Девочка и мертвецы

— Наташа! — Рыбнев укоризненно покачал головой.

— Шутю я! Шутю.

В милой незатейливой беседе они провели минут десять; Наташа поупрямилась для виду, но на свиданье согласилась. Рыбневу показалось, что она очень рада, и ему стало стыдно, что Наташа для него всего лишь инструмент, чтоб найти Ионыча. Вешая трубку, он подумал, а не забить ли на месть, в конце концов, месть — штука жутко непродуктивная, у него и без нее проблем хватает. Надо в жизни обустраиваться, работу искать, а не ловить ветра в поле; этот Ионыч мог окочуриться еще во время событий в Пушкино. Но подобные мысли были мимолетной слабостью: Рыбнев знал, что не отступится, даже если придется пожертвовать Наташей; да хоть кем. Иначе выходит, что слово, которое он дал Саше, было шуточным, а Рыбнев очень серьезно относился к своим обещаниям.

Рыбнев взял папироску, раскурил и вышел из квартиры. Перешел мощенную булыжником узкую улочку, подождал у витрины лавки электроники, когда освободится банкомат, проверил денежную карточку. Счет был заблокирован. А ведь там оставалась приличная сумма! Рыбнев набрал номер бухгалтерии ФСД.

— Я вас слушаю, Рыбнев, — раздался строгий женский голос.

— Здравствуйте, Арсения Пална, — робко сказал Рыбнев, не боявшийся бандитской пули, но робевший перед бухгалтерами. — Я по поводу своего счета.

— Да-да?

— Он заблокирован.

— В банк звонили?

— Ну, при чем тут банк, Арсения Пална…

Арсения Пална зашелестела бумажками.

«Ты и без бумажек помнишь, карга», — подумал Рыбнев со злостью, но вслух ничего, конечно, не сказал.

— Насколько я знаю, с вашего счета переводились финансы на счет больницы, в которой вы лечились.

— С моего счета переводили финансы? — изумился Рыбнев. — И кто же переводил, позвольте полюбопытствовать?

— Вы и переводили, Рыбнев, — ехидно ответила Арсения Пална. — А после закрыли счет.

— Вот интересно, как я мог это сделать, валяясь в палате в бессознательном состоянии?

— Вы же профессионал, Рыбнев. Вам и не такое по плечу.

Рыбнев заскрежетал зубами:

— Издеваетесь, Арсения Пална?

— Что вы, Рыбнев, как можно!

— Тогда скажите, не юля: зачем переводились деньги на счет больницы? Это больница службы, меня должны были лечить бесплатно.

— Это я уже не в курсе, — сухо ответила Арсения Пална. — Могу связать вас с вашим нынешним куратором Первоцветом Любимовичем — он разъяснит.

Рыбнев вздохнул.

— Спасибо, не надо. До свиданья, Арсения Пална.

— До свиданья, Рыбнев. — Она добавила: — Надеюсь, вы передумаете и все-таки вернетесь в строй.

— Я тоже надеюсь, — буркнул Рыбнев, пряча телефон в карман.

«Девушки так и шьют, — с тоской подумал он, глядя в дальний конец улочки. — По тротуару каблучками — цок-цок, цок-цок! — щебечут чего-то, радуются, а чего радуетесь-то, пигалицы? Тут человек пропадает: я то есть. Родная служба гайки закручивает, не доверяет, хочет заставить, чтоб я рассказал им о том проклятом дне; а если я не хочу говорить? В первый раз — не хочу. В первый раз у меня личное дело, в первый раз хочу об общественной пользе забыть: не смейте своими грязными пальцами лезть ко мне в бессмертную душу!»

— Не смейте! — закричал Рыбнев.

Девушки удивленно на него оглянулись. Румяный карапуз свалился с качелей и протяжно заревел. Нетрезвый парнишка в черной бандане с красным черепом поднял кулак и закричал: «Правда твоя, братишка! Не смейте! Долой!!» Схватил камень и кинул в стену. Рыбнев поспешил прочь, закуривая на ходу папироску. Достал телефон, набрал Наташин номер.

— Сударь, вы минуты не можете прожить без моего голоса?

— Наташа, простите, я не смогу сводить вас завтра в ресторан; давайте лучше в парке погуляем? Лебедей посмотрим: я знаю, вы их любите.

— Что-то случилось? — испугалась Наташа.

— Ничего особенного, сударыня, не затрудняйтесь; мелкие проблемы. Так как? Составите компанию несчастному холостяку?

— Даже не знаю. Я тут уже вся намылилась в ресторан. Хотела к случаю прическу сменить.

Рыбнев заскрежетал зубами: признаться, что он неожиданно оскудел в финансовом плане, было выше его сил.

— Вы знаете, за время пребывания в больнице я подустал от закрытых помещений. Хочется свежего воздуха. А в парке я вас на лодке покатаю. Как вам идея?

— Мне кажется, вы что-то от меня скрываете, — сказала Наташа. Рыбнев испугался, что она откажется от похода в парк, но Наташа рассудила: — Однако это не мое дело; захотите — скажете. Я согласна на парк, а прическа подождет. Вы зайдете за мной?

— Всенепременно. В три, как договаривались.

— Очень жду.

— До встречи, сударыня, — сказал Рыбнев. Остановился на мосту, прислонившись к холодным перилам, посмотрел на воду, загаженную конфетти и обертками: праздновали вчера что-то, знать бы — что. То тут, то там из воды выглядывали грустные рыбьи глаза на зеленоватых стебельках. На дальнем берегу детишки играли с эбонитовой черепахой. Черепаха шипела, пытаясь заползти обратно в воду, плевалась ядом, но для детишек яд был не опасен, — он только на умных слепых рыб и действует, и они продолжали мучить животное, переворачивая его палками и швыряя в мягкий черепаший живот тяжелые комья грязи.

— Хороша водица, — сказал Рыбнев речке, вытащил из-за пазухи модный клетчатый кепарик и натянул на голову. — А ты, Наташенька, прости: так уж получилось, что ты единственная машинистка, услугами которой я могу сейчас воспользоваться. — Он повертел в кармане «краснозубку» — персональное устройство для считывания закрытой информации. Раньше с ее помощью Рыбнев мог войти в сеть ФСД, теперь же она стала бесполезной игрушкой; вернее, почти бесполезной. Вот если у Рыбнева получится подключить «краснозубку» к машинистке во время сеанса и взломать новое кодовое слово…

Рыбнев закурил:

— Весна настала.

Обидно то, что Наташенька умрет, если у него всё получится; вернее всего умрет.

Глава десятая

Наташа, поговорив с Рыбневым, набрала длинный номер.

— Привет. Завтрашнее свидание чуточку изменилось: он меня в парк пригласил.

Из трубки что-то сухо ответили.

Наташа засмеялась:

— Дурачок, я это не ради родины делаю, а ради тебя: так что оставь свои патриотические лозунги при себе, а лучше куда поглубже засунь.

В трубке закашлялись.

Наташа намотала шнур на палец:

— Никакой опасности, он как глупый теленочек, одержимый своей травоядной жаждой мести: может слабо боднуть, но ничего боле. Это ты у меня волчара! — Она засмеялась. — Меня больше интересует наша с тобой поездка в Толстой-сити. И не смей отпираться: ты давно обещал! Я уже вся намылилась!

В трубке уныло хихикнули.

Наташа нахмурилась:

— Смотри у меня! Попробуй только обмануть! А за Рыбнева не переживай: он мне сам всё как на тарелочке с каемочкой выдаст. Люблю. Пока.