Девочка из прошлого

— Какой? — Рустам спрашивает не то, чтобы с надеждой, скорее, для поддержания разговора. Но я не прикидываюсь, это реально тот пазл, который никак не хочет становиться на место для полноты картинки.

— Почему она прячется? — продолжаю, не уточняя, кто такая «она».

Ясно, кто. Шлюха, которая родила дочку от Айдарова, но по каким-то необъяснимым причинам не просто ее скрыла, а продолжает это делать до сих пор.

— Почему ты считаешь, что прячется? — буркает Рустам, но уже не так обреченно. Если мне удастся его разговорить, чтобы он не сидел и не пялился в одну точку, уже будет круто.

— Я не считаю. Я знаю, — отвечаю, выпуская в сторону сизый дым. — Смотри. Представь, что ты девка, которая забеременела от рандомного клиента. Что ты будешь делать по договору?

— Откуда я знаю, что они делают? — пожимает плечами Рус. — Аборт, наверное.

— Совершенно верно, медикаментозный аборт на максимально раннем сроке. Они же регулярно проходят медицинское освидетельствование. И если ты не делаешь аборт, чем ты руководствуешься в первую очередь?

Айдарову явно не доставляет удовольствие представлять себя на месте шлюхи. Он кривится и тушит недокуренную сигарету о пепельницу.

— Слушай, я уже сам себя беременной проституткой ощущаю. Давай без полного погружения, а?

— Давай, — соглашаюсь безэмоционально, — итак, чем руководствуется наша эскортница, когда оставляет ребенка?

— Выгодой? — угадывает брат.

— Именно! — тушу свой окурок и делаю глоток вискаря. — Баблом. А теперь ответь мне, почему она так и не появилась? Найти тебя несложно, при желании поставить тебя в известность нехер делать. Но она почему-то не стала качать с тебя деньги.

— Может, она сделала это по медицинским показаниям? — Рустам тоже отпивает из бокала и придвигает к себе тарелку с салатом. Уже лучше. Хотя называть ребенка дочкой не торопится.

— Тогда тем более она обязана была тебе сообщить. У них у всех контракты, беременность туда точно не входит. И как правило, девушка не может просто так уйти, она должна заплатить неустойку. Поэтому наша девица непременно бы тебя нашла, чтобы выкачать побольше бабла. Никаких препятствий для этого я не вижу. Но она не просто скрыла от тебя беременность, теперь она продолжает скрывать дочь.

— Что, если ей не нужны деньги? — предполагает Рус.

— Может и так, деньги ее не интересуют, — киваю, — зато интересуешь ты.

— Почему ты так решил?

— Потому что пленки оказались затерты как только мои парни проявили к девочке интерес. Я с таким ещё не сталкивался. Любая попытка что-то выяснить натыкается на глухую стену. Охрана торгового центра изображает полных полудурков, немых и слепых, стоит только попробовать что-то выяснить насчет этой девочки и ее няньки. Я полагаю, нам придется сильно поебаться, чтобы их найти.

— На что ты намекаешь? — лицо Рустама напротив вытягивается, и я понимаю, что он все понял.

— Да, — киваю, — правильно сечешь. Не следует зря создавать дополнительный стресс Соне. Ты сам знаешь, чем это может закончиться. И Диане не нужна лишняя информация. Мать Кати слишком явно не горит желанием вас знакомить. Так может оставить все как есть? Все зависит от того, насколько тебе нужна эта девочка.

Я должен был это озвучить. В конце концов, Рустам должен сам решить, как поступить. Ему точно есть, что терять.

— Поэтому я и говорю, что для начала надо дождаться результатов, потом найти мать и ребенка, а потом уже принимать решение, — договариваю твердо и вперяюсь взглядом в брата.

Официант очень вовремя приносит ассорти из жареного на мангале мяса, и я ощущаю прямо-таки звериный голод.

— Ты прав, Демид, — медленно выдает Айдаров после мучительной паузы. — Будем решать проблему поэтапно.

— Вот и отлично, — не скрываю облегчения, — предлагаю тогда поесть. Здесь охуенная кухня.

Глава 3

Арина

Я выдохнула только когда самолет с мамой и Катей оторвался от земли. Каждый раз, когда расстаюсь с дочкой, чувствую себя так, будто у меня вырвали кусок сердца. Я потому и привезла их с собой, чтобы заглушить ощущение этой болезненной пустоты.

Но почему-то именно сейчас было особенно трудно расставаться, хотя я понимаю, что так будет лучше для всех. Я и без того получила нагоняй от Винченцо, отца Феликса.

Странный он человек. Очень странный. Если не сказать больше.

Лишенный какой бы то ни было морали и принципов, он кристально честен, когда дело касается его личного слова или обещания.

Феликс его единственный сын, внебрачный. И отношения между ними тоже очень странные.

У меня не было других возможностей защитить своего ребенка. Или по крайней мере, я их не видела. А Винченцо дал обещание, и за эти годы я имела возможность убедиться — этот мужчина свое слово держит.

Моя дочь родилась через две недели после того, как Демид поставил в наших отношениях жирную точку. Нам повезло, что мама вернулась с собрания раньше. Она говорила, что предчувствовала беду, и я ей верю. Я сама чувствую, когда плохо моему ребенку.

Меня вовремя доставили в клинику с диагнозом «преждевременные роды», и мы всем медицинским персоналом уговаривали мою девочку подождать. Эти две недели в буквальном смысле спасли ей жизнь — легкие открылись и смогли нормально функционировать.

Она родилась на двадцать восьмой неделе, весила восемьсот граммов и была похожа на слепого котенка. И размерами была как котенок.

Потому она Катя. Катюшка, Катарина, Кэтти, Кэт.

Недели, которые моя дочь провела в кювезе, я до сих пор вспоминаю с содроганием. Это был без преувеличения самый страшный период моей жизни. Я не помню, сколько я спала, что я ела и ела ли вообще.

Пока моя дочь боролась за жизнь в инкубаторе для младенцев, я все время была рядом. Спала на скамейке под детским отделением, однажды уснула на подоконнике в вестибюле.

Я молилась, требовала, просила. Умоляла. Беззвучно кричала. Мысленно ползала в ногах. Снова просила.

Мама приносила мне в клинику еду, отчим привозил ее каждый день с другого конца острова. Я боялась выйти даже на несколько минут, боялась переступить порог больницы. Готова была поклясться, что мое присутствие придает дочери силы.

Были риски остановки дыхания, сердца, отказа любого не до конца сформировавшегося органа. И то, что Катя в свои неполные три года отличается от сверстников только ростом и задержкой речи, я считаю громадным везением.