Девочка-лед

Его брови от напряжения сошлись на переносице, отчего на лбу выступили заломы морщинок. Губы плотно сжались в тонкую линию, а сосредоточенный, цепкий взгляд обращен к бумаге, которую он держит в руках. Типичные будни моего вечно занятого дяди — Беркутова Сергея Владимировича.

Пока его извилины активно работают, я почти терпеливо жду. Лениво толкаю пальцем маятник, и наблюдаю за тем, как вся конструкция приходит в движение. Планеты солнечной системы начинают вращаться. Пялюсь на эту штуковину минуты две точно. Залипательно, черт возьми…

— Итак, Роман, — мужчина, наконец, отрывается от важной для него макулатуры и откладывает очки в сторону. — Как прошел твой праздник, посвященный вступлению во взрослую жизнь?

— Слишком громко и патетично звучит, — едва скрывая сарказм, отвечаю я.

— Вчера мы с тобой даже парой слов не обмолвились. Выглядишь, как огурчик. Неужто и в собственный день рождения остаешься верен своим привычкам? — не верит он.

— Именно. Не горю желанием стать одним из тех, кто ползает по полу и блюет под себя.

— Похвально, похвально. Но бокал вина-то пригубить можно? — замечает он.

— Мне это не нужно.

Сергей Владимирович улыбается и достает из ящика пачку сигарет.

— Не возражаешь? — интересуется, прекрасно зная, что я не люблю курево. Во всех его проявлениях.

— Кури, дядь Сереж, если есть необходимость. Травись на здоровье. Табак содержит мышьяк, формальдегид, свинец, оксид азота, окись углерода, аммиака и еще около 43-х известных канцерогенов.

— Спасибо, сынок, — на его губах застывает печальная улыбка.

— Marlboro? — спрашиваю, вопросительно вскидывая бровь.

— Они со мной со студенческой скамьи, — пожимая плечами, поясняет большой любитель кубинских сигар.

— Кстати, два актера, которые участвовали в рекламе Marlboro Man, умерли от рака легких. После чего, сигареты Marlboro получили прозвище «убийца ковбоев», — многозначительно информирую его я.

Он запрокидывает голову, и по кабинету разносится его басистый смех.

— Ромыч, ну ты прям один в один, как твой отец! Он вот так же методично каждый раз невзначай промывал мне мозги.

Под ребрами неприятно кольнуло.

Мы молчим какое-то время. Сергей неотрывно смотрит на кончик тлеющей сигареты, а я на фоторамку, которая стоит на его рабочем столе.

— Полагаю, Вы, молодежь развлеклись на славу? — незаметно переводит неприятную для нас обоих тему и прищуривается.

— Все прошло неплохо. Отдельное «мерси боку» за выключенные в доме камеры, — искренне благодарю его я, вспоминая всю ту вакханалию, что творилась позавчера в гостиной.

— У меня сердце слабое, Ром. Так что ваши утехи пусть останутся только вашими.

И слава богу. Стриптизерши, поплывшие от алкоголя парни и развязные девчонки — все это в итоге, вылилось в «так себе картину». Да еще и полуголая Лисицына, бегающая по дому с пистолетом в руках. Вот где треш-то!

— У курящего доставка кислорода к сердечной мышце резко нарушается из-за блокирования гемоглобина крови окисью углерода из табачного дыма, — продолжаю настырно занудствовать и таранить его нелицеприятными фактами. — Риск инфаркта миокарда в 5 раз выше, догоняешь?

— Боже, да все-все! — тушит окурок в пепельнице, встает и подходит к окну. — Завяжу потихоньку, слово даю.

— Только заднюю потом не включай, — прошу его заранее. — Зачем звал-то?

— Прямо уж и побеседовать нельзя о том, о сем, — ворчит мужчина.

Я хмыкаю. В его занятом графике и на сон-то времени нет… а для задушевных бесед — так тем более.

— В субботу по случаю твоего восемнадцатилетия состоится семейное торжество.

— Мать вашу, только не это, — мой недовольный стон разносится по кабинету. — Все эти пафосные приемы, на которых лизоблюды в смокингах и вечерних платьях распинаются друг перед другом, вызывают приступ тошноты.

— Наша семья на виду. Ты — мой прямой наследник, а значит, пора не только включиться в работу компании, но и заручиться необходимыми связями.

— В гробу я видал весь этот цирк уродов! — цежу сквозь зубы, снова толкая пальцем чертов маятник. — Это все? Или еще новости «радостные» будут?

— Ром…

Не нравится мне этот его взгляд и бесцветный тон. Чувствую, как в груди змеей шевелится тревога.

— Савелию стало хуже. Врач сказал, что регресс на лицо, — Сергей тяжело вздыхает и запускает пятерню в волосы.

— Так в чем проблема? Давай отвезем его в Швейцарию еще раз? К этому твоему доктору Хаусу^[7]?

— Отвезем, Ром, отвезем, — тихо обещает он, глядя сквозь идеально чистое стекло на центральный двор.

Мне не нравится, что он не смотрит при этом мне в глаза. Как будто что-то скрывает. Так и есть, судя по всему.

— Сколько? — стиснув зубы, все же спрашиваю я прямо.

— Никто не может сказать точно, Ром, — отвечает уклончиво, но от меня не укрывается тот факт, что в его позе стало еще больше напряжения. Оно так и сквозит в каждом его движении.

— Помоги ему, — прошу глухо. — Найди другого врача, если последний не справляется.

— Рома, ты же прекрасно осведомлен о болезни своего брата, — дядя, наконец, поворачивает голову в мою сторону, и впервые за последние несколько лет я замечаю, как сильно он сдал…

Сергей Беркутов, (а в узких кругах просто Беркут-старший), до сих пор может дать фору любому. Высокий, поджарый, с легкой проседью на висках. Но речь идет не о внешности. В его глазах такая хроническая усталость… Работа по девятнадцать часов в сутки явно не проходит для него бесследно.

— Ты бы съездил отдохнуть, — выдаю я вслух.

— Что все так плохо? — смеется он.

— Пора уже просто. Эта твоя вечная строительная империя рано или поздно тебя доконает.

— На этот случай у меня есть ты, Роман.

Молча встаю, надеваю куртку. Цепляю взглядом большие старинные часы.

— Свидимся на выходных, раньше не приеду.

— Давай, Ром. И только попробуй не явиться. На квартире порядок у тебя? — интересуется строго. — Учти, там приличный дом. Потише со своими горе-друганами. Ты, кстати, не подскажешь, почему Ян в больнице? Мне вчера звонил его отец…