Девочка из Ленинграда
Шрифт:
— Ну, ладно, ладно! — перебила его Рая. — Знаю, тебя не переговоришь. Всякий петух громче всего поет у себя в курятнике! Вот погоди, приедешь к нам в Ленинград, тогда…
Рая не договорила. Она уже не раз замечала, как при упоминании о Ленинграде Хабас растерянно опускал глаза, совсем как их Вовка шмыгал носом. И, конечно же, Рая понимала причину этого и в душе была рада.
— Ну что ж, — весело сказала она, — позавтракаем и будем собираться в дорогу. Правда, бабуля?
Хабас поднял глаза:
— Моя бабушка сказала, чтобы ты и твоя бабушка
За завтраком Данах наказывала Хабасу:
— Как только отвезешь их в город, сейчас же приезжай ко мне. Расскажешь, как там моя сестра Дагалина с детьми. Я так беспокоюсь — живы ли?..
В полдень они уже были в родном селении Хабаса, и Нахшир не знала, куда посадить дорогих гостей и чем угощать.
— Ах ты, солнце мое, звездочка моя, жива осталась! — причитала она, лаская девочку. — Слава великому аллаху!
Как ни гостеприимна была Нахшир и как ни интересно было с Хабасом, Рае не терпелось поскорее приехать в Нальчик, повидаться с подружкой Фатимат.
— Хабо, давай завтра поедем, — просила она. — А летом я приеду навестить тетю Данах и обязательно заеду к вам.
У Хабаса было сердце настоящего джигита — мужественное и великодушное, и на другой день они уезжали в Нальчик.
— Да вознаградит вас аллах за все лишения и сделает дорогу к вашему очагу в том большом северном городе скорой и легкой, — торжественно и печально говорила на прощание Нахшир — высокая, строгая и нежная мать-горянка.
Они вышли на крыльцо. Во дворе их уже ждал запряженный Орел. В санях лежали мешок с кукурузной мукой, которую Арина Павловна и Рая когда-то насобирали как подаяние, и дорожная сумка с вареным мясом, сыром, чуреками — это принесли русским соседи Данах, когда Арина Павловна и Рая уезжали из Верхнего.
Хабас помог бабушке и внучке поудобнее усесться в сани, еще раз проверил упряжку, впрыгнул в передок саней: «Поехали!»
— До свидания, бабушка Нахшир! — крикнула Рая хозяйке, стоявшей на крыльце.
— Да будет ваш путь счастливым! — ответила Нахшир.
Около часу они ехали по проселку. Затем выехали на шоссе. Тут то и дело им встречались военные машины — то с солдатами, то с боеприпасами, то с провиантом — это подтягивались тылы наших частей, преследующих откатывающегося на запад противника.
Хабас и Рая махали солдатам рукой:
— Счастливого пути! Пусть будет жарко фрицам от вашего огонька!
И там и тут на обочинах шоссе валялись немецкие автомашины, чернели обгоревшие и застывшие стальные громады танков…
А вот они догоняют целую колонну фрицев! Их ведут под конвоем, наверное, в Нальчик. Колонна движется медленно, фашистские вояки идут понуро.
Чтобы обогнать их, Хабас свернул на обочину и пустил своего Орла рысью. Рая всматривалась в заросшие лица пленных, иногда тот или иной немец бросал на нее взгляд и, увидев глаза, полные недетской ненависти, поспешно отворачивался.
Скоро будет Нальчик. Теперь у Раи было столько связано с этим городом, что она
с душевным трепетом ждала встречи с ним.А вот и он. Поначалу ей показалось, что город остался цел и невредим. И вдруг перед ней открылась страшная картина. Вот тут стояли новые многоэтажные дома, а сейчас сплошные развалины. Позже Рая узнала, что, отступая, фашисты закладывали в них тол и взрывали.
В центре города разрушений было меньше. По улицам ходили патрули, но уже не в грязно-зеленых ненавистных шинелях, а в серых — в наших милых серых шинелях! Двигались наши машины. Шли колонны вновь сформированных наших частей. Они шли к вокзалу, они спешили на фронт.
Хабас так засмотрелся на маршировавших солдат, что чуть не наехал на регулировщика.
— Эй ты, джигит! В городе ворон не считают! — крикнул тот. Голос был сердитый, а глаза светились доброй улыбкой.
То и дело встречались возвращающиеся в город беженцы, везя кто на ишаках, кто на ручной тележке нехитрый скитальческий скарб. Худые, с ввалившимися щеками, оборванные, но — бог ты мой! — как радостно, каким счастьем светились их глаза!
— Теперь налево, Хабо! — подсказала Рая.
— Знаю, знаю!
Едва Хабас повернул налево и въехал в улочку, как Рая поднялась во весь рост, держась за плечи Хабаса.
— Бабушка! Цел наш дом! — Рая захлопала в ладоши и чуть не упала на Хабаса. — Бабушка, давай ключ!
С тех пор как они бежали из Нальчика, Арина Павловна хранила ключ от домика у себя на груди, повесив его на одну нитку с крестом. Старушка не без труда отвязала дрожащими от волнения руками ключ, протянула внучке.
Рая на ходу выпрыгнула из саней, взбежала на крыльцо и оторопела: замок был сорван, а дверь на целую четверть приоткрыта.
Подбежал Хабас, рывком распахнул дверь. Коридор был запорошен снегом, крышка лаза, ведущего в подвал, откинута.
Несмело переступив порог, они вошли в комнату. Мебель была опрокинута, матрац от кровати валялся на полу и был вспорот. Во многих местах сорваны обои. Приподнята половица. Было ясно, что в доме производили обыск…
Рая услышала позади себя плач бабушки, вопросительно взглянула на Хабаса.
— Поедемте к тете Дагалине, — сказал мальчик. — У них дом большой: всем места хватит. А потом решим, что делать…
На город наползали ранние зимние сумерки. Ехали молча, как бы в ожидании новой беды. «А что, если тетя Дагалина еще не вернулась? Скоро уже станет совсем темно, где будем ночевать?» — с тревогой подумала Рая, но тут же успокоилась. Ночлег найдется, люди, пережившие столько бед, не оставят человека среди ночи на улице. Разве могли бы они с бабушкой выжить в такое страшное время, если бы не помощь этих людей гор, людей суровых и добрых? Сколько раз они давали им, незнакомым, приют у своего очага, укрывали, рискуя своей жизнью, кормили, поили. Раньше только по книжкам да рассказам учителей Рая знала то, что увидела теперь воочию: как дружны у нас в стране люди, как один народ приходит на помощь другому, когда тот оказывается в беде…