу даже урагану.